Евгений Прошкин - Война мертвых
Это длилось один час в обычном времени и целую эпоху в электронном. Что-то среднее между соитием и обменом информацией – так Тихон мог бы определить происходившее. Он познавал не тело Алекс, а ее душу, и увлеченно наблюдал, как в ответ она постигает его самого. Их занятие было несравненно более высокого порядка, чем заурядный интимный акт, хотя оба, если честно, о заурядных актах имели понятие достаточно смутное.
Насытившись, они принимались делиться невероятными впечатлениями и, скоро истосковавшись, опять бросались друг к другу. Однако выходить из этого состояния с каждым разом становилось все тягостнее. Каким бы интенсивным не было их мнимое блаженство, в реальности оно оборачивалось неудовлетворенной страстью. Обоих потом изводило внутреннее напряжение, и они много раз обещали себе прекратить эту пытку, но цена таким зарокам известна.
И еще Тихон проверял озеро. К этому уже настолько привыкли, что даже ленились подшучивать. Лишь изредка, когда от него веяло хорошим настроением, кто-нибудь горячо вскрикивал:
– Ну?!
– Я дам знать, – деловито отвечал Тихон. Танки все прибывали, но пик явно прошел. На Ските уже находилось более тысячи “волков”, и Алекс сказала, что до полутора тысяч их количество скорее всего не дойдет. Проект затухает, лаборатории выкидывают последние машины, а новые строить незачем, они себя не оправдали. Хотели создать биомеханическое войско, а получили стадо – озлобленное, растерянное, запутавшееся в болезненной рефлексии.
– Стая, – оскорбленно поправил Тихон.
– Стая, стадо. Не все ли равно?
– Если я правильно понял, когда-нибудь поток танков иссякнет, и тогда... что тогда?
Он вдруг решил, что пребывание на Ските жутко похоже на спячку. Да ведь это действительно стоянка, осенило его. Каждый час их жизни наполнен каким-то невысказанным ожиданием, и чем дальше, тем это становится заметней.
– Алекс. Мы ведь чего-то ждем?
– Кого-то, – сказала она, будто давно уже собиралась объяснить. – Игоря ждем. Когда он появится на Ските, я буду точно знать, что наш Проект закрыт.
– Появится, – хмыкнул Тихон. – Да у нас и дышать-то нечем! Или он... в каком он будет обличье?
– Ты сам ответил, в каком. С кислородом у нас и впрямь туговато.
– С чего ты взяла, что он сюда придет?
– Он слово давал.
– Игорь – слово?! И ты веришь?
– Слову – нет, а генокоду верю. Он неизлечимо болен.
– Не костным гриппом, случайно?
– Я не шучу. Болезнь у него... В общем, даже не болезнь, а генетическая программа, последствия еще тех войн. Оффициум-летум называется. Ранняя смерть головного мозга. Неизбежная. Я подозреваю, что весь волчий Проект он .затевал под себя. Мы ведь не хвораем. Как ему кажется.
– Сейчас все лечится, – возразил Тихон. – Взять клетку, исправить код, вырастить взрослого клона и через машину перегрузить в него личность. Ой... это же бессмертие, – растерялся он.
– Вот-вот. Кто тебе вдолбил такую чушь?
– Но клонирование первого порядка...
– Дает младенца.
– Взрослого тоже можно. Когда нас вербовали, выращивали наших двойников....
– И сразу убивали. Ты хоть понимаешь, что мышление – процесс физиологический? Иными словами, когда человечек кумекает, происходят электрохимические реакции. Когда не кумекает, тоже происходят, но другие. Всего-навсего. А теперь скажи: может ли физиология не влиять на сам аппарат?
– Не знаю, – помявшись, ответил Тихон.
– Не может. В смысле, влияет, конечно. Человечек ду-умает, ду-умает, а КГМ, кора головного мозга, меня-ается, меня-ается. А вместе с ней потихоньку и психоматрица другой вид приобретает. Если периодически снимать данные, допустим, каждый год, это становится заметно. Но в генотип, к сожалению, мыслишки не откладываются. КГМ клона, какого бы возраста он ни был, окажется девственно чистой, устроенной под одну только наследственную информацию. Корректно разместить в ней сформировавшуюся личность не получится.
– Где ты этого нахваталась? – озадаченно спросил Тихон.
– Это азбука, дорогой.
– И то, что я надеялся найти свои образцы и...
– Я тебя тогда не стала расстраивать. Никуда нас из “волка” нельзя пересадить, разве что на другую машину. Вот с КБ дело обстоит намного проще, он универсальный и с большим запасом. Но и там свои тонкости: формат, система кодировки, всякое такое.
– И Игорь на это пойдет? Добровольно станет танком?
– Жить-то хочется.
– Ладно, клонирование первого порядка отпадает, но в Школе говорили, что конкуры освоили второй.
– Может, и освоили. А что?
– Игорь с ними связан, вот что.
– С конкурами?! Ты рехнулся. Как с ними договориться?
– Я не договаривался, – буркнул Тихон. – А вот Игорь – точно. Когда мы с Владом зависли, он нас ни на одну операцию не посылал. Берег. Торчали в бункере, как два идиота. Сколько мы народу могли спасти? Игоря это не волновало. А когда конкуры появились на Тихом Ветре, выпустил. Потому что заранее знал, какой это будет десант. Карательный. Они по мирному населению прошлись, а нас как будто и не видели.
– На Тихом Ветре?
– Да.
– Там все было по-другому. Он за дочь боялся.
– Откуда ты про дочь?..
– Интересовалась. Он же не с самого рождения был засекречен, кое-где успел отметиться. Просто мне небезразлично, кто меня изуродовал. Игорь родился на
Тихом Ветре и главную лабораторию открыл там же. Наверное, хотел быть поближе к дочери. У них странные отношения, ста часов друг без друга побыть не могут. По интервидению постоянно связываются. Линия анонимная, почти неопределяемая, но у меня было достаточно времени, чтобы кое-чему научиться. Из-за дочери он вами рискнул.
– Туда двадцать девять машин шло, дочурку его ненаглядную спасать. И все мимо пролетели. В... как ее?.. в неподконтрольную зону.
– А ты думаешь, Игорь в Проекте один? Или у них накладок не бывает? Не станет же он всем рассказывать, какие колонии можно подставлять, а какие – нет. Оттого и пустил вас наружу, что был в отчаянии. Любит он свою дочь безумно. Она еще маленькая, в Лагере живет. Имя такое красивое. Сьен.
– Хорошее имя, – пробормотал Тихон. И про себя повторил. – Сьен... да, хорошее...
Больше он ничего не сказал. Развернулся и поехал к озеру. Игоря вместе с его дочерью Тихон запихнул в самый дальний угол памяти. Он пожалел, что КБ не снабжен канализационным отверстием. Спустил бы – и избавился. Не получалось.
Вокруг все шло, как шло, разве что поток машин совсем иссяк. За тысячу часов, за десять местных суток, их переносилось от пяти до пятнадцати штук, иногда даже меньше. Кто-то назвал их беженцами, и ярлык оказался неожиданно стойким.
Беженцы. Это автоматически переводило “волков” в иной статус: не изгнанники, не уроды, не списанная рухлядь. Вроде – убежали, вроде бы – сами. От кого? Это неважно. Сами. Выбрали. Не захотели оставаться и пришли сюда. Потому что здесь лучше.
Впрочем, беженцем “волк” был ровно столько, сколько он добирался от платформы до Девяти Озер – тоже чья-то придумка, кажется, Зигфрида. Сливаясь с общей массой, танк переставал отличаться. Они все были такими.
Оживление на Ските съело себя изнутри и затухло. Особого повода для него не было и раньше, но толкотня и гомон переговоров создавали иллюзию действия, хотя многие давно уже видели, что никакого действия на стоянке не происходит. Теперь это стало ясно даже самым глупым и неунывающим.
Скит затянуло вязкой паутиной ожидания – чего именно, знали только двое. Тихон начал подолгу смотреть на запад. Это было так же бессмысленно, как и его микробиологические исследования: прежде, чем доехать, каждая машина возникала на радарах, но последнее время в его поступках было все меньше логики.
Как-то раз получилось так, что за четверо суток прибыл только один беженец. Уже скоро, предупредила Алекс. Она передала это открытым текстом, но, кроме Тихона, ее никто не понял. Потом на платформе финишировали еще две машины, с промежутком в семь минут, так, что Скит заговорил о новой волне иммиграции. Следующие двадцать суток не было никого.
– Он явится до заката, – сказала Алекс. И, подумав, добавила:
– Или никогда. Я перехватила уведомление Воспитательного Надзора. Игорь забрал Сьен из Лагеря.
Бросив ковыряться в воде, Тихон выехал на окраину стоянки. Вместо одного “волка” могли прийти два, и этого он боялся больше всего. Не выдержав, Тихон медленно двинулся к платформе.
– Хлеб-соль захватил? – насмешливо спросила Алекс.
– Ты же не с Земли.
– Книги. В них все написано. Ладно, решил – отправляйся, только не убивай его. Мы Игоря в лотерею разыграем, на генераторе случайных чисел.
– Тогда ты выиграешь, – сказал Тихон.
– Это уж наверняка.
Незаметно для себя он углубился в пустыню настолько, что стал терять из виду дальние машины. Когда с радара исчезла последняя группа точек, его вызвала Алекс.
– Возвращайся, он уже на стоянке.
