Александр Сивинских - Имя нам – Легион
– Зовите-ка вы меня лучше Филиппом, – предложил я.
– Посмотрим, – сказала она и сразу пошла дальше, не дожидаясь, что я скажу еще.
Мне оставалось только хмыкнуть. Еще одни таинственные наблюдатели за человечеством. И за перипетиями войны Больших Братьев, вероятно, тоже. Иначе откуда им знать о моем появлении именно здесь и именно сегодня? Они, надо полагать, присматривали за мной с самого начала. И не вмешивались, ожидая, что же я сумею (и успею) натворить. И записывали в свои регистрационные журналы результаты наблюдений. «День первый. Появление двух вооруженных особей вида хомо вульгарус. Район появления изолирован. Особи повреждены. Особь номер один демонстрирует нервозность, особь номер два пребывает без сознания. День второй. Особь номер один продолжает нервничать, особь номер два продолжает пребывать без сознания. Отмечено дальнейшее ухудшение ее состояния…»
И так далее…
«Черт! – подумал я. – А ведь они, пожалуй, могли спасти Генрика. Однако не спасли. И что теперь? Показать им за это кузькину мать? Газават объявить? Залить кровью город?»
Не скажу, что я начал ощущать направленный в мой адрес злой умысел туземцев, но по сторонам стал смотреть настороженней. Однако уже через минуту почувствовал себя козлом, которого по незнанию пустили в цветник, и который первым делом нагадил на тропинку, вторым – заорал гнусным голосом, напугав хозяйских детей, а третьим – сожрал самый редкий цветок, обидевшись на то, что его не приводили в этот славный уголок прежде.
Желая избавиться от возникшей внутренней неловкости и хоть как-нибудь оправдаться, хоть чем-то обелиться перед этим чудесным миром, я сказал моей проводнице первое, что пришло в голову. В голову мне, добрый десяток минут изучающему подробности ее фигуры со стороны весьма привлекательного тыла, не пришло ничего кроме комплимента, достойного нагловатого уличного приставалы:
– Знаете что, Светлана! А вы мне очень нравитесь!
– А вы мне не очень, – было ее ответом.
Вот те на, подумал я. Нравы здесь, однако… Сначала вас целуют взасос, доводя до полного оглупления, а потом мимоходом отшивают…
Светлана тем временем свернула к дому, похожему на перевернутый вверх тормашками торт «муравьиная горка». Дом был голубовато-молочного цвета, его обрамляли густые заросли рябины с только-только начавшими рыжеть крупными гроздьями ягод.
– Вот мы и пришли. Первое время, пока не освоитесь, вам придется пожить у меня. У нас вообще-то нет ограничений на место проживания, но думаю, так будет лучше в первую очередь для вас. Не возражаете?
Я отрицательно помотал головой, потом спохватился, вспомнив, что жесты отнюдь не всегда выражают одно и то же для разных народов, и сказал:
– Нет, не возражаю. Но как же вы? Чужак в доме да еще с оружием…
Про то, что чужак, кстати, не только здоровенный мужик при всех своих мужицких интересах, но вдобавок и не совсем приятный ей тип, я предпочел благоразумно умолчать.
– Оружие вы уберете подальше, и палить из него, надеюсь, не станете. А комнат в доме предостаточно. Входите. Да входите же, не бойтесь.
Агрессивно модернистское снаружи, изнутри ее жилище выглядело вполне классически. Правда, для моего взгляда, мало привычного к роскоши королевских апартаментов, и оно не показалось таким уж обычным.
Стены первой комнаты были отделаны прямоугольными панелями. Каждая обрамлена резной рамкой темного дерева и обита шелковистой тканью с затейливым цветочным узором. Мебель, состоящая из низенького столика и четырех просторных кресел – исчерна-синих, полупрозрачных и мягко подсвеченных снизу, – занимала не менее половины площади.
Среди тисненых по шелку цветочков я заметил краем глаза некое скрытое движение и с изумлением признал, что создается оно вышитыми крошечными эльфами, резво порхающими с лепестка на лепесток, стоит только отвести от них прямой взгляд. И, кажется, беспечные малютки занимались не только сбором воображаемого шелкового нектара, но и легкомысленно предавались кое-каким, вполне «взрослым» забавам. Я стыдливо сменил объект наблюдения.
Окна и видеоэкраны, если они и были в комнате, скрывались за тяжелыми портьерами. На портьерах, по счастью, узор сохранял пристойность. Редкие шевеления растительного орнамента в расчет можно было не принимать.
– Здесь вечерняя гостиная, – объяснила Светлана, минуя комнату и устремляясь через массивную дверь в широкий коридор. – Там и там – спальни. Там – ванная и прочие удобства. Дневная часть дома на втором этаже. Прошу сюда.
Мы стояли перед закрученной винтом лестницей. Снова темное дерево да еще темный металл благородного красноватого оттенка. Кажется, бронза.
– Я предлагаю в ваше распоряжение именно второй этаж. Там вы сможете чувствовать себя увереннее, не обременяясь случайными контактами со мной и моими гостями. У вас также будет возможность покидать дом и возвращаться, когда захотите. На дневной половине имеется отдельный вход, ведущий на балкон и далее в сад. Оттуда же любитель натуральных солнечных ванн может попасть на крышу. Ну как, Капралов, согласны остаться?
– Еще бы, – сказал я.
– Замечательно, – сказала она таким искренне веселым тоном, словно обрадовалась моему согласию на самом деле. – Поднимайтесь, я научу вас пользоваться пищевым блоком, гардеробом и устройствами индивидуальной гигиены.
Вот так я и оказался в объемистой теплой ванне, доверху наполненной душистой голубой водой «с пузырькям», как выражается мой дядька Прохор. Тот самый, у которого я собирался укрыться от гнева Аскера. (Господи, как давно это было-то…) Правда, говорит он так не о джакузи, а о недозрелой браге, которую рьяно ненавидит за омерзительный вкус, но которую почему-то продолжает по временам не менее рьяно употреблять. Разумеется, когда его возлюбленные пчелы достаточно далеко. Пчелы спиртного не любят. Вообще, он мужик с воображением и даже, возможно, по-своему талантливый. Но о его талантах мало кто догадывается за пределами узкого круга друзей и родственников. Впрочем, ни сам он, ни его пчелы не имеют больше ни малейшего отношения ни к моей эпопее, ни даже к волшебным «пузырькям».
Я немного побаловался водоносным краном. Нажмешь рычажок влево – вода бежит теплая, нажмешь вправо – холодная. И чем сильнее жмешь, тем выше или ниже температура воды. Жаль, но как я не бился, особо контрастного обливания не смог достичь в принципе. «Вилка» температурного перепада была жестко ограничена примерно сорока градусами «сверху» и пятнадцатью «снизу». Плюс пятнадцатью, разумеется. И, тем не менее, ванна мне понравилась.
А еще мне понравился гардероб. Основу его составлял компьютер. Сперва я был отсканирован в жутком темном сундуке, поставленном на попа, а уж потом допущен к процессу моделирования одежды. В какие только наряды я не облачал своего голографического – в полный рост, один к одному – двойника! Конструировать одежду и обувь оказалось донельзя просто, база заготовок была обширнейшей, и я попроказничал от души. Начал с концертного фрака, а закончил плохо выделанными шкурами пятнистой гиены, топорно скрепленными в некоторых местах сухожильями и наброшенными манекену на одно плечо. К сожалению, я не сумел нарисовать на голографическом Филиппе ритуальных татуировок и безобразных шрамов, полученных в борьбе за эти самые шкуры и сухожилья. Для повседневной носки я заказал малый хулиганский набор: широченные, в черно-белую клетку холщовые штаны до середины икр, белую майку-безрукавку с надписью «Пошли вы лугом!» на груди и спине, а еще белые гольфы и полукеды.
Одежный агрегат все еще ворчал, перерабатывая заказ, когда я, неся в одной руке большую кружку яблочного сока, а в другой – бутерброд с сыром, отправился отмывать дорожную грязь.
Пищевой блок мне, кстати, не понравился.
Он просто привел меня в полнейший восторг! Одного я не мог понять: где же каталог мясных и рыбных блюд?
Когда ласковая водица разморила меня до полудремы, я неимоверным напряжением воли заставил себя встряхнуться и, моргая, полез из ванны. Обтершись лохматым полотенцем, без следа поглощающим малейшие частицы влаги, прошлепал по тесовому полу к огромному окну и выглянул наружу.
Там все было распрекрасно.
Неистребимый дух райской идиллии и прочее благорастворение воздухов сочились ко мне прямо сквозь стекло. Круглощекие, ясноглазые, кудрявые и шумливые ребятишки гоняли веселой сворой по кустам малую собачонку, похожую на пекинеса. Их моложавый наставник мило ворковал с улыбчивой дылдой-старухой, похлопывающей по длинному и неплохо сохранившемуся бедру собачьим поводком. Когда я выглядывал в окно в прошлый раз, старуха, забросив ногу на ногу, сидела на скамеечке и поглаживала по ухоженной шерстке свою шавку, развалившуюся рядом. А дядя-воспитатель учил детей ходить на руках.
Старуха, видимо, почувствовала мой взгляд и помахала мне рукой. Я помахал ей в ответ и поспешно ретировался, стесняясь своей распаренной розовой наготы.
