Руслан Мельников - Пески Палестины
…стрелять придется, значит!
Бурцев не стал дожидаться, пока немцы начнут пальбу. Вдарил сам. Длинной трескучей очередью.
Фрицы упали. Путь был свободен. Но по подземным лабиринтам уже раскатывалось гулкое эхо. И почти сразу же — с секундным запозданием — не больше — на выстрелы отозвалась сирена. Пронзительный вой шел отовсюду, вой наполнял, захлестывал пространство. Вой ощущался не только барабанными перепонками — всей кожей.
Тре‑во‑га!
— Не стоять! — поторопил Бурцев спутников. — Бегом марш!
Джеймс подобрал полы балахона, прижал к боку папку рейхсфюрера. Аделаида вцепилась в Бурцева. Сам же он крыл матом злополучные шпоры, которые так и не удосужился снять. С этакими колодками быстро не побегаешь. Но он бежал. Так быстро, как только мог. Бежал и тащил за собой перепуганную жену.
Где‑то поблизости кричали по‑немецки. Где‑то бухали сапоги. Скоро, очень скоро здесь будет черным‑черно от эсэсовских мундиров.
Часовые, дежурившие у входа в хронобункер, видели, как под вой сирены из коридора выскочила странная троица. Но тоже не решились сразу открыть огонь. Эсэсовцев смутили одежды медиума эзотерической службы — службы, которой надлежало не препятствовать, а оказывать содействие. Ну а тот, кто не стреляет сразу, рискует упустить эту возможность навсегда.
Бурцев снова нажал курок «шмайсера» первым. Пули застучали по бронированной двери, по бетонным стенам, сбили дисциплинированных солдат цайткоманды…
Потом он отчаянно барабанил в запертую дверь. И сапогом, и прикладом, и рукоятью меча. Целую вечность, казалось, барабанил. Подумалось: ушла‑таки верная дружина по неведомым магическим тропам времени и пространства. Оставила, бросила своего воеводу…
Нет, не бросила!
Дверь открылась.
Встревоженные лица, вопросы, в смысл которых Бурцев сейчас и не пытался вникнуть. Беглецы ввалились внутрь.
Дверь закрылась.
Аделаида стыдливо запахнулась. Спряталась за мужа.
— Заходи, Аделаидушка, не стесняйся, — дружелюбно и печально — никак, вспомнил свою Дездемону — прогудел Гаврила.
— Здрасвуйся, здрасвуйся, — радушно заулыбался Сыма Цзян.
Эти двое стояли ближе всех.
— Аделаидка! — Юрким рыжим чертенком из‑за спин новгородца и китайца выскочила Ядвига. — Ты?!
Освальдова женушка обняла подружку и названую сестрицу, оторвала от Бурцева, потащила за глыбы платц‑башни. Ну все, дочь Лешко Белого теперь под надежной опекой.
Бурцев огляделся.
Погасшие (а ведь все равно дождались ребята своего воеводу!) огни в чашах. И трупы. Лежат вповалку под бетонной стеной хронобункера. Н‑да… Перебита вся команда эзотерической службы СС. Бедолага Ганс — тоже.
А сирена надрывается, сирена воет так, что разговаривать можно лишь на повышенных тонах.
— Что у вас стряслось?! – проорал Бурцев.
— Да вот… — развел руками Гаврила. — Шум поднялся, немецкие колдуны шибко занервничали. Ну, мы их и того… Уж не серчай, воевода.
Вообще‑то у Бурцева имелись сомнения в том, что расправа над пленными была так уж необходима, но и особой жалости к убитым он не испытывал.
— Ладно, все за камни! Быстрее!
Сколько времени теперь подарят им фашики? Вряд ли очень много…
Сам он в круге древнеарийского мегалита очутился одним из первых. Но задержался в платц‑башне ненадолго. Вскочил на «Кеттенкрафтрад». Завел.
Полугусеничный мотоцикл‑вездеходик, натужно подвывая, поволок по широкому проходу меж камней тяжелый прицеп. Опрокинул и раздавил по пути пару чаш. И вы‑ы‑ытянул из‑за глыб «гроб» Хранителей.
Бурцев заглушил мотор. «Атоммине» должна остаться здесь. В этом времени, в этом месте. И не просто остаться.
— Бурангул, давай свой колчан!
Юзбаши отдал. Бурцев вытряхнул стрелы, вытащил взрыватель с часовым механизмом. «Будильник» для германского чудо‑оружия… Сколько там выставлено времени‑то? Четыре минуты? Сойдет. Успеют убраться. А не успеют — так лучше уж очутиться в эпицентре ядерного взрыва, чем в камере допросов по коридору направо.
Глава 72
Он вставил запал в гнездо соединительной трубки на крышке атомного «гроба». Взрыватель вошел легко, вкрутился быстро. Слава богу, ни Мункыз, ни булава Гаврилы не повредили резьбу. Щелкнул фиксатор. Ага… назад уже никак. Назад не выкрутишь. И не надо!
Бурцев сорвал красный предохранительный колпачок. Запустил часовой механизм. Дрогнула, сдвинулась с места секундная стрелка. Скоро оживет и минутная. А без предохранителя любая попытка остановить ее ход и обезвредить ядерный заряд лишь вызовет преждевременную детонацию.
«Атоммине» теперь не поддается разминированию. Отсчет пошел. Бурцев побежал. Назад — к платц‑башне.
Прощай, центральный хронобункер СС! Гореть тебе атомным пламенем со всеми коридорами, тоннелями и допросными камерами. Ровно через четыре минуты гореть… Нет, уже меньше!
— Сыма Цзян, заклинание перехода!
— Твоя башня? — уточнил китаец.
— Да, Сема, моя башня!
Шлюссель‑менш в роли шлюссель‑башни — часть вторая… В принципе, поработать башней сейчас могла бы и Аделаидка, и Ядвига. Тоже ведь «шлюссели». Но пусть уж лучше не отвлекаются девочки. Одна вон еще не пришла в себя, вторая успокаивает…
В запертые изнутри ворота, в бронированную дверцу с закрученным до упора поворотным кольцом уже стучали приклады.
Сыма Цзян бормотал заклинание.
Откуда‑то из‑под ног заструилось багровое колдовское сияние.
Магия платц‑башни просыпалась снова.
Ну, а дальше? Цайт‑прыжок забросит их туда, куда пожелает шлюссель‑менш. И в «когда» он пожелает. Бурцев пытался разобраться со своими желаниями. В первый раз было легче. В первый раз шлюссель‑менш точно знал, куда и в какое «когда» он хочет попасть. Достаточно было представить Аделаидку — и пожалуйте в хронобункер СС. А сейчас… Что? Что сейчас?
Опять Иерусалим? Венеция? Псковская балво‑хвальская башня? Дерпт? Кульм? Священный лес прусских вайделотов? Взгужевежа? Безымянная башня перехода на Силезской дороге беженцев, с развалин которой Бурцев начал свой путь в прошлом? Или попробовать что‑нибудь новенькое? А век? А год? Думай, шлюссель‑менш, думай! Точные мысленные координаты — вот что от тебя требуется.
Арийская магия уже окутывала их зыбкой пеленой цвета крови. Стародавнее колдовство в последний раз ткало свой чародейский кокон. Кокон перехода.
А рядом отсчитывал секунды часовой механизм «атоммине».
И надрывалась сирена.
Но в ворота и в дверь почему‑то больше не ломились. Будут взрывать?
Шипение… Сверху… Бурцев поднял голову. Из‑под потолка — из маленьких отдушин валили клубы… Пара? Да нет, конечно же, нет!
Газ!
Вот о чем он не подумал. А ведь мог бы! Однажды в Венеции их так уже подловили. Напустили усыпляющей дряни — и взяли голыми руками. Здесь, правда, пространства побольше. Пока еще наполнится весь бункер…
Бункер наполнялся быстро. В багровом сиянии пробудившейся магии газовое облако, струящееся, расползающееся по бетонной коробке, было заметно особенно хорошо. И выглядело весьма зловеще.
Зрелище это мешало сосредоточиться, сбивало с мысли. Вся предыдущая концентрация — коту под хвост. Но если шлюссель‑менш не задаст координаты перехода, куда их занесет древнее колдовство?
Бурцев попытался собраться. Не вышло. Думалось совсем о другом. Чем фашики хотят их заставить дышать в этот раз? Опять усыпляющей дрянью? Или травят ипритом? Чтоб уж наверняка…
А красноватая газовая муть все оседала сверху смертоносным туманом. Магический кокон почти сформировался. Почти… А вдруг они не успеют? Вдруг надышатся прежде, чем… Вдруг в путешествие через время и пространство отправятся лишь их трупы? Или переход сорвется и трупы останутся здесь — дожидаться ядерного взрыва?
— Сесть! — приказал Бурцев. — Лечь!
Поближе к полу, подальше от потолка. Так они выиграют хотя бы доли секунды.
— Вдохнуть глубоко! — Вдохнули.
— Теперь — не дышать! ЭТИМ — не дышать!
И — сам задержал дыхание. И привлек к себе Аделаиду. И широкой ладонью закрыл лицо дочери Лешко Белого. И рот, и нос. Прижал крепко, чтоб не вырвалась, не вдохнула…
Не вдохнуть! Только бы не вдохнуть…
Потерпи, милая…
Аделаида дернулась. Бурцев сгреб жену в охапку — нельзя сейчас трепыхаться, нельзя тратить драгоценный кислород. Одной рукой держал. Другой гладил — нежно, успокаивающе.
И задавал…
Потерпи, родная!
Координаты…
От недостатка кислорода перед глазами плыли радужные пятна.
Перехода.
Не‑вы‑шло!
Пятна смешивались с колдовской дымкой. Краснота вокруг становилась нестерпимой. Даже закрыв глаза, он видел ее. В такт сердцебиению пульсировал магический кокон перехода.
