Алексей Доронин - Утро новой эры
Боевая машина пехоты, сопровождала безоружные вездеходы по худо-бедно населенным пригородам, не оставила их и в самом городе.
Поисковики знали, что на окраинах Новосибирска долго цеплялись за жизнь несколько десятков тысяч семей, которые не ушли, даже когда город покинула последняя волна беженцев. Всего волн было три. Во время первой люди спасались от радиации и огня сразу после удара. Второй поток беженцев начал истекать из города к двадцатому дню, когда стало по-настоящему холодно и голодно. Главными направлениями эвакуации были юг и юго-запад — Бердское шоссе и трасса К-17р соответственно. После этого город обезлюдел процентов на девяноста пять. Третья волна началась, когда растаял снег, и пришли наводнения, болезни… и вернулась радиация.
Во время первой волны еще пытались пользоваться транспортом, вторая и третья были почти исключительно пешими. Назад не вернулся никто, потому что возвращаться было некуда.
Антон видел их пару раз — крадущиеся тени крадущиеся вдоль стен. Он гадал, кому было хуже — им или тем, кто ушел в лагеря беженцев. Чьи кости лежали под снегом, обглоданные одичавшими собаками или людьми.
Местные были неопасными и относительно мирными, если их не трогать. Еду эти бедняги добывали, роясь в развалинах, да шерстя по покинутым квартирам и магазинам центральной, наиболее пострадавшей части города. Но селиться предпочитали на порядочном удалении — по той прозаической причине, что в центре человек не мог преклонить голову, не опасаясь ночью быть погребенным обвалившейся кровлей или замурованным в подвале обвалившимися лестничными маршами.
Правда теперь, год с лишним спустя, исчезли и они, поэтому встреч с людьми они не ждали. Но на всякий случай подготовились.
Как только они въехали на территорию Новосибирска, ощущение того, что кто-то, затаившийся за пустыми окнами, провожает их взглядом, начало покалывать его. Но, оказывается, и к этому чувству можно привыкнуть, как к жужжанию мухи.
До войны Антон обошел это город вдоль и поперек, после нее прошел его дважды насквозь, минуя только эпицентр. В первый раз это было сразу после того, как его часть разнесло то, что могло быть только крылатой ракетой. Теперь вернулся сюда, но уже не как свободный бродяга-мародер, и двигало им не сорочье желание притащить в нору что-нибудь блестящее. Теперь у него, как и у всех остальных, была важная миссия.
Он посмотрел через лобовое стекло, которое одно нельзя было закрыть свинцовой заслонкой, где в свете фар проплывал безликий ландшафт. Когда-то этот был деловой район. Теперь и у них здесь дело, не терпящее отлагательств. Огромные бизнес-центры и жилые дома, по улицам Сакко и Ванцетти и Шевченко — до тридцати этажей и выше, которые как грибы после дождя продолжали возникать и после кризиса, когда-то доминировали над зданиями советской застройки. Теперь их было трудно распознать в уродливых утесах, поднимавшихся из грязевого моря. Напрямую они решили не срезать — слишком угрожающе выглядели эти холмы, под которыми были похоронены десятки тысяч людей. Офисные здания в субботу днем были почти пусты, а вот жилые дома наверняка были настоящими могильниками.
Заблудиться среди них было легко, и после летних дождей они могли находиться в состоянии неустойчивого равновесия. Ход тяжелых машин мог вызвать сход с них настоящих лавин, и они об этом помнили. Наверно, именно поэтому водитель решил продолжить движение вдоль берега.
Тщетно вглядываясь в покрытое разводами стекло, Антон не увидел ни Коммунального моста, ни метромоста. Похоже, гикнулись.
Вскоре они достигли места, где улица переходила в Красный проспект — его он узнал только по ширине и еще потому, что здесь уходила на юг громада железнодорожного моста. Но цел ли он, или половина, отсюда было не разглядеть. Даль терялась в тумане.
Ничего похожего на машины на проспекте не было даже в тех местах, где грязь почти отступила. Должно быть, цветной металл расплавился и спекся в блины.
Здесь они повернули на север. Где-то справа должна была быть огромная коробка торгового центра «Гигас», но от нее не осталось даже следа. Не было и автовокзала. Антон увидел, как справа проглядывают из-под грязи рельсы железной дороги и остатки эстакады, и понял, что они на правильном пути. Впрочем, водителю и штурману было виднее.
Академгородок, который они миновали по касательной час назад, не сильно изменился с тех пор, как они эвакуировались. Вода отхлынула, и район навсегда застыл в посмертном оцепенении. Там были прежние улицы и дома, только без людей. От тех не осталось даже тел, их или унесла вода, или скрыли наносы грязи, кое-где доходившие до окон первого этажа.
Здесь, в центре города, все было по-другому. Вначале казалось, что они легко найдут нужную улицу, но по мере приближения к цели возник целый лес трудностей. Проблемой стало даже определение номеров домов: краска слетела, таблички оплавились и стали нечитаемы. Здания-ориентиры либо рухнули, либо были изуродованы до неузнаваемости, а некапитальные постройки вроде остановок и торговых рядов сгорели дотла. В Центральном районе можно было десять минут ломать голову, и только потом догадаться, чем раньше была эта груда камней, и чей это памятник, оплавленный и похожий на языческого идола.
Понять, где они, можно было, только постоянно сопоставляя картину прежнего города с тем, что было перед ними теперь. А для этого приходилось вспоминать. Время проходило, а люди в кабине становилась все мрачней и напряженнее. Еще недавно делившиеся эпизодами из прошлой жизни, все больше угрюмо молчали. Они напрягали память, оживляя в ней картины того города, который находился на этом месте всего два месяца назад: вот здесь было кафе, вот здесь ресторан, а тут вроде бы торговали какими-то сувенирами. Каждый думал о чем-то своем.
Антон видел, с каким трудом выбирается направление. Курс корректировал один из «областников», немолодой лысеющий мужик с сизым носом в красных прожилках по фамилии Либерзон, сидевший между водителем и командиром. Звали его Иван Иванычем. Другой уцелевший из городского пункта управления сидел с краю, еще одно сидение в кабине пустовало.
Перед глазами проводника была подробная карта с пометками еще со времен спасательной операции. Красный круг радиусом в три километра соответствовал эпицентру первого, более мощного взрыва: месту, горело все, что могло и не могло гореть. Здесь была зона сплошных разрушений.
Из Зеленой и Синей зон уцелевшие жители Новосибирска давно вынесли все, что можно было употребить в пищу. Караваев даже удивлялся той методичности, с которой город был разграблен. В радиоактивном аду люди не пропустили ни одной буханки хлеба, ни одной банки консервов там, где можно было хоть недолго находиться на открытом месте; не забыли ни одного ларька, ни одной забегаловки, а про склады и говорить нечего. Выпотрошили даже автоматы по продаже леденцов, притом, что магазины бытовой техники или ювелирных изделий остались почти нетронутыми.
А здесь, рядом с «Ground Zero» на поверхности ничего не нашел бы даже самый отчаянный мародер. То, что не доделали пожары и взрывная волна, закончило наводнение — если что-то здесь и было, оно оказалось погребено под слоем спрессованных обломков. С лопатой тут было делать нечего, и даже экскаватор мог не помочь.
Но именно здесь глубоко под землей они надеялись найти то, что поможет Подгорному пережить новую зиму без голода.
Даже выйдя на поверхность, они продолжали жить в режиме вечного аврала. Как только в начале сентября закончилась свистопляска с уборочной, когда из земли пришлось выкапывать недозревшую картошку — практически монокультуру, сразу же началась подготовка к зиме, которую ждали рано. Уже в конце октября ждали заморозков до минус двадцати.
Еще в начале уборочной страды было ясно, что крохотного урожая хватит только до следующей весны. Охота не могла заполнить брешей, рыбы в ближайших реках не было, и даже забой лошадей и коз мало что дал бы.
Перед общиной снова встал ненадолго забытый призрак голода. В этой остановке ее руководство ломало голову, перекраивая продовольственные нормы как тришкин кафтан.
Наличного запаса хватило бы, чтоб пережить зиму. Но на грани голодного обморока, и не всем. Казалось, помочь может только чудо, но дни шли, а чудес не происходило. Стоит ли удивляться, что когда подвернулась возможность поискать еду там, где никому еще не приходило в голову — в эпицентре, за нее сразу ухватились?
Возглавлял экспедицию Павел Ефремов, за техническую часть и вождение отвечал работавший бывший нефтяник, работавший на «северах», а на Антоне лежала ответственность за спуск. Или «залаз», как он его называл.
Автопарк Города поражал пестротой. Тут были и армейские «Уралы», найденные еще в Новосибирске, и десяток КамАЗов, доставшихся поисковикам в почти идеальном состоянии, и две «Шишиги» выживальщиков, которые прошли испытание посерьезнее, чем ралли «Париж-Дакар». Из боевой техники имелось две боевых машины пехоты, три МТЛБ и несколько новых «Тигров» и «Волков». Тут же был целый взвод внедорожников и малотоннажных грузовиков. Все это собирали с миру по нитке; и если мелочь в основном происходила из подземных гаражей, где ее не затронуло действие импульса, то почти все большегрузные автомобили были добыты во время вылазок.
