Александр Лаврентьев - Зона вторжения. Байкал
— Ты бы, Саня, сел да рассказал все, как было.
Седой тяжело опустился на скамью.
— Да что рассказывать! Обычная история! Ты после установления Халифата там остался, а я тут, в Сибири! Два года назад послали меня выбить шахов-террористов с села Карагай в Горном Алтае. У алтайцев с русскими сложные отношения тогда были. Они под шумок отделиться хотели! Село дальнее, на границе с Халифатом. Ну и бегают там шахи через границу да в Алтайский край то и дело заглядывают, то школьный автобус подорвут, то кого из наших к себе утащат, выкуп требуют… Ну как обычно! Ну и вступили мы в бой с бандюками. У меня взвод вот таких вот пацанов необстрелянных! — Седой кивнул на капрала. — А с села минометный обстрел идет! И укрыться, понимаешь, практически негде — склон горы, да дорога! Нам бы жахнуть по ним в ответ, а — нельзя! Мирные, бляха-муха, жители! Ну, шахов мы порешили, ворвались мы в село, а там — словно и не было никого! А у меня уже полвзвода нет! И перед глазами, знаешь, пацан один стоит — ему ноги оторвало, ну я то вижу, что все — не жилец! — а он-то и не знает еще этого! И говорит мне: «Нехорошо получилось, мамка ругаться будет…» Понимаешь, ты? Он умирает уже, и все про мамку эту свою вспоминает… Ну я со злости собрал все население села этого, небольшое такое село, вот как Нерха, да и хотел поставить их к стенке через одного! Ну они мне выдали двух пацанов и девку! И миномет. Я их лично отвел за угол и шлепнул! Хорошо еще, ребятам не отдал — растерзали бы! Ну и донес кто-то. Да я даже знаю кто. Ну и алтайцы подсуетились. Тут же правозащитники поналетели, вой подняли — солдатня детей режет! То! Се! Ну меня сразу за шкирку — и все! Нет больше боевого офицера Александра Седых! Есть зэка под номером 5693! И срок — в двадцать пять лет! И никаких прав, кроме как сдохнуть в этом руднике проклятом, прогинаясь под таких вот Горынычей! Вот тебе и карающая рука Господа! — Плечи Седого вздрогнули в темноте.
Алексей молча достал отставленную Михалычем бутылку, взял две ближайшие рюмки, налил до краев. Подвинул Седому. Сел рядом, плечом к плечу.
— Давай, Сань, выпьем за помин души всех братишек, павших на этой войне и на всех предыдущих! За всех наших. Аминь!
…И снова ему не удалось выспаться. Стоило опустить голову на жесткую подушку, как дверь распахнулась, в трапезной затопали, и кто-то крикнул:
— Мужики! Татьяну украли!
Алексей с трудом оторвал голову от подушки. В дверях кто-то стоял, светил фонарем.
— Не свети! — рыкнули рядом.
Луч фонаря ушел в сторону. Алексей рывком сел, нащупал рядом «Нортон», протер глаза. В дверях стоял Викентий.
Увидев Алексея, снова крикнул:
— Там с Забоки пацан прибежал! Сказал, Таню украли!
Алексей посмотрел на кровать, где лежал Бато. Слава Богу, врач вколол Аюшееву успокоительное, и тот сладко спал, не слышал Викентия.
— Не ори! Разбудишь капитана, поколочу, — тихо, но сердито ответил Алексей, надевая старое трико и растянутый свитер, которые ему еще днем одолжил Михалыч.
Вышли в трапезную.
— Говори, что стряслось? Четко, ясно и подробно.
— Два часа назад пропала, прямо с Забоки. Ира, ну жена Михалыча, проснулась, а ее нет, сначала думали, мало ли, до ветру пошла, а потом хватились, пошли смотреть: утащил ее кто-то! Кто-то из местных. Следы небольшие такие. Да и знал, видать, про Забоку. А часовой прошляпил! Надо девку выручать.
— Лыжи есть? — Алексей уже сунул ноги в унты, торопливо напяливал шапку, куртку.
— Найдем!
Рядом появился Седой.
— Я с вами!
Через десять минут они уже бежали прочь от хутора по хрусткому снегу в темный, молчаливый лес.
…Местечко Забока, где спрятали хуторяне своих женщин и детей, оказалось отвесным скальником, на который вела узкая тропа. Наверху, на каменной площадке кто-то поставил зимовье. Отсюда и умыкнули Татьяну. Подниматься наверх не стали, пошли от тропы в лес по указанным Викентием следам. Следы были поразительно знакомые — небольшие, от унтов, наподобие тех, что были сейчас на Алексее, с приметной заплаткой на каблуке.
Такие следы Алексей уже видел в лесу возле старой кумирни, где неизвестный жрец подкармливал «бесов»!
Алексей поведал о своем наблюдении спутникам, и Викентий еле слышно присвистнул:
— Да это же Хатумба! Старый черт! Зачем ему девчонка?
— С чего ты решил, что Хатумба? — спросил Алексей.
— Да он помешан на всяких языческих обрядах и жертвоприношениях! Михалыч его пару раз чуть не прибил за это!
— Ясненько!.. — мрачно выдал Алексей и убыстрил шаг.
Следы Хатумбы шли самой короткой дорогой по направлению к обвалившемуся руднику. Несколько раз рядом с его следами появлялись следы девушки. То, что это именно Татьяна, Алексею подсказал специально оброненный девушкой шарф, от которого пахло земляникой, и замшевая варежка с заячьей опушкой — Алексей видел такую у Татьяны.
Он все время спешил вперед, прибавлял шаг, надеясь настичь неуловимого Хатумбу, но через три километра в насквозь просвечиваемом луной осиннике к следам Хатумбы присоединились трехпалые следы «беса», а потом следы истопника пропали, словно его вместе с Татьяной подняла в воздух неведомая сила. Буквально через двадцать метров исчезали и следы «беса». Дальше шел ровный, девственно-чистый снег.
— Вот так-так! — удивленно протянул Седой, рассматривая следы.
— Да… — Викентий посветил фонарем по снегу туда-сюда, вздохнул: — Жалко девчонку!
— Жалко у пчелки! В заднице! — рявкнул Алексей, поворачивая лыжи к хутору. — А девку спасти надо!
Через полчаса разгоряченный бегом Карабанов стучал в окно Михалыча, за спиной маячил Седой, Викентий отстал по дороге.
Услышав новость, Михалыч ахнул.
— Эх, Леха! Жалко девку!
— Да что вы все заладили: «Жалко! Жалко!» Делать надо что-то, а не жалеть! — требовательно гаркнул Алексей. — Давай, Михалыч, думай! Мне нужно что-то, на чем можно спуститься в провал. Через Козью падь я четыре часа добираться буду! Да и заблудиться рискую.
Михалыч пожал плечами.
— У меня же не склад!
— Я понимаю! — пожал плечами Алексей.
Михалыч посопел, тяжело повернулся и ушел в глубь избы. Вернулся он, неся с собой парашют.
— Давно когда-то старший сын бейсджампингом баловался! Прыгал тут со скал разных. Теперь воюет. Если ты прыгал, значит, спустишься. Нет — топай через падь!
Алексей схватил парашют, как спасательный круг.
— Спасибо, Михалыч! — сказал он. — Бейсджампинг — мое второе имя! А снегоход? — опомнился он. — Дай снегоход! Этот, на котором мы в прошлый раз приехали!
Михалыч скривился, но все-таки подошел к вешалке, пошарил в кармане, отдал Алексею ключи.
— Я могу чем-то помочь? — спросил Седой, догнав Карабанова уже на улице.
Алексей напряженно думал.
— Когда Бато проснется, наври ему хоть что! Про Таню не говори! Попрется за мной, а выжить там… Не каждому под силу! Короче, держи его здесь, хоть силой, хоть как! Хоть связывай!
— А ты? Ты — выживешь? — спросил Седой.
— Не знаю… Но видишь ли… Ты же слышал все вчера. Не в Тане дело! Вернее, не только в Тане!
— Ё-е… Ты что, решил устроить бой с этим Черным Человеком? Кто кого? Один на один?
— Посмотрим! — помолчав, ответил Алексей.
Собирался он быстро, стараясь не шуметь.
Седой, пошептавшись с друзьями, вынес ему в трапезную кучу вещей.
— Вот, мы тут помародерствовали у бандюков немного. Не обессудь!
Перед Алексеем оказались те самые ножи, которые ему дал Михалыч, пара обойм к «Нортону», патроны к подствольному дробовику, ставший уже родным «Глок» в кобуре, пиропатроны, фонарь-шахтерка, часы, зажигалка, граната РГН и разгрузка,[31] в которую можно было сложить боеприпасы.
— Чем богаты!..
— Откуда граната?
— Мама прислала! В дачке!
— Ага, в пироге!
— Ну считай, что так.
— Компас еще найди в своей дачке! Спасибо… Жив буду — сочтемся!
Седой сел на скамью, стал расшнуровывать ботинки.
— Скидай свои чеботы, надевай мои, если я правильно помню, размер у нас одинаковый. В твоих чунях не от Космократора бегать, а на номере стоять хорошо. А у меня хоть и не тактика,[32] а все лучше, чем твое.
— А с чего ты решил, что я от него бегать буду? — яростным шепотом возразил Алексей.
— Да так, предчувствие! — усмехнулся Седой.
Алексей вышел на крыльцо, широко перекрестился на черный крест на маковке церкви и пошел к снегоходу.
Глава восьмая
КОСМОКРАТОР
…Когда Алексей въехал в поселок через распахнутые ворота, над Джугоякой всходило солнце.
Поселение представляло собой печальное зрелище. Еще вчера тут кипела жизнь, а теперь здесь были только выстуженные дома, распахнутые двери, разбитые стекла. Прямо на дороге валялся домашний скарб, сумки, рюкзаки, коляски. В снегу виднелись тела убитых.
