Дмитрий Ермаков - Слепцы
– А теперь, – добавил Сергей Иванович уже громко, для всех, – приглашаю на экскурсию по моему дому!
Но экскурсия не состоялась. Спустя пять минут люди уснули. Сон сморил кого-то за столом, кого-то на скамейке, а Герман отключился буквально на ходу. Облокотился о дверной косяк – и провалился во тьму.
Сергей, прекрасно видя, что праздник новоселья сейчас не очень уместен, растащил сонных гостей по комнатам. А потом целый час ходил по комнатам, останавливался у кроватей, что долгие годы выпиливал и шлифовал просто так, от нечего делать. С нежностью и радостью смотрел Сергей Иванович на спящих и шел дальше.
В его огромное пустое жилище пришло то, чего тут всегда остро не хватало: жизнь. Пусть люди пока спали и лежали неподвижно, с их появлением в доме что-то изменилось. Сергей чувствовал это. Так бывало и раньше, когда к нему прибегала рыжая кошка. Но теперь теплая аура усилилась многократно.
Под занавес жизни бывший космонавт ощутил, как открывается у него второе дыхание, возвращая волю и тягу к жизни. Силы наполнили могучее тело затворника. Он тоже устал за день, но заснуть так и не смог. Снова и снова заходил в соседнюю спальню, где раздавались громоподобный храп Афанасия и чуть слышное сопение Наташи. Садился на скамью и смотрел, смотрел на спящих.
– Еще поживем, старина, – говорил сам себе Сергей Брянцев.
И сам себе отвечал:
– Конечно, поживем…
* * *– Итак, ты прежде всего хочешь знать, летал ли ты в космос? – говорит Сергей Иванович. – Что ж, отвечу. Нет.
– Нет?! – поднимаю я глаза.
Я давно и сам догадывался, что моя судьба скрывает какую-то тайну, что я никак не мог быть участником полета на орбиту. В этом случае меня должны были запустить в космос в возрасте лет семи-восьми, а, судя по рассказам Кондрата и Афанасия о космонавтике, случиться этого не могло.
– Нет. Но не переживай так. Я тоже не летал. Хотя конечно, хотелось бы. Вот круто было бы улететь, например, на Марс! – мечтательно улыбается Сергей, но тут же никнет. – Хотя нет. Плохая идея. Сидел бы там, умирал от тоски. Кстати, судя по всему, с первой пилотируемой экспедицией, американской, как раз это и случилось. Слишком неожиданно Война началась. Застряли астронавты. Не завидую я им… Нет, лучше на Земле. Или даже под землей.
– А как же скафандры?!
– Хороший вопрос, – Брянцев откидывается на спинку кресла, достает два аппетитно пахнущих брикета из прессованных грибов и мяса моллюсков. – Угощайся. Голодный ведь.
Я на еду даже не смотрю. Успеется. Сначала надо узнать ответы на все вопросы.
– Так кто мы? Кто я такой? – вскакиваю я с места и начинаю метаться по комнате. – Света Николаева, Герман Буданов, да и ты сам тоже. Кто мы?! И что это за «Пеликан» такой?
– Мы? Участники эксперимента. Там, наверху, стоял научный центр. Наш, российский, вестимо. До своей космонавтики абхазам в две тысячи тринадцатом году было как до Луны, прости за каламбур. Почему его построили именно тут? Кто ж их знает. Для секретности, наверное. Да и дешевле. Ну вот, а под Институтом, прямо в подземных полостях, расположились тренажеры.
– Какие тренажеры? – Голова моя трещит от обилия фактов, и все же я изо всех сил стараюсь не терять нить рассказа.
– Для имитации полета, – охотно отвечает Брянцев. – Полная изоляция экипажа в автономном режиме на длительный срок. Не думаю, что кто-то спрогнозировал Армагеддон в разгар эксперимента. Скорее всего, системы, не зависящие от внешней подпитки, установили чисто для безопасности. Или решили испытать в деле. Так или иначе, но гибель всей надземной части комплекса нас не коснулась. Ну, почти не коснулась.
– Подожди, Сергей… – хмурюсь я, формулируя давно назревший вопрос.
– Не можешь понять, какую пользу мог бы принести космонавтике? – смеется он. – Постараюсь объяснить, дружок. Почему проект «Пеликан» назвали? Потому что есть такая легенда: что якобы пеликан, когда его детенышам нечего есть, кормит их своей плотью.
Я присвистнул. Таких забойных сказочек даже Ханифа не рассказывала. А она была мастер по страшилкам.
– Согласен, бред полный. Но живучая легенда оказалась. Вот пеликана и выбрали символом.
– Символом чего?
– Сейчас, сейчас. Не части. Не могу я так быстро. В какую-то светлую голову пришла мысль, что, если на борт звездолета посадить детей и они будут в процессе полета обучаться всем нужным навыкам, можно очень далеко летать. И даже скорости света достигать не надо, чтобы экипаж вернулся из сверхдальнего полета. Полеты, длящиеся десятки лет, казались вполне реальными. Это сейчас нам до космоса, как до Пекина ползком. Пали ниже некуда. Ниже только ад, хе-хе. А тогда-то все иначе было. Главная загвоздка: если посадить на борт тридцатилетних дядек, а полет длится двадцать лет или больше… Под конец работоспособность экипажа, мягко скажем, ухудшится.
– А усыпить дядек? Или заморозить, например? – Проект, участником которого я был, оставляет ощущение странной, глупой авантюры.
– Если бы все было так просто, – улыбается Сергей, – давно бы заморозили, как в кино, и отправили к Проксиме Центавра.
– Куда?
– Ближайшая звезда. Ближайшая, но лететь туда все равно надо десятки лет. Красивое кино к реальной космонавтике отношение имело очень условное, вот и решили попробовать зайти с тыла. Нашлись люди, которых заинтересовал «Пеликан», под это выделили деньги. А главное, результаты эксперимента, то есть наши с вами общие восемь лет заточения, оказались великолепными! Хоть и не узнает никто. К двадцати годам вы все знали, что надо. Всему научились. Был бы у нас настоящий звездолет – сели бы вместо меня за пульт и полетели бы дальше. Правда, что там у вас творилось после того, как я свалился в колодец, знать не могу. Судя по тому, что ты один выжил… Остальные ведь погибли?
Я мрачно киваю.
– Так вот, это значит, что наследники у меня выросли так себе. Увы, – тут он останавливается и, присмотревшись ко мне внимательнее, добавляет озабоченно: – У-у, брат… Я смотрю, совсем тяжело. Голова, того и гляди, дымиться начнет.
Сергей угадал мое состояние очень точно. Однако признаваться, что устал, я не желаю:
– Ерунда! Я еще хоть десять часов готов слушать.
Но Сергей тверд и неумолим:
– Нет, коллега. Пока достаточно.
Видя разочарование на моем лице, Брянцев смягчается. Он улыбается, встает с места, подходит ко мне и дружески хлопает по плечу.
– Успеется, друг мой. Я пока, слава богу, бодр и полон сил. А у тебя вообще вся жизнь впереди. Постепенно, в свое время ты все узнаешь. А сейчас я готов ответить еще на один вопрос и после этого пойдем, осмотрим мою, так сказать, берлогу.
– Один? Ну, тогда самый сложный, уж прости, коллега.
– Весь внимание, – улыбается Сергей Иванович.
– Все, что происходит со мной последний месяц, напоминает то ли сказку, то ли бред, то ли сказочный бред. Как будто мир перевернулся кверху дном и перестали действовать все законы природы. Опять же, Сергей, я не знаю, как ты тут выживал, в этих пещерах. Но, судя по тому, что я вижу, это невозможно. Такого просто не может быть! Появляются и исчезают озера. В пещерах становится то теплее, то холоднее. Неведомая сила спасает меня от смерти на Мертвой станции. Потом эта же сила помогает преодолеть систему Окро.
А самое удивительное: чудеса случаются именно тогда, когда нам нужно! В чем же дело?
Я думал, что хозяин пещер будет долго готовиться к ответу, жевать губу, как он любит делать. Я ожидал новой лекции, полной мудреных слов…
– Сложный вопрос, говоришь? – прищуривается Сергей Иванович. – А вот и ошибаешься. Как раз на этот вопрос ответить проще всего, дружок.
– Да ну?!
– Ну да. Это – чудо Божие. Вот и все. И это весь ответ.
Глава 24
Бум жить?
У меня никак не идет из головы одна фраза, которую обронил мимоходом Сергей во время нашей первой беседы: о марсианской экспедиции, которую якобы отправили на соседнюю планету Соединенные Штаты. Прямо накануне Войны. Сергей Иванович не помнил точно, долетел ли марсолет до цели или нет: новости доходили до участников эксперимента с большим опозданием, чтобы создавалась полная имитация полета.
И все же мне хватило даже этих обрывочных сведений. В редкие минуты досуга я ухожу в свой «кабинет», самую дальнюю, самую укромную комнату дома. Здесь царит кромешный мрак. Сюда практически не долетают звуки. Здесь я сажусь, закрываю глаза…
И оказываюсь за сотни тысяч километров.
Я представляю себе бескрайнюю равнину, покрытую красным песком. Именно так описывал Марс Сергей, знающий многое об этой планете. Я вижу кратеры вулканов и величественные горы, извилистые каньоны и небо, подернутое красноватой дымкой. Мертвый, пустой мир, без движения. Лишь ураганные ветры гоняют туда-сюда тучи пыли. Наверное, над нашими головами теперь примерно то же самое творится. Сейчас и лететь бы никуда не пришлось. Исследовали бы Марс на Земле…
