Кирилл Алейников - История оборотня
Совершенно потрясенный происходящим, молодой человек опасливо подошел к зеркалу, но в зазеркалье всё было в порядке: освещенная комната и ничего не понимающий Павел-отражение, инстинктивно сжимающий кулаки и пристально вглядывающийся в глаза своему «прототипу».
— Чертовщина какая-то, — в напряжении буркнул Павел. Звон на кухне привлёк его внимание. Поспешив туда, он встал как вкопанный и только теперь понял, что погряз в трясине животного ужаса перед необъяснимым. Молодой человек часто завибрировал, затрясся мелкой дрожью и захотел закричать, но не смог этого сделать. Лишь поскуливая, он наблюдал, как кастрюля со вчерашним супом неподвижно висит в воздухе ни к чему не привязанная, а между её дном и матовым оргстеклом плиты нет никакой подставки, простой воздух. Над поверхностью разума пролетела мысль, что Павел стал невольным свидетелем проделок полтергейста или домового, но мысль не успела оформиться в собственно осознанную мысль, потому что кастрюля с невероятной скоростью просвистела над головой Павла и врезалась в стену коридора. Содержимое растеклось по обоям и линолеуму пола, посуда под действием мощного удара смялась и, кажется, даже раскололась.
Одолев оцепенение, Павел бросился в гостиную. Единственным желанием его в данный момент было связаться с кем-нибудь, рассказать о происходящей чертовщине и затребовать помощи. Поэтому он схватил светящуюся в темноте трубку телефона и набрал первый пришедший в голову номер, номер службы спасения. Длинные гудки резали слух, крошили паникующую личность молодого человека. С улицы донесся тревожный вой сразу нескольких собак, а с кухни — перезвон летающей посуды. С каждой секундой происходящая на кухне фантасмагория набирала силу, звон сталкивающейся в воздухе посуды слился с хлопаньем шкафных дверок, шумом падения столовых приборов и кучей вовсе непонятных звуков. Стадо слонов позавидовало бы тому шуму, который установился в обеденной комнате.
Но тут всё смолкло. И собаки, и полтергейст на кухне, и гудки в трубке телефона. Павел несколько раз пощелкал рычажком сброса, но сигнала не было. Как будто кто-то взял и перерезал телефонный провод.
Сам собой включился телевизор. По экрану завертелась метель статических помех, шипение, которое японский «Сони» должен заглушать, обволокло квартиру пеленой давящего, однородного звукового фона. Павел с остервенением схватил пульт дистанционного управления и едва не продырявив его большим пальцем, утопил кнопку выключения. Телевизор выключился, однако не успел остыть кинескоп, как он вновь самопроизвольно включился. Опять шум помех обволок Павла противным туманом. В этот раз пульт оказался бессилен: молодой человек понял это, попытавшись отключить «ящик». С воем, едва ли отличающимся от воя уличных собак, Павел нырнул за тумбочку, на которой покоился японский «Сони», и выдернул шнур электропитания из удлинителя.
Экран погас. Кошмарный шум потустороннего водопада прекратился. В изнеможении молодой человек сел на ковер и принялся тихо поскуливать. «Неправильная» реальность вышибла его из седла спокойствия и здравого смысла, страх вновь столкнуться с полтергейстом не пускал на кухню, где, судя по всему, творится тот ещё бардак. Наполненная густым мраком гостиная казалась заброшенным колодцем, рукавом старой шахты, склепом, чем угодно, только не такой родной комнатой в собственной квартире.
Краем глаза Павел заметил сумрачное движение справа. Он повернул голову и почувствовал, как кожа на черепе медленно сползает назад, оттягивает за собой уши, а волосы становятся дыбом. Ведь прямо из пола, из мягкого ковра поднималось нечто туманное, смутно напоминающее своими очертаниями человеческую фигуру. Призрак тихо потрескивал, как раскаленный железный прут, и все выше поднимался над молодым человеком. Эффект его материализации чем-то напоминал появление жидкометаллического Т1000 из шахматного кафеля в кинематографическом шедевре «Судный день», с тем лишь отличием, что Т1000 блестел хромированным металлом, а образ призрака состоял из прозрачных клубов серого тумана. Затрясшись пуще прежнего, Павел скачком подпрыгнул на ноги и кинулся в прихожую. Забыв про обувь, он стал лихорадочно открывать дверной замок. Вот замок щелкнул один раз, язычок его наполовину вышел из паза. Вот он щелкнул во второй раз, окончательно придя в положение «открыто». Павел надавил на дверь, но она не поддалась, будто всё ещё была открыта. Тогда молодой человек еще с десяток раз провернул замок, отчетлива слыша при этом, как язычок выходит из паза. Но дверь не открывалась.
Нечего было и думать про то, что дверь всё-таки удастся открыть. В мрачных фильмах Голливуда это называется западнёй, и Павел, не смотря на отказывающийся что-либо воспринимать разум, осознал совё бедственное положение. Забыв про дверь, он огромными глазами наблюдал, как в свете вновь включившегося, не смотря на выдернутый шнур питания, телевизора призрак обретал плотность. Наконец в густеющем тумане сверкнуло что-то похожее на глаза, и Павел стремительно побежал в спальню, спотыкаясь о разбросанные по всему коридору кастрюли, сковороды, кружки и ложки и раня ноги об осколки тарелок. В спальне, к некоторому облегчению, продолжал гореть торшер, его приглушенный свет мягко освещал комнату, но казался всё же зловещим. Не раздумывая, Павел устремился к окну, где была дверь на балкон. Падение с четвертого этажа ничто по сравнению с мучительным пребыванием в атакованной призраками квартире. Резким движением отодвинув в сторону толстую штору, молодой человек не поверил своим глазам. Он несколько раз моргнул, сильно сжимая при этом веки, но очевидная галлюцинация не пропала.
Окна не было. Как не было и двери. Там, где по строительному плану и здравому смыслу полагается находиться окну и двери на балкон, белеют наклеенные на бетонную стену обои. Продолжая упорно надеяться на то, что галлюцинирует, Павел провел ладонями по гладкой стене, зацепился за полотно занавески и нечаянно сорвал гардину. С грохотом, которого он уже не слышал, гардина повалилась на пол, полностью открывая взгляду девственно чистую, без малейшего признака окна стену... Тогда Павел в исступлении схватился за голову и совершенно случайно посмотрел на большое зеркало, в которое не так давно разглядывал себя. Там, в зазеркалье, он увидел собственное озабоченное лицо, прильнувшее к самой поверхности отражающего стекла, а за его спиной маячило нечто... нечто абсолютно кошмарное.
— БЕРЕГИСЬ! — вырвался крик из высохшей глотки молодого человека.
Но предупреждение запоздало. Клубящийся туман огромного привидения навалился на Павла-отражение и ударом выбросило того на середину комнаты. Что дальше происходило в зазеркалье, «настоящий» Павел не знал и знать не хотел. Единственным его всепоглощающим желанием было провалиться хоть под землю, лишь бы избавиться от кошмара, проснуться, ощутить себя в безопасности вдали от всех призраков, привидений, духов и полтергейстов.
Но выход отсутствовал. За спиной по-прежнему была железобетонная стена, пробить которую можно только орудийным выстрелом. А впереди, из коридора, повеяло леденящим кровь холодом и странным запахом, сравнимым, пожалуй, с запахом тины и застоялой воды какого-нибудь пруда. Ещё из коридора доносился непонятный звук, напоминающий работу множества циркулярных пил, но настолько тихий, что пилы должны находиться как минимум в квартире на первом этаже.
Призрак из гостиной приближался. Павел понял это. Пожалуй, молодой человек в последний раз за свою жизнь понял что-либо, ибо в следующую секунду в спальне, освещенное багровым сиянием торшера, появилось чудовище, образу которого позавидовал бы и Стивен Кинг. Огромные бесформенные глаза размеров с кастрюлю впились в Павла ненавидящим взглядом. То были не просто глаза, а кишащие миллионами вращающихся желтых зрачков с «кошачьей» диафрагмой глазища сильнейшего демона вселенной — Люцифера. Взгляд пронзил молодого человека насквозь, высосал всю жизнь, все воспоминания, все мечты и чувства, совершенно опустошил разум и душу, а затем влил новое содержимое: холодную вечность, состояние подвешенной безвыходности и единственное чувство — чувство абсолютного ужаса. Десятки бешено ревущих циркулярными пилами челюстей Люцифера с острыми металлическими зубами в молниеносном броске пронзили и разорвали плоть Павла на мельчайшие капли...
Павел не умер. Призрак не причинил ему физического вреда и исчез сразу же после броска, растворился в стылом воздухе без следа. Но Павел, физически оставшись целым и невредимым, навсегда утратил целостность внутреннюю. Его разум, посчитав, что достаточно настрадался и увидел в эту кошмарную ночь, воспользовался своим непреложным правом уйти на пенсию и растворился в океане небытия вместе с призраком. Пережитый ужас начисто стёр личность молодого человека из мозга, полностью опустошил все виды памяти, уничтожил даже элементарнейшие рефлексы. Тело продолжало жить лишь по инерции, сердце с замедляющейся частотой билось в груди, чтобы остановиться на пятнадцати ударах в минуту и уже никогда не разгоняться выше этого уровня. Ноги Павла подкосились, и он рухнул на пол. Он не потерял сознание, потому что сознание отныне не существовало. Форсированное воздействие на психику человека привело к самому страшному для любого живого и разумного существа последствию — уничтожению разума, а вместе с ним и души...
