Михаил Ахманов - Солдат удачи
Дарт коснулся губами ее ресниц, снял повисшую на них слезинку. «Утешать женщин – особое искусство», – подумалось ему; сам он им не владел, хоть и прожил без малого полтора столетия. Или больше – время, проведенное в Инферно, не поддавалось исчислению.
– Я хочу спросить… о той женщине, которую ты вызвала… Она в самом деле здесь? – Дарт приложил ладонь к виску. – Она или мои воспоминания о ней?
– Все же не веришь? – Глаза Нерис затуманились. – Но ведь ты был ею, а разве такое возможно, если вспоминать об этой женщине? Просто вспоминать, а не превратиться в нее?
– Отчего же, возможно, не наяву, так во сне. Мне виделись сны, в которых я был королем, владыкой огромного края и повелителем тысяч людей… Да, такое мне снилось! В детстве, еще во время первой жизни.
Лицо Нерис вдруг озарилось мягкой улыбкой.
– Ты был повелителем, но не тем рами, который властвовал над тобой и жителями ваших краев. Как ты его назвал? Король? Это его имя?
– Имя? Нет. Его звали… – Дарт сморщился, затем помотал головой. – Не помню имени, дьявол! Впрочем, неважно… Король – не имя, а звание, как старейший в Лиловых Долинах. Власть его безмерна и не всегда служит добру… – Он улыбнулся. – Теперь я мудрее и старше и не хочу быть королем.
– Ты носил это звание в снах, но оставался самим собой, и дар Элейхо, принадлежавший королю, не проникал в твой разум, – терпеливо повторила Нерис. – А то, что случилось с тобой теперь, совсем иное. Эта женщина в самом деле здесь, – палец ширы коснулся виска Дарта, – и стоило приоткрыть щель в стене, как ты ее вызвал. Сам!
– Я?
– Да, ты! Потому что ее смерть – самое тяжкое твое воспоминание!
– Я даже не помнил о ней… не помнил, клянусь богом! – пробормотал Дарт и перекрестился. – Ведь я потерял память!
– Ничего не теряется в этом мире, и Предвечный помнит все, – возразила Нерис. – Ты должен верить этому, Дважды Рожденный. Ведь я поверила, что ты явился с другого солнца на летающем корабле!
– Поверила, когда увидела Голема и убедилась, что я – не лжец и не сумасшедший…
– В тебе есть то и другое, как в каждом из нас, и этим мы отличаемся от бхо и от того создания, которое ты называешь Големом. – Она закрыла лицо руками и тихо промолвила: – Мне надо отдохнуть. Силы мои принадлежат страждущим рами… А ты иди, маргар, и не возвращайся без моего мешка!
Кивнув, Дарт быстрым шагом направился к скале. Когда он обогнул ее, башмаки погрузились в мягкий пепел, осевший под дождями, но не успевший еще слежаться и закаменеть. Тут, в самой середине перевала, была округлая выемка диаметром в тридцать-сорок шагов, окруженная обгорелыми пнями, а в центре ее, за невысоким барьером оплавленного камня, темнел пробитый дисперсором колодец. Стенки его тоже выглядели оплавленными, хотя дисперсионный луч не нагревал породу, а разрушал молекулярные связи, фактически преобразуя твердое и жидкое в плазму. Однако этот процесс деструкции являлся экзотермическим и шел с таким выделением тепла, что на периферии активной зоны горело все, что могло гореть, а то, что не горело, – плавилось.
Рядом с черной дырой застыл Голем. Дарт втянул ноздрями воздух, снова убедился, что ничем особенным не пахнет и никакие туманы у дыры не плавают, затем поманил ираза пальцем:
– Ко мне, мон гар! Седло!
– Слушаюсь, хозяин.
За плечами Голема выдвинулось сиденье. Он приблизился, выдавливая в пепле плоские овальные следы, втянул в корпус мощные ноги, сделавшись вдвое ниже, подставил многопалую лапу. Привычным движением Дарт взлетел в седло, и тут же его подбросило вверх – да так, что лязгнули зубы; Голем выдвинул все четыре нижние конечности.
– Полегче, сударь! Я чуть не откусил язык!
– Прошу прощения, бвана, не рассчитал. Гравитация в данный момент на семь процентов ниже нормальной.
– Считай получше, – велел Дарт, – не то споткнешься и сбросишь меня в какую-нибудь яму. Местность пересеченная, так что давай-ка поосторожней… Едем вниз, к тем камням, где мы уже были, и к тем парням, которых пугали.
– Не споткнусь, капитан, и не сброшу, – откликнулся Голем, и одна из его лап обхватила ноги Дарта. Он зарысил вниз по склону, вздымая пыль, плавно раскачиваясь, потом перешел в галоп и принялся декламировать гулким басом: – Холм с камнями на равнине, а вокруг несколько тысяч лысых парней, враждебно настроенных, но разумных. Убивать нельзя, надо отогнать… Двадцать импульсов небольшой мощности, целиться по всему периметру холма, перед их шеренгами… Все понятно, сагиб! Напугаем и отгоним!
– Ничего тебе не понятно, – сказал Дарт, наслаждаясь стремительной скачкой и глядя, как вырастает холм. – Сейчас не надо стрелять и отгонять, а что до испуга, так ты их безусловно напугаешь. Одним своим видом, мой мальчик.
– Но почему, мой принц? Кто же боится иразов!
– Во-первых, я не принц, а шевалье, а во-вторых, народ здесь темный и не привыкший ценить красоту. На мой взгляд, ты прекрасен, – Дарт погладил плоскую голову под серебристым шлейфом антенны, – но им покажешься чудищем. Но ничего, друг мой! Утешься тем, что о вкусах не спорят.
– Благодарю, капитан. Польщен, что оценили мою внешность. – Сделав паузу, Голем спросил: – Прикажете изъять из памяти слово «принц»?
– Не прикажу. Может быть, я еще сделаюсь принцем.
– Могу поинтересоваться, когда и как, хозяин?
– Когда – не знаю, а как… Женюсь на принцессе, мон петит, и стану принцем!
У подножия холма ираз сбавил скорость.
– Обход по периметру, – распорядился Дарт и, приподнявшись в седле, крикнул на фунги: – Я – маргар и пришел сюда с миром! Я хочу говорить с вашими старейшими! Пусть они выйдут ко мне, не опасаясь молний! Бхо, который вылез из дыры, не будет метать их без моего повеления.
О молниях стоило напомнить, так как тьяни, разглядев, кто спустился с перевала в пыльном облаке, зашевелились, и под прикрытием гранитных глыб выросла сотня метателей дротиков. Их бледные, покрытые чешуйками лица не выражали ничего, глаза казались бездонными, темными, и Дарт испытывал сомнения, что страх или гнев, любовь или ненависть что-то значат для этих созданий. Но логика была им не чужда, так же, как понятие целесообразности; вполне достаточно, чтобы вступить в переговоры.
Голем остановился у прохода меж двух массивных каменных обломков, подставил лапу, и Дарт спрыгнул наземь. Спекшаяся почва скрипнула под подошвами. Место было выбрано не случайно; сюда ударила одна из молний, и черная выжженная проплешина служила для тьяни напоминанием, что сила не на их стороне. Похоже, это они понимали: строй бойцов был неподвижен, и ни одно копье не целило в Дарта. Потом он услышал отрывистый гортанный возглас, воины опустили оружие, и что-то мелькнуло за их спинами – неясная тень в блеске перламутра и чешуи. Дарт ждал, выпрямившись во весь рост и оперев ладонь о рукоятку шпаги.
В проходе показался тьяни. Он был высок и худощав; голый череп сиял на солнце, широкие ремни перепоясывали талию и торс, и бляшки из раковин, украшавшие их, слепили глаза, словно множество маленьких круглых зеркал. Его чешуйчатая кожа казалась гладкой, на странном лице, безгубом и безносом, с сильно вытянутыми челюстями – ни морщинки, но некое шестое чувство подсказало Дарту, что перед ним – старик. Это ощущение возникло сразу – может быть, по той причине, что двигался он не так уверенно и быстро, как остальные тьяни, а три щелевидных глаза не мерцали под выпуклым куполом лба, а были словно подернуты пепельной дымкой. «Сколько они живут? – подумал Дарт, пытаясь припомнить беседы с Наратой. – Кажется, об этом мы не говорили…»
Зато говорили о другом, и он почти не сомневался, что сможет сторговаться с тьяни. Залог успешной дипломатии был всегда одним и тем же, и на Земле, и на Анхабе, и в иных мирах: вызнать слабости противника и показать свою силу. Слабости он знал, а сила была на месте – высилась над ним, словно гигантский жук, вставший на четыре лапы.
– Ты – Убивающий Длинным Ножом, – вымолвил тьяни. Голос его был резок, но он говорил на фунги отчетливо, без всякого акцента. – Мы тебя знаем. Ты сражался с кланами То, Заа, Бри и Хиа. Сражался на реке, и оставшиеся в живых говорили, что у тебя есть нож, который рубит древки секир, и есть плавающий бхо. Но они не говорили про бхо, который бросает молнии.
Он смолк, явно в ожидании ответа, и Дарт, вытянув до половины шпагу, произнес:
– Все правильно. Вот мой длинный нож, и вот мой бхо. Он вылез из хранилища Детей Предвечного и не был на реке, когда вы уничтожили даннитов. Если бы он там оказался, ваши тела сейчас обгладывали бы водяные черви.
Вытянув руки, тьяни соединил их перед грудью. Его конечности гнулись в пяти местах, и потому получилась почти идеальная окружность – видимо, ритуальный знак, предохранявший от ужасной смерти.
Руки опустились, и снова раздался резкий отчетливый голос:
– Я – Шепчущий Дождь из клана Муа. Так меня называют теперь, ибо срок мой истекает, и скоро я отправлюсь к Предвечному. Я – старейший среди старейших, и время мое – синее. Какое твое время?
