Владимир Ильин - Восьмой зверь
Не сложно найти ворох причин, почему я не понял этого раньше, среди них слова "невозможно" и "никогда", которые говорит себе всякий разумный человек, чтобы не тешить себя напрасными мечтами. Быть может, виною запрет, установленный мною самим на воспоминания о ритуале и обдумывание его последствий. Или же виновато напряжение последних дней, а может и вовсе — разочарование, когда Баргозо забрал у меня медный пропуск-приглашение, намекнув, что такому, как я, стать магом не суждено. Не знаю, все это не столь важно, на самом деле. Главное, теперь я знаю о своих возможностях и принял их, как часть себя. Пускай так — нелепо, словно вспышкой, озарением. Рассказать — рассмеются.
— Все в порядке? — Встревожилась Джейн.
— Все просто замечательно. — Уверенно подтвердил я, притронувшись к месту на груди, под которым скрывался золотой медальон. — Вы даже не представляете, насколько.
— Руки. Повернуться. — Касание чужих рук, бесцеремонно вывернутые карманы, глухой звук падения какой-то металлической мелочёвки. — Проходите, граф.
В голос дворцового стражника возвращается уважение и подобострастие — пополам с легким сожалением. И если уважение так и сквозит фальшью, то нотки сожаления — искренние.
Ориэл позволил себе неодобрительно качнуть головой — откуда Советник вытащил этих маньяков? За каких то двадцать шагов унизительная процедура обыска повторилась трижды — и каждый раз стража словно мечтала найти нечто запрещенное, чтобы вонзить клинок в брюхо нарушителя.
— Меня ждут, — сквозь зубы прошипел Ориэл, еле сдерживаясь.
— Руки. Повернуться. — Охрана кабинета не слышала его слов.
В этот раз его вежливо попросили оставить камзол и закатать рукава, провели вдоль тела плоской дощечкой с синим узором и предложили переобуться в нечто на манер домашних тапочек. И только после — вспомнили уважение, его титул и даже открыли перед ним дверь.
Несколько шагов вперед, и весь невысказанный гнев, возмущение, которые должны были обрушиться на нерадивую охрану, куда-то пропадают, вытесняясь изумлением и страхом.
Посреди высокого кабинета, столетиями служившего династии, в окружении монументальных — до потолка — шкафов, акварели, на мягком ковре, под массивным хрусталём люстры, стоял Советник — с мечом в руках, в окружении щепы порубленных столов и бумажных укладок. Глаза его были черны, грудь вздымалась, прокачивая воздух и гнев. Кончик меча выписывал дерганные восьмёрки — напряжение хозяина передавалось оружию.
Ориэл отшагнул назад, к двери.
— А, это ты. Присаживайся. — Советник аккуратно отступил к массивному рабочему столу, не выпуская гостя из виду — и продолжая удерживать в руках клинок.
Граф растерянно обернулся в поисках целого стула, отметил обломки антикварной мебели в общем хаосе и остался стоять, разве что придвинулся на пару шагов.
— У нас проблемы. Опять.
Ориэл понятливо кивнул — по иным причинам его и не вызывали. А уж облик хозяина кабинета показывал, что проблема будет не из рядовых.
— И все из-за этого жирного ублюдка! — рявкнул старичок. — За одну минуту, ты понимаешь? За минуту без присмотра этот кусок сала и грязи развязал войну в доме! Восемь трупов за одну ночь! Во-осемь!
Удар меча выбил щепу на ровной глади стола.
— Маги дома убивают друг друга, грабят, насилуют и ненавидят друг друга! Еще месяц, и всего этого не будет! Пойдет прахом, сгорит в огне!
Еще один удар по столу, затем клинок сверкающей змеей отлетает в сторону стены, с глухим звуком врезаясь в стекло шкафа, замолкая под обломками стекла и дерева.
— Так что месяца у нас нет. Неделя, может быть. — Слегка поморщился советник и оперся на столешницу обеими руками.
— Чем я могу быт полезен, мой господин?
— Ты убьешь Повелителя. Ты сделаешь это медленно, растягивая боль и страдания. Я хочу видеть его мучения, хочу ощущать запах сгоревшей кожи, ты понимаешь меня? — Шипел Советник, вцепившись взглядом в глаза графа.
— Да, мой господин.
— Вопросы?
— Всего один, мой господин. Позволено ли мне будет узнать… А что будет с магами Дома, если Повелитель умрет? — Не смотря на изображаемое равнодушие, предложение Советника изрядно смутило убийцу. Слишком много в жизни аристократии было завязано на главную фигуру Дома, пусть тот давным-давно не имел настоящей власти. Ему словно предлагали убить солнце или луну..
— А если его оставить в живых, магов не останется вообще! — Отмахнулся Советник.
— Но можно же дождаться наследника.
— Наследник? Пойми, чтобы передать власть над магией, нужно любить своего ребенка. Кого может любить эта тварь? — Прогремело в кабинете.
— Я понял, мой господин. Простите дурака.
— Ты не дурак, — милостиво произнес Советник и даже подошел к старому товарищу, чтобы похлопать его по плечу. — Насчет наследника, в общем то, ты сказал верно. У Повелителя будет наследник. Через девять месяцев его новая фаворитка произведет на свет сына.
Граф удивленно поднял бровь.
— Это будет мой сын. — Советник выпрямился и заложил руки за спину. — Я представлю Анну в качестве невесты Повелителя. Она будет рядом с ним на следующем балу, и пусть хоть одна сволочь усомнится в родстве будущего ребенка. Разумеется, меж ними ничего не будет. — Скорее успокаивая себя, завершил Советник.
— А когда…
— Через пару дней, на Повелителя, когда тот будет возвращаться в дальнее имение, нападут разбойники. Времена ныне смутные, не правда ли?
— Разумеется, господин, — поклонился Ориэл.
— И не беспокойся. На наш век хватит магии, власти и золота. Что будет через сто лет, меня не волнует.
— Господин, позволена ли мне будет такая дерзость. — Замялся граф. — Вы обещали подарить моему роду мага.
— Разумеется. Разве я тебя когда-нибудь обманывал? — Улыбнулся Советник. — В числе тех, кто получит медальон мага на следующем приеме, будет юная графиня Теннет. Молодая, красивая, одинокая. Бери третьей женой. Поиграйся, если будет желание, да устрой несчастный случай. Пока этот жирдяй жив, передадим медальон тебе.
— А как же правила наследования? — Нахмурился
— В наши смутные времена, когда на юные графини выходят замуж по дороге домой, а Повелителя жестоко убивают дорожные разбойники, всегда можно найти исключение из правил.
Старые знакомые понимающе ухмыльнулись друг другу.
Глава 19
Третий день моросит дождь — с утра до ночи, мелкими каплями собирается на листьях в крупную горошину воды, чтобы позже разбиться о поверхность плаща. Изредка холодный ветер пробивает броню пожелтевшей кроны, заставляя кутаться в одежды. Такой погоде можно радоваться внутри теплого помещения, попивая горячий взвар и кутаясь в шерстяной плед, я же, за три десятка часов под открытым небом, успел ее возненавидеть.
Уже третий день, с рассветом, я прихожу на самый край тренировочной площадки, забираюсь на высокое дерево и ожидаю начала занятий. Часа через три подходит первая группа — семь человек, вместе с преподавателем. Старенький мастер привычным жестом поднимает над площадкой защитный купол — воздух дрожит, обращаясь в мутную пленку, через которую не пройдет дождь, ветер и взгляд постороннего. Мое дерево находится внутри купола, на самой его границе. Оно довольно старое, чтобы не опасаться испытания на нем очередного убойного заклятия — раз не тронули раньше, то не тронут и сейчас.
На площадке — короткий ритуал приветствия. Ученики с поклоном отдают серебряные браслеты мастеру, чтобы через мгновение получить его обратно — активированными. Группа отрабатывает заклятия, учит новые связки — до изнеможения. Мастер предпочитает не подходить к ученикам, ограничиваясь строгими окриками с солидного расстояния — он подходит в специально отведенные паузы, чтобы подправить движения или показать что-то новое. Опасается за свою жизнь, не иначе. Через пару часов, разобрав ошибки, занятие завершается — учитель вновь прикасается к браслетами, почти полностью обесточивая магию.
Еще через десять минут на площадку приходит новая группа — и все повторяется вновь. И так — четыре раза, для четырёх групп, разбитых по различным стихиям. Первыми выступают воздушники, разрывая всю площадку рукотворными вихрями. Позже маги земли приводят все в порядок — чтобы рассечь землю траншеями вновь — и они единственные, кто убирает площадку за собой. Маги огня основательно прожаривают землю полигона, местами до уровня стекла. Все исправят маги воды — обратив площадку в жидкое месиво. Которое, впрочем, мало отличается от земли за полигоном — дождь скапливается в лужи и небольшие грязные озерца, неохотно утекая в решетки водоотводов.
Третий день я стараюсь запомнить все, что вижу. Моя стихия — огонь, стихия Джейн — земля, и казалось бы от половины занятий можно уклониться, заменив коротким сном. Но мысли, что было бы неплохо заранее опознавать действия противника другой стихии, предвидеть результат его заклятия, оказались весомей слабости. Так что весь десяток часов я не смыкаю глаз, иногда — боюсь моргнуть, чтобы не пропустить нечто важное. Память вполне справляется — стоит легонько напрячься, и образы двухдневной давности всплывают перед глазами, словно произошли мгновением раньше.
