Василий Головачев - Особый контроль
Филипп не дожидался новых пояснений: он не собирался искать Реброва, ему нужна была Аларика, художник-видеопластик по оформлению замкнутых пространств.
Перед дверью с зеленым кругом он остановился на секунду, задержал дыхание и шагнул вперед, будто нырнул в воду.
Он оказался в сыром осеннем лесу. Пахло прелью, горьковатой осиновой корой и увядшею травой. Под ногами зачавкало, словно Филипп и в самом деле стоял на лесной почве, мокрой от только что прошедшего дождя. Деревья стояли плотной стеной: замшелые сосны и ели, могучие березы, клены и осины с бархатной зеленоватой корой. Слева от тропинки сверкнули кустики ежевики, Филипп невольно протянул к ним руку, и подлесок осыпал его крупными каплями воды с ветвей и листьев. Не очень радостный пейзаж, подумал инспектор, или для психоразгрузки и такие нужны?
Из-за деревьев послышались приглушенные голоса:
– Уменьшить хотя бы наполовину, – мужской, хрипловатый.
– Тогда пропадет впечатление глубины, – женский.
– Пойдем на компромисс, – второй мужской, чуть тоньше.
– Не люблю компромиссов, Эд, – снова женский.
– Я не возражаю, – хриплый.
Женщина засмеялась. Аларика?..
– И все же надо уменьшить процентов на двадцать пять, – снова мужской тонкий.
– Что ж, попробуем.
Голоса смолкли, а Филипп почувствовал, что стало легче дышать, с толстого ковра опавшей листвы и сосновых иголок исчезла влага. Регулируют, догадался он. Однако идти напрямик или подкрасться незаметно? А вдруг это не она?
Инспектор тихо свернул с тропинки, раздвигая ветви осинника и рябины, пробрался к небольшой поляне, откуда раздавались голоса.
На поляне у трех небольших дисковых пультов возились двое мужчин в серых комбинезонах и Аларика в брюках и спортивной футболке. Они были заняты делом и по сторонам смотрели изредка, когда нужно было проверить результаты корректировки видеопласта, запрограммированного не только на воспроизведение голографических «призраков», но и на сенсорные эффекты.
– Оставим так, – предложил молодой небольшого роста мужчина с залысинами.
– Я проверю границы, не нравится мне остаточная вязкость среды, – сказал второй, высокий, черноволосый, с хрипловатым голосом. Он то и дело поглядывал на Аларику, и Филиппу это не очень понравилось.
– Я сама, – сказала женщина, разгибаясь. – А вы пока закрепите лес в развитии, от дождя до сухого солнечного дня. И смоделируйте фауну – птиц, пару белок, сохатого и так далее.
Она потянула за шнур, и диск пульта поплыл за ней в метре от земли.
Филипп подождал, пока она пройдет мимо и углубится в чащу, и беззвучно скользнул следом. «Охотник! – посмеиваясь над собой, подумал он. – Мальчишество это, уважаемый безопасник, любите вы эффекты». Однако от исполнения замысла отступать не стал и, когда Аларика выбралась к стене помещения и остановилась, наклонясь к пульту, прыгнул из-за дерева и подхватил ее на руки.
Аларика ахнула, попыталась высвободиться, потом увидела его лицо и судорожно ухватилась руками за шею.
– Филипп!.. Пусти, – сказала она через минуту, продолжая обнимать Филиппа и прижимаясь к нему всем телом.
Он молча покачал головой и снова потянулся к ее губам.
Аларика высвободилась из его рук, поправила волосы.
– Рика, – позвал он негромко, как называл очень давно в детстве. – Рика, я за тобой.
Рука Аларики дрогнула, она с испугом, как ему показалось, посмотрела на его значок, выглянувший из-под лацкана куртки. Филипп взял слабо сопротивлявшуюся женщину за руки, привлек к себе, и в этот момент в комнату вошел Май Ребров.
Покашляв, он обогнул кустарник и подошел к смущенному, злому, не знающему куда себя деть Филиппу.
– Рад тебя видеть, Ромашин. И, насколько берусь судить, не только я.
Аларика отняла руки и твердо взглянула на Реброва.
– Он не виноват, Май.
– Какое право я имею кого-то винить?
– Имеешь, но только меня. Я дала ему повод надеяться.
– И что же?
– Не знаю.
Филипп наконец сбросил оцепенение и вмешался в диалог.
– Извините, Май. Я знаю, что вы любили брата. Сергей был настоящим человеком… – Слова прозвучали беспомощно, и Филипп замолчал.
Ребров поднял на него тяжелый взгляд и несколько мгновений смотрел, будто обдумывал, что с ним делать.
– Дело не в том, что он мой брат. Но он любил ее! Понимаешь, юноша? И я люблю ее, и моя жена, и дети. А ты?
– Май! – сердито сказал Аларика.
Ребров лишь повел плечом.
Филипп выдержал его взгляд, потом повернулся к женщине.
– И я люблю ее… разве что понял это совсем недавно… Да свидания, Рика. Прощайте, Май.
Он повернулся уйти, но Ребров остановил его.
– Погоди. Как ты понимаешь, я имею право требовать. Я улетаю, улетаю надолго, а ты остаешься. Что ты намерен делать?
– Май! – снова проговорила Аларика, искоса посмотрев на Филиппа.
– Что? Жить. Вместе с ней. Я хочу назвать ее своей женой.
– Это будет непросто.
– Знаю. Но это случится.
Каменное лицо Реброва дрогнуло, тень тоски промелькнула на нем, промелькнула так быстро, что Филипп усомнился, было ли это на самом деле.
– Что ж, удачи! В конце концов выбор всегда был уделом женщины, хотя я не уверен в правильности выбора Аларики. Я уже говорил это, когда она стала женой Сергея, говорю и еще раз.
– Май! – в третий раз сказала женщина.
– Но почему? – спросил угрюмый Филипп, хотя уже догадался, к чему клонит Ребров.
– Потому что ты уже не конструктор ТФ-аппаратуры и не спортсмен, ты – безопасник. И значит, основной твой дом – база погранслужбы, основное свободное время твое – время завтрака, и основное ваше с ней счастье – сомнительное счастье ожидания счастья, и для этого обоим нужно обладать неким достоинством – запасом терпения. За нее я спокоен.
– Я понял, – сказал Филипп.
– Иди, – сказала Аларика. – Иди же, я позвоню тебе…
Филипп поклонился и вышел, унося в душе два разных взгляда: умоляющий – Аларики и холодно-вопрошающий – Реброва.
Когда он вышел, Ребров прошелся по лесу, касаясь стволов рукой, и проговорил:
Причин не знаем.
Ясно лишь для нас —
Любовь проходит сквозь цензуру глаз.
Рассудочность не зажигает кровь.
Не вечно ль первый взгляд родит любовь.
– Кристофер Марлоу. Ты любишь его? Я имею в виду Филиппа.
Аларика выключила аппаратуру и зажмурилась, потому что ей внезапно захотелось плакать. Она вдруг бросилась к Реброву, уткнулась лицом в его грудь, борясь с рыданиями.
– Не знаю я ничего, не знаю… дайте мне время разобраться самой… Ты улетаешь, и никто, никто… не посоветует… и Сергей… и Сергей тоже…
– Ничего, ничего, – пробормотал Ребров, гладя ее вздрагивающие плечи. – Сергей бы тебя понял…
Из-за деревьев на них с молчаливым недоумением смотрели напарники Аларики.
Глава 13 АВСТРАЛИЙСКИЙ ЭКСПЕРИМЕНТ
Керри Йос выслушал диспетчера и посмотрел на часы:
– Через десять минут соедините, я закончу инструктаж.
– Земплан? – спросил Богданов.
– Земплан. – Керри нахмурился. – А ты почем знаешь?
– В твое отсутствие звонил их инспектор. Наш отдел за январь – февраль превысил какие-то там нормы расхода материальных ресурсов.
– Какие-то… Надо было соединить их с плановым бюро и сообщить в секториат. Впрочем, теперь я сам. Продолжим. Отделу вменили в обязанность обеспечение безопасности эксперимента «Галактическое просвечивание», в связи с чем я перераспределил обязанности. Богданов будет продолжать осуществлять мероприятия по Наблюдателю, в его распоряжении остается группа Микульского. Станислав с этого момента занимается только экспериментом, в его распоряжениe поступает группа Ромашина. Текущая работа переходит к Щеголеву. Вопросы?
– По эксперименту. Кто ответственный за его проведение?
– Институт ТФ-связи и Академия астрофизики. Конкретное распределение обязанностей выясните в консультативном комитете СЭКОНа. Если вопросов больше нет, все свободны.
Керри Йос знаком показал Томаху остаться, подождал, пока руководители групп покинут кабинет, и сказал:
– Забыл тебя предупредить, Слава. Первым делом перепроверь расчеты по эксперименту. Эксперты просчитали его, но…
– Ученые утверждают, что эксперимент безопасен. Во всяком случае, место его проведения выведено достаточно далеко за пределы обитаемой зоны Системы.
– У Дикушина иная точка зрения. Нептун, как и Сатурн, – не лучшее место для эксперимента такого масштаба. У тебя есть свои ТФ-специалисты, тот же Ромашин… В общем, ты меня понял.
Томах кивнул.
– Перестраховаться в таком деле не помешает.
Керри задумчиво посмотрел поверх его головы, и у Станислава вдруг возникло ощущение неловкости, словно он сказал что-то невпопад…
Филипп вошел в кабинет и остановился у порога.
– Проходи, – сказал Томах, несколько удивленный его хмурой сдержанностью. – Чем-то расстроен?
