Быков Андрей - Псы границы
- Гляди-ка, - вновь подивился Полоз, - вроде нормально разговаривает. И не сказать, что умом тронулся...
- Всё? - поинтересовался я у Зелёного, - Добавить ничего не желаешь?
- Никак нет, господин сержант! - так же чётко отрапортовал Зелёный, улыбаясь во весь рот.
- Тогда, может быть, уважаемый Великий охотник и рядовой войска Его королевского величества объяснит своим боевым товарищам, где он шлялся полтора суток!? - постепенно повышая тон, последнюю часть фразы я буквально проорал в лицо опешившему от такой встречи Зелёному.
Всё ещё продолжая неуверенно улыбаться, он оглядел нас всех и, запинаясь, произнёс:
- Но вы же сами мне разрешили, господин сержант... отлучиться... не надолго...
- Вот именно, - рявкнул я, - НЕ надолго! Или для тебя отсутствие на посту в течение полутора суток, это - "ненадолго"!? Тогда скажи мне, что в твоём понимании означает - "надолго"!? Чтоб я на будущее знал и учитывал твои временные рамки! НУ!?
Однако Зелёный и сам уже понял, что сморозил глупость. Виновато опустив голову, он тихо произнёс:
- Простите меня, пожалуйста. Я, конечно, виноват... Но тут, понимаете, такое дело, - лёгкая, блуждающая улыбка вновь чуть заметно скользнула по его лицу. Мелькнула и - пропала, оставив на лице едва заметный след своего сияния.
Я отвёл свой взгляд в сторону, вздохнул и вновь посмотрел ему прямо в глаза. Не отводя глаз, он чуть заметно пожал плечами и опять улыбнулся.
- Ладно, - невольно усмехнулся я, - поздравляю. А за опоздание - три ночи подряд - дежурство на площадке. Начнёшь сегодня же! Это тебе урок на будущее, - и, разворачивая коня, добавил, - всё, возвращаемся. За мной - марш!
Хорёк догнал меня на обратном пути и, поровняв своего коня с моим, спросил:
- С чем это вы его поздравили, господин сержант?
- А ты что, не понял? - хмыкнул я.
- Нет... Вы о чём!?
- Ну, если говорить грубым солдатским языком, то вчерашней ночью Санчара отдалась ему! Вот так-то, парень! Дождался наш охотник своей добычи.
- Да ладно! Не может быть!? - поразился Хорёк, - Это ж надо, а? Полгода ходил за ней, а всё ж таки добился своего?
- Может, Хорёк, может! Молодец, Зелёный! Настойчивый...
- Да, дела, - протянул Хорёк, оглядываясь на нашего охотника, - ей же теперь в родной аил дорога заказана. Прибьют её родичи за такое. И замуж её там теперь никто не возьмёт.
- Значит, она для себя всё решила, - сделал я вывод, - да и Зелёный наш, похоже, тоже...
Хорёк, придержав коня, дождался, пока Зелёный поравняется с ним и с силой хлопнул его по спине:
- Поздравляю!
- С чем? - удивлённо глянул на него охотник.
- Да ладно, - заржал Хорёк, - не прикидывайся. Мне сержант уже сказал. Про подружку твою.
- Спасибо, - Зелёный был заметно смущён и раздосадован тем, что тайна его так быстро открылась.
А Хорёк, размахнувшись во второй раз, влепил ему увесистый подзатыльник:
- Балбес!
- Теперь-то за что? - обиженно вскинулся Зелёный.
- Не делай так больше! Знаешь, как мы тут все переволновались! Чего только не передумали... Парни всю ночь не спали.
Последние слова он произнёс, уже спрыгивая с седла возле конюшни.
- Извините, - только и смог произнести Зелёный, виновато глядя по сторонам.
К вечеру разыгралась метель. Нагнавший из-за перевала снежные тучи ветер выл и свистел вокруг нашего небольшого поста, сразу показавшегося нам островком тишины и покоя посреди разбушевавшейся стихии. В казарме было уютно и тепло. Отряд отдыхал. Лезть в такую погоду на смотровую площадку было величайшей глупостью, поскольку на расстоянии десятка шагов уже было абсолютно ничего не видно. Зелёному явно повезло с отрабатыванием назначенных дежурств. Но я не преминул ему напомнить, что должок в три ночные смены он мне обязательно вернёт сразу же, как только закончится это погодное безобразие. Он согласно кивнул и завалился на свою лежанку спать, пояснив, что будет таким образом подготавливать свой организм к ночным бдениям. Я и не возражал, поскольку заняться всё равно было больше нечем.
Двое суток продолжалась эта круговерть. К вечеру второго дня ветер постепенно утих, тучи на небе убежали дальше, на запад и вскоре над горами засияли крупные, яркие звёзды, засветила луна.
Постояв у порога казармы и полюбовавшись на чистое звёздное небо, я вошёл внутрь и толкнул дремлющего с самого обеда Зелёного:
- А ну, подъём! Хорош спать! На службу пора.
Зелёный, приоткрыв глаза, сонно уставился на меня.
- Метель кончилась, - сообщил я ему, - пять минут на сборы и - бегом на площадку!
Сев на лежаке и спустив на пол ноги, Зелёный потёр руками лицо и потянулся к сапогам.
- Эх, господин сержант, - вздохнул он, - какой сон не дали досмотреть...
- Хе, - усмехнулся Грызун, - то-то я гляжу, ты во сне руками по поясу елозишь! Небось, подружку свою горскую под себя подминал?..
- Отвали, - лениво отозвался Зелёный, - зависть - тяжкий грех!
- Да мне-то чего грехов бояться? - махнул рукой Грызун, - Я уж чего только не повидал. Это тебе, молодому, о грехе рукоблудия надлежит помнить, - язвительно добавил он.
- Да иди ты, - невольно покраснел Зелёный, - чего говоришь-то?
- Послушайте, сержант, - подал голос Цыган, - а может не стоит нашего влюблённого охотника одного на площадку отправлять? А то начнёт он там о своей подружке вспоминать... Так и до греха, Грызуном озвученного, недалеко. Воспоминания, должно быть, ещё свеженькие...
- Ничего, - ухмыльнулся я, - бодрее службу нести будет.
- Да чего вы привязались!? - не своим голосом взвыл Зелёный, - у меня и мыслей таких не было!
- Ты собрался? - ехидно прервал его Хорёк, - ну давай, давай, дуй на площадку. Там и определишься, есть у тебя такие мысли, или - нет.
В сердцах сплюнув, Зелёный под дружный хохот всего отряда выскочил наружу, с силой хлопнув дверью.
- Цыган, спой чего-нибудь, - попросил Степняк.
Сняв со стены гитару, Цыган легко тронул струны, проверяя настройку, глянул по сторонам, как бы проверяя, слушают ли его и запел. Сначала негромко, потом всё сильнее и сильнее. Вначале это были просто цыганские напевы с различными изменениями тональностей и тембра, а потом, видимо - распевшись, Цыган запел одну из своих песен. Песня была для нас новая и, хоть и не отличалась высокой художественностью текста, слушали мы её с интересом.
- Ай, да вьюга веет в чистом поле,
Ветер свищет между гор...
Ой, да погулял, да на просторе
Конокрад - цыганский вор!
А я сегодня не гуляю
Не пляшу, не пью вино.
Не поверите, ромалы!
На мне солдатское сукно...
Цыган служит,
ой, на границе
Средь высоких диких скал.
Ой, как много я, ромалы,
Здесь за год службы повидал!
Наш десятник, больно строгий,
День продыху не давал!
Иль горцы буйные наскочат,
Да опять - за перевал...
А мне бы девку - губки-ягодки,
Жбан вина, добра коня...
Ой, да умчуся я на волюшку,
Ввек не отыщете меня!
Воля, воля, воля-вольная!
Ай, ты - душа цыганская!
Поле, поле ты раздольное,
Ой, забери скорей меня...
Закончив петь, Цыган ещё продолжал какое-то время наигрывать мелодию, прикрыв глаза и едва заметно улыбаясь.
- Да, Цыган, - сказал я, - не для тебя служба воинская...
- Верно говоришь, сержант, - белозубо улыбнувшись, ответил он, - уж больно строго и дисциплина жёсткая. Но с вами, сержант, служить интересно.
- Это чем же?
- Скучать не даёте! Что ни день, то новая придумка. Вон, и за хребет с вами сбегали. Человека из плена освободили, да заодно и золотишком разжились. А от того и на душе приятно, и кошелю - радость!
- Ну, положим, за казну эту Грызуна благодарить надо. Всё ж таки, это он её нашёл...
- Э, нет, сержант, - вступил в разговор Грызун, - Я нашёл - это верно. А вот только ежели бы вы своего согласия на то, чтоб добыть золотишко это не дали, вовек бы нам его не видать...
- Послушай, Цыган, а вот уйдёшь ты со службы, чего делать будешь, - спросил Степняк.
- А на коня быстрого, да в поле чистое - долю свою добывать, - мечтательно отозвался Цыган.
- А какую долю? - не отставал Степняк.
- Жену хочу в таборе взять, - признался Цыган, - свою кибитку иметь. Детей чтоб целая куча! И кочевать по свету с табором своим, куда глаза глядят, куда душа летит, куда ноги несут!.. Э-эх!
Он ударил по струнам и с силой перебрал несколько аккордов.
- Да, семья - это хорошо, - согласился Одуванчик, - вон, Линика моя, из посёлка, уж несколько раз намекала, мол, не останусь ли и дальше здесь?..
