Горъ Василий - Законник.
Единственным местом, на котором не толпились ожидающие начала суда, был Помост Обвинителей. И то только потому, что подступы к нему охраняли воины Внутренней стражи, а в одном из кресел уже восседал комендант Последнего Приюта мессир Жак Оттс. Трудно сказать, чего больше опасались толпящиеся в зале дворяне — воинов графа Орассара или Палача. Но держали дистанцию. Изредка косясь на отполированное до зеркального блеска орудие его труда — тяжеленный топор по прозвищу Кровопийца, — покоившееся в самом центре стола на алой бархатной подушке. И старались не ежиться…
…Ожидая появления короля Вильфорда и графа Лагара де Лэйри, народ вполголоса обсуждал будущую войну с Онгароном, подробности убийства вассалов Бадинета Ленивца и вероятные потери обеих армий. И старательно обходил стороной будущий приговор чете Квайст.
И совсем не из-за какого-то там такта или сочувствия. Причина такого поведения была гораздо более прозаической: добрая треть собравшихся в Белом зале являлась родственниками баронессы Майянки. А, значит, любое неосторожно сказанное слово могло выйти боком кому угодно. Включая приближенных его величества.
Впрочем, последствий своей невоздержанности боялись далеко не все — скажем, графу Олафу де Лемойру, занявшему место в самом правом углу Высокого Балкона, на это было наплевать: старый вояка поглядывал на Сучку Квайст с таким презрением во взгляде, словно в клети Обвиняемых сидел трус, сбежавший с поля боя.
Окружающие графа сыновья разделяли чувства своего отца. Но тоже предпочитали помалкивать. Зная, что их отец не уважает болтунов.
Бальдр Тиррер, граф Орман, занявший место чуть правее и выше де Лемойра, тоже не обращал внимания на родственников обвиняемых. Но обсуждать подробности преступлений четы Квайст не спешил, ожидая выступления королевского Обвинителя и самих обвиняемых, чтобы иметь возможность составить собственное мнение…
…Нет, один человек, в чьей речи то и дело проскальзывало имя Майянки Квайст, в зале все-таки был. Только вызвать его на дуэль никто из присутствующих бы не посмел. Ибо связываться с Осадной Башней мог решиться только юродивый. А сама Башня, или баронесса Шейла де Нейриор, вовсю обсуждала подробности жизни сидящей в клети супружеской четы. И изредка посмеивалась. Что здорово нервировало воинов Внутренней стражи, выстроившихся перед Высоким Балконом: она нашла себе место не где-нибудь, а в нескольких шагах от графа Арти де Венгара и леди Гвианы!
…Десятники Внутренней стражи, контролирующие происходящее во Дворце Справедливости, ели свой хлеб не зря: когда граф де Венгар потерял всякое терпение и пошел красными пятнами, а его супруга решительно отложила в сторону веер, посыльный, выскользнувший из толпы менее именитых дворян, с поклоном вручил Осадной Башне роскошный букет цветов и запечатанный свиток.
В Белом зале тут же наступила мертвая тишина: ошалевшие от такого чуда дворяне вставали на цыпочки, чтобы разглядеть герб безумца, решившего изъявить свои чувства 'первой красавице' Элиреи.
…Подобрать отвалившуюся нижнюю челюсть баронесса де Нейриор смогла далеко не сразу. И справилась со своим удивлением только тогда, когда на нее чуть не завалился излишне любопытный наследник графа Малика де Фарки, восемнадцатилетний обалдуй по имени Конас.
Рев Осадной Башни, возмущенной нарушением ее личного пространства, наверное, услышали даже у городских стен. А звук раздавшейся следом пощечины — и того дальше…
'Начинается…' — сокрушенно подумал граф Логирд. И, оторвав руку от подлокотника, переплел пальцы в знаке 'внимание'. Однако увидеть результат поданной команды не успел: сначала за его спиной скрипнули створки Ворот Неизбежности, а мгновением позже под сводами Белого зала раздался рев фанфар.
Граф тут же забыл и про Осадную Башню, и про лежащего на полу графа Конаса: на Помосте Обвинителей появился граф Лагар де Лэйри. И, хмуро оглядев мгновенно успокоившуюся толпу, медленно повернулся к королевской ложе…
…Король Вильфорд вышел в ложу еще до того, как церемониймейстер закончил перечислять все его титулы. И, царственно опустившись на трон, едва заметно кивнул.
Мгновением позже в руке графа Лагара возник небольшой церемониальный молот, с двух сторон украшенный гербом рода Берверов, ненадолго завис над столом, а потом с грохотом опустился на наковальню: слушание дела четы Квайст началось…
…Информации, собранной оруженосцем сына, оказалось на удивление много: на то, чтобы зачитать полтора десятка подготовленных им свитков, ушло более двух часов! Даты, имена, названия сел и деревень — казалось, что запомнить все то, что он перечислял, просто невозможно. Однако юноша, оказавшийся весьма неплохим оратором, вбивал все это в головы собравшихся во дворце Справедливости дворян с силой и размеренностью тарана. И весьма последовательно превращал сухие цифры в живые и наполненные смыслом картины.
Кстати, показать дворянам реальные результаты 'налоговой политики' Сучки Квайст оказалось довольно просто: в нужный момент на Площадь вывели полтора десятка чумазых девочек лет восьми-десяти, каждая из которых держала на руках замотанное в тряпье дитя. Дитя, прижитое сиротками(!) в результате насилия(!).
Не среагировать на такое дикое нарушение Уложения не смогла даже леди Шейла. И смертельно побледнела. А ее муж — тот в бешенстве принялся тискать рукоять своего меча…
…Смотреть на изможденные и перепуганные лица детей было больно. И так же больно представлять себе тех, кого не смогли привезти в Арнорд: многодетные семьи, оставшиеся без кормильца, и вынужденные продавать дома, чтобы выжить. Калек, побирающихся на улицах сел и деревень. Сирот, готовых продавать даже самих себя, лишь бы заработать на кусок хлеба. А не представлять… не представлять было невозможно…
…Слушая размеренную, но от этого не менее эмоциональную речь Томаса, Логирд Неустрашимый быстро перестал понимать, где заканчивается замысел сына и начинается импровизация его оруженосца: каждое следующее слово, срывающееся с уст воина, становилось все тяжелее и тяжелее. И к моменту, когда в руках Королевского Обвинителя снова возник молот, граф Утерс ощущал себя раздавленным тяжестью предъявленных чете Квайст обвинений. И был почти не в состоянии что-либо анализировать. Ибо его душа сгорала от ненависти к Размазне и его супруге, и рвалась на части от сочувствия к невинным, по их вине оставшимся без родных и без крова…
На то, чтобы успокоиться и взять себя в руки, ушло несколько минут. К этому времени Томас покинул Помост Обвинителей, а на его место поднялся коронный нотариус Атерна. И зачитал еще несколько свитков.
Реакция зрителей на эту информацию была намного менее острой: по мнению Ронни, после выступления Томаса собравшимся надо было дать достаточно времени, чтобы они смогли успокоиться. И правильно оценить великодушие его величества…
…Все время, пока мэтр Дэвиро спускался с Помоста Обвинителей, в Белом зале стояла мертвая тишина. Молчали все — и родственники леди Майянки, и их недруги, и те, кто искренне ожидал торжества закона и справедливости. А когда граф Лагар дал слово обвиняемым, зал словно сорвался с цепи.
Орали все: молодежь, едва перешагнувшая порог совершеннолетия и умудренные опытом старики; еще не опоясанные девушки и женщины, воспитывающие детей своих детей. Даже воины Внутренней стражи, стоящие спиной к клети обвиняемых, слитно стучали кромками щитов об каменный пол. И яростно сверкали глазами.
Для того чтобы успокоить возжаждавший крови народ, потребовалось личное вмешательство короля: богато украшенная драгоценностями держава поднялась в воздух… и с грохотом обрушилась на подлокотник трона:
— Тихо!!!
Младший сын графа Олеро, среагировавший на приказ короля слишком поздно, оказался на полу. В компании с телохранителем Ванессы де Клади, случайно задетым оплеухой отца графа, разъяренного таким непочтительным отношением к верховному сюзерену. Впрочем, возмущаться юноша не стал. А предпочел смотреть на короля снизу вверх.
— Это — лишь одна сторона монеты… — дождавшись тишины, негромко произнес Вильфорд Бервер. И угрюмо посмотрел на своих вассалов. — Но для того чтобы вынести справедливый вердикт, надо увидеть и вторую…
Слушая эти слова, Логирд Неустрашимый не отрывал взгляда от графа Конта де Байсо. И ждал его реакции.
Выражение искренней благодарности, появившееся на лице потенциального заговорщика, заставило графа улыбнуться: идея его сына начинала воплощаться в жизнь. Пусть медленно — но довольно уверенно…
— Ваше величество? Ваша светлость? Могу я… передать право защиты моей супруге, баронессе Майянке Квайст, урожденной де Венгар? — поочередно поклонившись своему сюзерену и Королевскому Обвинителю, поинтересовался бледный, как полотно, Размазня. А потом нервно потер рукой шею. В том месте, где ее должен был перерубить топор палача…
