Александр Щёголев - Зона Посещения. Избиение младенцев
– На Носорога.
– На папашу? – изумляется она. – И по чьему приказу вы увезли Марину Панову в Зону?
– По приказу Носорога.
– Отпад… – только и может сказать она.
Еще важный вопрос: сколько их здесь собралось, возле следственного изолятора? Три машины, отвечает «злой доктор». Наша, кабриолет и универсал.
Вот оно как. Великий и ужасный Носорог, которого никто никогда не видел (Натали-то, кстати, видела своего папу? Как-то я не подумал поинтересоваться), прислал по наши души целую разведгруппу и чуть ли не АВАКС придал для координации усилий. Получается, здесь только люди Носорога. В трех машинах. Что ж, значит, он и есть главный враг? А как же Глиттер с его сталкерами, посланными за нами с Эйнштейном? С кем мы вообще в Зоне сражались? Где, мать ее, контрразведка, которая подмяла мистера Ву и устроила нам ловушку, где их оперативники? Может, я не всех заметил?
– Потом разберемся, – обещаю я Натали и вытаскиваю ее из машины. – Раздевать их будешь? – спрашиваю с мстительным предвкушением.
– Нет. Отец рассердится.
– Жаль. Ты папу-то хоть раз видела живьем?
– Дебил.
– Дашь при случае его словесный портрет… – Смотрю на часы: ребята вот-вот начнут. – Идем, – говорю я ей. – Время.
* * *Полицейское управление и примкнувший к нему следственный изолятор внезапно затягивает туманом. Плотным, как вата. Это Фаренгейт прогулялся по периметру обоих зданий. Обычная неспешная прогулка, а какой результат. В лицо его не знают, для аномала слишком взрослый, парень как парень.
Под прикрытием тумана мы и входим. В дежурной части все копы оказываются пьяны, это несколько неожиданно и вместе с тем чрезвычайно кстати.
– Детки, – умиляется офицер. – Девочки и мальчики… Вы не бойтесь, вас не тронут. Единственное место в этом долбаном городе, где детей не тронут… до нового приказа…
– Сэр, вы позволите задурить голову вам и вашим товарищам? – невинно спрашивает Горгона.
– Счастлив буду, малышка.
Их трое. Пока она обрабатывает и усыпляет присутствующих, я занимаюсь служебным компьютером. С этого, который в дежурке, мало что можно сделать, нужна консоль. Нахожу консоль, она оказывается, как и положено, в серверной, что на первом этаже. Идти туда стремно, да и некогда. Смотрю на сетевой кабель… Смотрю, пытаясь дотянуться… Дотягиваюсь, переключаю консоль на себя… Представляю, как забегал, как возбудился программист, потерявший контроль не просто над сетью, но и над клавиатурой…
Через турникет идет некто в штатском, мучительно шатаясь, но героически сохраняя выправку. Видит нас за стеклом.
– У-ла-ла! Нападение мутантов! – весело изумляется он. Думает, что шутит. Хочет зайти к нам («Дайте я вас по головке поглажу…»), и Горгона впускает его, присоединяя к своему «стаду».
С внутреннего двора, куда нам скоро идти, а также из коридора доносятся пьяные вопли и рыдания. Кто-то безобразно поет а капелла. Кто-то громко бьет что-то стеклянное. Полиция напилась вся поголовно, чтобы к ней – никаких претензий, чтобы заглушить слабенький голос стыда…
Итак, консоль. Локальные сети полицейского управления и следственного изолятора связаны, это практически одна сеть, что, конечно, является серьезным просчетом технических служб. Ну что вы хотите от провинциального СИЗО, кто здесь работает? Хармонт – это задница, от которой вся страна давно и привычно воротит морду… Просачиваюсь из одной виртуальной оболочки в соседнюю. В изоляторе – своя консоль. Ведь давал я себе зарок не лезть в тюремные компьютеры, а вот нарушаю… Цель – открыть ворота.
Полиция и СИЗО имеют общий двор, перегороженный высокой бетонной стеной. В этой внутренней стене – ворота, за которыми, собственно, уже тюрьма. Идти я решил этим путем, а не через главный вход, потому что если нас и ждут, то там, а не здесь. Сам бы я легко проник внутрь при помощи моего друга «Джона-попрыгунчика», но Горгона и отец… Короче, я активирую противопожарную систему и даю сигнал тревоги. Чтобы запустился весь комплекс спасательных мер, тревогу должны подтвердить начальник караула охраны и начальник по режиму. Они, сами о том не подозревая, подтверждают.
Готово! Я этого пока не вижу, но уверен: ворота во дворе сейчас медленно разъезжаются.
Тут и Голубятник появляется, весь обиженный:
– А чего Фаренгейт дерется? Дал мне по затылку, дурак! Сам туман напустил и сам на меня наткнулся…
На всякий случай я смотрю списки заключенных и… не нахожу отца. Проверяю еще раз – в списках не значится. Нет подследственного по имени Максим Панов.
Это со страху, говорю я себе. Они боятся.
– Помнишь, что должен делать? – спрашиваю у Голубятника.
– Да все равно ничего не получится, – апатично отвечает он.
Через двор, полный расхлюстанных стражей порядка, при взгляде на которых отчетливо понимаешь, что человек – это животное, мы следуем к раскрытым воротам и входим на территорию изолятора. Во дворе пусто, если не считать двух охранников: один – внизу, второй – на невысокой вышке. Оба вооружены.
– Вы куда? – кричит тот, что на земле. – Вы кто?
– У вас мой папа служит, – громко произносит Горгона и направляется к нему, показывая открытые ладони. – Я к папе.
Я знал, чем это закончится, и не беспокоился. В руках у меня был «Джон-попрыгунчик», настроенный заранее. Четыре быстрых прыжка – к вышке, наверх, с промежуточной остановкой на ступеньках, и вот я стою лицом к лицу со стрелком. Совсем еще молодой, наверное, только что из училища. Зачарованно смотрит на меня, часто моргая.
– Отдай, – говорю ему и вырываю у него из рук винтовку. – Если будешь сидеть тихо, останешься жив. А лучше ложись на пол, чтоб не заметили.
Разбиваю его рацию и смартфон, на котором он во что-то играл. После чего исчезаю, чтобы присоединиться к Горгоне, которая уже выключила свет в голове первого из охранников.
Внутри у них своя дежурная часть, и там – большой кипеш. Кто-то орет по телефону на техников, кто-то звонит пожарным. Тревогу уже отключили, причем самым тупым способом – принудительно перезагрузили систему. Компьютеры пока не живые. Нормального оружия почти ни у кого нет, резиновые дубинки да шокеры. Инспекторам по режиму огнестрелы не положены из соображений безопасности, чтобы зэки ненароком не отобрали. Винтовки есть только у сотрудников службы охраны. Все оружие – в оружейке, но сейчас, понятно, нет причины его раздавать.
А вот те, которые ждут нас в триста десятой камере, наверняка вооружены. Ну, пусть ждут, петухи, яйца высиживают.
Нас замечают, когда уже поздно: Горгона бьет веером плюс еще свой фирменный клекот добавляет, наводящий жуть. Компрессированное вербальное внушение, ага. И сразу – мир и тишина.
Среди нейтрализованных, разумеется, есть и сотрудники другого ведомства – коллеги тех, которые в триста десятой. Ловцы на живца, где форель – мы с Горгоной. У этих непременно есть при себе скрытно носимое оружие, но вычислять их и допрашивать некогда.
– Устала, – говорит Горгона и садится на пол, держась за голову.
Я вытаскиваю банку с драже. Осталось меньше половины. Проблема пополнения энергетиков скоро встанет во весь рост. Я закидываюсь сам и передаю банку воительнице:
– Подкрепись.
Забираю у одного из охранников штатный кольт вместе с кобурой и портупеей и надеваю на себя.
– Отдохни пока, Натка. Я слетаю в карцер, посмотрю, как там предок. Может, смогу сам его вывести.
По правде, надо бы сказать: «Посмотрю, ТАМ ЛИ предок». Не хотелось думать о плохом.
Потолки здесь такие высокие, что с ходу на второй этаж не запрыгнешь. Ярдов шесть, не меньше, а у «Джона» предел – пять. Я залезаю на стол, с него – на шаткий стальной стеллаж, держась за стеночку, вынимаю артефакт…
– Натка… – Слышу, как девушка повторяет свое имя, катает его во рту. – Натка… А чё, красиво звучит…
Попадаю на этаж выше. Куда двигаться – знаю. Схема здания, которую я вынул из архива Комитета по строительству, подробнее некуда. Включает в себя планы всех этажей – со всеми оконными и дверными проемами, вентиляционными шахтами, перепадами полов, ступеньками, электрощитовыми.
Коридор разбит решетчатыми переборками на отсеки. Двери оборудованы электромеханическими запорами под магнитные ключи. Никого нет: видимо, вспугнутые тревогой стражники дружно сбежали вниз. Иду по коридору, последовательно открывая решетки. Магнитные ключи? Зачем? Усилие воли, поворот невидимого рычага, и механизм исполняет команду. Двери оставляю открытыми. Отцу нужен путь на волю, и я этот путь обеспечу.
Прохожу мимо камер, именуемых стойлами на языке честных бродяг, мимо туалета для сотрудников. А вот и карцер. С колотящимся сердцем открываю «кормушку», заглядываю внутрь…
Он здесь! Лежит на бетонном полу в одних трусах, медленно поворачивает голову в мою сторону. Но замок на двери совершенно обычный, механический. Облом.
