Александр Афанасьев - У кладезя бездны. Бой вечен
Восемнадцатого июля с.г. капитан первого ранга Воронов вылетел в Бухарест по паспорту гражданина САСШ Ричарда А. Пайнтли, рейсом авиакомпании «Алиталия». Дальнейший маршрут капитана первого ранга Воронцова установить не удалось.
Указанная выше информация может считаться достоверной, поскольку проверена прикомандированными к разведочному отделению посольства нижними чинами.
С уверениями в почтении,
Остаюсь верным слугой Престолу
Третий секретарь посольства ЕИВ
Императора Российского
При дворе Его Королевского Величества,
Короля Италии Виктора Иммануила IV
Надворный советникПараскун Е.В.Я отложил лист бумаги на стол, мельком отметив, каким он стал хрупким.
Вот так вот… Финита. Покушение на папу состоялось восемнадцатого июля восемьдесят первого.
Информация в документе, безусловно, не самая достоверная. Упоминание о расследовании, проведенном газетой «Ла Стампа», одной из крупнейших газет не только Итальянского Королевства, но и Европы – раскрывает карты относительно этого письма. За основу взяли журналистское расследование, проведенное газетой «Ла Стампа», факты, которые были в нем изложены, послали проверить нижних чинов посольства. Самим проводить расследование было чревато – посольство в это время находилось чуть ли не в осаде, в городе кишели террористы, немцы тоже относились к нам… без радости. В очень неспокойное время произошло покушение на папу римского – для католической Италии это все равно, что покушение на Господа Бога. Особенно если учесть то, что произошло до этого, и то, что многим хотелось гражданской войны в стране. Нижние чины попытались осторожно встретиться с теми, кто упомянут в статье и выяснить достоверность информации. Нижние чины вернулись и доложили, что информация, изложенная в газете, достоверна.
Или надворный советник Параскун просто раскрыл газету и точь-в-точь переписал оттуда материалы, добытые итальянскими журналистами-расследователями? Могло быть и такое, я не раз говорил, что девяносто процентов разведывательной информации можно почерпнуть в открытых источниках, нужно только знать в каких и как анализировать достоверность информации. Могло быть – но вряд ли. Если вскроется обман – взгреют за него так, что мало не покажется. Наверное, он просто взял газету, дал ее нижним чинам и послал их проверить информацию. В этом случае – он прикрыт: да, информация из газеты, но проверена разведочной службой посольства и может считаться достоверной.
А «Ла Стампа» – не желтая газетенка. Просто так откровенную брехню она писать не будет. И даже желтые газеты иногда берут материал с потолка.
Насколько я знал своего отца и то, что он делал? Что о нем помнил?
Я был слишком мал, но очень хорошо помнил один момент. Только один… он просто врезался мне в память. Это было как раз летом… тем летом, в начале июня восемьдесят первого. Мы с матерью жили в снятой на лето даче на самом побережье… можно было бы и во дворце, но во дворце было слишком жарко. А кондиционеров нормальных тогда не было… Вместе с мамой и бонной мы были на пляже… когда появился отец. Я точно помню, что его не ждали… иначе бы меня уже с утра вместо привычной рубашки и шортов нарядили бы в матросский костюм, который был жарким, тер и жал во всех местах и который я ненавидел. Я не сразу узнал отца… потом мама сказала – сынок, это же папа… И я побежал к нему по песку, а потом споткнулся…
Было так обидно…
Отец прибыл на два дня. Он был не в форме, но с большим, походным чемоданом, который стоял в прихожей дачи и который я тем вечером попытался открыть, но неудачно. Я помнил то, что мама не проявляла обычной радости по приезду отца. А на следующий день мы вышли в море на небольшой парусной яхте. И тоже была какая-то напряженность…
Потом отец исчез, исчез примерно на месяц. Потом он появился – и мы переехали в Воронцовский дворец на какое-то время, но очень ненадолго. Потом отец и мама уехали… а потом они погибли. Я хоть был и маленький – но я почему-то отчетливо все понял. Что ни мамы, ни отца больше нет на земле, и отец больше никогда не придет, и мы не поедем все вместе кататься на яхте. И у меня больше нет никого – кроме дедушки и Его Величества.
А Его Величество – тогда Александр Пятый был еще относительно молод – присутствовал на похоронах, это я помню точно.
Севастополь
Матросский мальчишеский костюм и черное платье бонны, которая крепко держала меня за руку и всхлипывала. Черные с золотым шитьем парадные мундиры старших офицеров флота, у некоторых – черные орлы на погонах, адмиральские орлы. Дедушка – на нем тоже был черный с золотом мундир с черными орлами – взял меня за руку и подвел к бородатому человеку… я не знал, что это и был Александр Пятый, Его Величество Император. Он погладил меня по голове и что-то негромко сказал деду. Дед резко ответил…
Потом были залпы – не винтовочные, пушечные. И два гроба – накрытые флагами с черным орлом.
Когда я подрос – я вспомнил этот эпизод и спросил у деда, о чем они разговаривали с Его Величеством. Дед сказал: Его Величество спросил, прервалась ли династия Воронцовых-флотоводцев. Дед ответил – никак нет.
На следующий год – летом, меня привезли в имение Романовых, в Ливадию. Там был парнишка – мой одногодок, с которым мы сразу начали спорить относительно того, что за корабль мы видим на горизонте. Пять лет – а все туда же…
Это и был Цесаревич Николай.
– Мой отец в это время был в Польше… – несколько неуверенно сказал я. – В Польше был большой рокош, всех, кого только можно, направили туда на восстановление порядка. Есть записи в его личном деле.
Юлия улыбнулась.
– Много ли правды можно почерпнуть из твоего личного дела? А из моего?
– Черт, он был там! – вспылил я. – Я разговаривал с дедом, я разговаривал с его сослуживцами. Его отозвали оттуда, потому, что рокошане начали охоту конкретно на него.
– Не слишком серьезный повод для отзыва. Тем более что охотились там на всех, кровь за кровь, смерть за смерть…
– Но он приезжал домой! Летом! Ранним летом!
– На пару дней. Я не думаю, что нижние чины в восемьдесят втором сносили по паре ботинок, расследуя приключения твоего отца в Италии и Ватикане…
Я уже… дошел до кондиции… но тут мне на глаза попался еще один лист. Длинный столбик фамилий – шестнадцать, и две – дописаны от руки. Поднеся его к глазам – я похолодел…
10. Цезарь Полетти, барон.
14. Карло Альберто Далла Кьеза, генерал карабинеров.
Последним, от руки, чернилами был вписан Пьетро Антонио Салези ди Марентини, аббат, работающий в Ватикане.
Имена Салези ди Марентини и барона Цезаря Полетти назвал мне детектив, бывший контрразведчик и офицер финансовой гвардии Марио Джордано. Разобраться в этой истории он не успел – его тоже убили…
Полетти. Далла Кьеза. Салези ди Маретини…
Прищурившись, я посмотрел на лист, затем положил его обратно. Из стоящего неподалеку принтера достал лист чистой бумаги, присел за стол, начал писать. Юлия с тревогой наблюдала за мной…
Поставив свой росчерк, я помахал листом бумаги, чтобы просохли чернила. Подвинул бумагу Юлии.
– Что это?
Она не прикоснулась к листу.
– Прошение об отставке.
– Ты…
– Нет, я не сошел с ума, – сказал я, опережая ее мысль, – я в здравом уме и трезвой памяти, как никогда. Будь любезна, когда будешь в Санкт-Петербурге, отправь это в Собственную, Его Императорского Величества Канцелярию. Если не трудно.
– Тем самым ты оскорбляешь Его Величество.
– О, наоборот. Я избавляю его от тягостного объяснения перед концертом мировых держав за мои поступки. Все, что он должен будет сделать, – показать сию бумагу. Это страховка, прежде всего для Его Величества.
– Что ты намерен делать?
– Разобраться в этой ситуации. До конца.
– А как же… деньги… Тимур, это же твое дело. Ты что, его бросишь?
Для дворянина бросить так дело, да еще такое, какое поручил ему лично Император, было бесчестием.
– Нет, не брошу. Это одно и то же. Тимур… Ди Марентини, Полетти… Деньги в Риме. И в Ватикане. Мы охотимся за слугами – в то время, как надо обратить внимание на господ. Господа – это те, у кого деньги. Пока есть деньги – есть террор, есть боевики, есть взрывчатка. Мы можем уничтожать их сколько угодно и как угодно – но пока есть деньги, будут появляться новые и новые. Не будет денег – не будет ничего. Все прекратится.
– Что ты будешь делать? Я должна знать.
– Лучше тебе не знать. Ничего не знать. Я подозреваю, что все, кто что-то знал, уже на том свете.
– А мне, что делать?
– Спрячь это. Попробуй узнать, живы ли Параскун и Грицевич. Но очень осторожно. Не сама, поручи это кому-то. Да… возьми вот это…
