Ник Перумов - Гибель Богов - 2. Книга вторая. Удерживая небо
Опасно, смертельно опасно сталкивать первородные сущности в открытом противоборстве; всё искусство Истинного Мага как раз и направлено на то, чтобы избегнуть подобного.
…Всё-таки века существования в качестве «приходящего на помощь» сказываются — они да ещё вера, что даже эти силы, вырвавшись на волю, не успеют покончить со мной одномоментно.
Мяло, рвало, вжимало в серый камень. Я давно отвык от боли, от истинной боли — сейчас настал её черёд. Когда я странствовал, лишённый волей мерлиновского Совета власти над огнём, подверженный холоду и голоду, когда мне приходилось сражаться за жизнь своего тела кулаками и зубами — та боль оставалась обычной, болью плоти. Во плоть мы облеклись собственной волей. Мы могли сбросить телесную оболочку, возымей такое желание, не она поддерживала в нас жизнь. Добираясь до незримой сути, нашего астрального естества — кто-то назовёт это «душой», но разве могут Истинные Маги — коих Время не смеет волочь за шиворот пыльной дорогой бытия — разве можем мы именовать это так же, как прочие смертные или бессмертные?
Меч полыхал — и зримым, и незримым светом. Видящие в ночи существа поспешили бы прикрыть глаза или отвернуться, настолько ярко сиял он, и это сияние вонзилось в первородный мрак, подобно изначальной искре Творца, разгоняющего исходный Хаос.
Котёл был в ярости. Тьма в ярости. Их невидимые зубы невесть как, но прорывались сквозь мою защиту — и я уже слепо рубил направо и налево, рассекая впившееся в меня нечто, сотканное из мрака и пустоты, оживлённое сошедшей с ума силой, извергаемой осквернённым Котлом.
Одежда на моём человеческом теле дымилась и вспыхивала, и само тело покрывалось ожогами, но завязавшиеся магические узлы, которые мне так и не удалось распутать, я просто рубил. Звёздный клинок послушно удлинялся, находя очередное сплетение, ещё один сгусток мрака.
Я побеждал. Побеждал, но побеждал не так, не по-Хедински. Подобное скорее подошло бы Ракоту — сила против силы, оружие против мощи, грудь на грудь.
…Но вот разрублен последний из узлов, отчаянно бурлящий Котёл стал успокаиваться, и извергаемая им сила вновь течёт ровно, не встречая преград — однако «вниз» от великого источника по-прежнему тянется тёмная пуповина, и даже мой меч, выкованный из частиц Пламени Неуничтожимого, не в силах её разрубить.
И это не «путь Хедина». Рубить и крушить — удел Ракота, вернее, миф, коий он сам о себе создал. Когда надо, брат умеет медленно и осторожно распутывать самые сложные узлы. Вот и здесь, рубя и круша, ничего не сделаешь.
И это самый сложный выбор, как мне казалось в былые времена, который предстоит совершать Богу — когда крушить, а когда исправлять.
Оказалось, само собой, не так. Главный выбор крылся совсем в ином, привычно ускользая и не давая осознать себя. Я всё старался, искал, ставя задачи и проговаривая возможности; но главное всё равно не давалось: в чем цель моего служения Упорядоченному. Только ли в том, чтобы сохранять его от поглощения Неназываемым или учиняемых Дальними безобразий? Только ли в противостоянии Спасителю, которое, на деле, ещё и не началось?.. И чем дальше, тем больше Бог Равновесия Хедин, бывший Истинный Маг, не знавший ни матери, ни отца, а лишь своё Поколение, становился похож на ярмарочного клоуна, танцующего на проволоке.
Приходилось видывать и такое…
Танец на проволоке. В клоунском колпаке и нелепых башмаках. И оба конца протянутой над пропастью нити утонули в глубоком, непроглядном тумане…
…Тяжело дыша, я распростёрся на камнях. Сила текла ровно, почти невозмущённо, почти, но не настолько, как следовало. Граница остановится на время, Неназываемый придержан — но только придержан.
Потому что хворь Котла не излечена. Мне предстояло добраться до конца чёрной пуповины, не просто разрубив её, не просто заткнув незримую пробоину, но докопавшись до первопричины, до того изначального, что сделало само появление тёмного ответвления возможным.
Не так уж важно, в конце концов, кто додумался устроить это. Слуги Дальних, подручные Ямерта и его сродственничков, сами Падшие, новая инкарнация тех, кто поднимал мятеж Безумных Богов — до этих затейников мы доберёмся рано или поздно. Доберёмся и победим, как не раз побеждали в прошлом. Они проявят себя, сами полезут на рожон, как все, даже лучшие и хитрейшие из наших противников — Дальние.
Но вот заклятие, поразившее Котёл, его несовершенство, его болезнь исправить куда важнее.
Что ж, нас с Ракотом ждёт достойное дело. Нас двоих — Си тут уже один раз побывала, и не знаю, что стряслось бы, окажись мы тут сейчас вдвоём.
Нет. Я терял тебя дважды, Си, и третьего уже не будет.
Я вздохнул, кое-как приводя в порядок плащ и медленно, с кряхтением, поднимаясь. Котёл не любит сильных, он сам — сила. Он может шутить шутки, может внушить невесть что; мне вспомнился акробат на проволоке.
Надо видеть свои слабости, но нельзя забывать и о силе.
Меня ждала дорога обратно, а потом — возвращение. Но это уже должно было быть совсем иное возвращение.
ГЛАВА II
Гелерра, Аррис и другие
Пусть горят миры, пусть рушатся небеса, ученики Великого Хедина пойдут вперёд несмотря ни на что. Это наш долг, наше право. Наше высокое право. Мы нечасто говорим об этом вслух, как-то не принято. Мы, Его ученики — последний рубеж, что отделяет порядок от Хаоса, жизнь от смерти и свет от тьмы. Мы стражи Упорядоченного, мы гончие псы Равновесия. Мы оставили родные миры, нашим домом сделалось Обетованное. Мы привыкли странствовать под причудливыми небесами и сражаться с диковинными, небывалыми врагами.
То, что мы сделались воинами — не выбор великого Хедина, аэтероса, как зовут его эльфы, или гаррата, как он прозывается среди гномов. Мы не нападаем первыми, мы защищаемся и защищаем.
Великий Хедин не любит, когда мы возглашаем ему хвалы. Он сердится, брови его хмурятся и лоб разрезают морщины. Он скромен, и, наверное, зря — он дал нам всем великую цель. Нет, не дал — мы обрели её сами, — но вывел на торную дорогу.
Он раскрыл пред нами ослепительные вереницы миров, явил ужасающие в своём великолепии бездны и пропасти Упорядоченного, и несказанный — но до чего ж завораживающий! — кошмар Хаоса. Он дал свободу заключённым в нас талантам, помог сделаться теми, кто мы есть сейчас.
И как же нам не любить его после этого? После всех милостей, всех даров и благодеяний? Мы прослыли бы последними подлецами, не отдавай мы великому Хедину, Познавшему Тьму, должного.
Ты научил нас многому, но прежде всего — не лгать самим себе. И я не лгу. Я долго бежала этой правды, пока не призналась — да, великий Хедин, твоя Гелерра любит тебя. Как бога и как мужчину.
