Андрей Левицкий - Я - сталкер. Рождение Зоны
Наклонившись, я пролез в провал окна, ощущая себя муравьем, вернувшимся в муравейник, и отметил, что стены у небоскреба не толще кирпича и внутри выкрашены белым или просто обесцвечены. Надо же, какая прочность! Не верится, что столь могущественная цивилизация погибла.
Счетчик Гейгера заткнулся, едва я очутился в квадратной комнате. Здание лежало на боку, и стена стала полом, вспучилась погребенными под ней обломками, а пол сделался стеной, серой, бетонной. Выход находился над головой – овал в рост Пригоршни.
– Подсади-ка меня, – попросил я, и Пригоршня встал на колени.
Сняв рюкзак, я залез на плечи напарнику, ухватился за края отверстия, подтянулся и вытолкнул себя в помещение. Включил фонарик, огляделся: метров пятьдесят в квадрате, пол серый, стены голубоватые, в одну из них вмонтирован треснувший экран наподобие того, что мы видели в телепорте, где добыли Зерно. Рядом – какие-то рычаги, кнопки, поршни. Подергал один – безрезультатно. Задрал голову и выругался: проникнуть глубоко в небоскреб не получится: надо мной была невредимая стальная дверь, закрытая, естественно.
Луч выхватил из темноты стальные штыри, торчащие из стены.
– Химик, – крикнул Никита, – у тебя все в порядке?
Вытащив веревку, я привязал один ее конец к штырю. Дернул, проверяя на прочность, а другой конец бросил Пригоршне.
Сначала подняли два наших рюкзака, затем вскарабкался Пригоршня, стучащий зубами от холода. Мне самому было, мягко говоря, нежарко.
Никита распотрошил рюкзак, закутался в спальник и нахохлился. Я сделал так же. Когда согрелся, начало клонить в сон, заболела голова, затошнило с новой силой. Это называется – расслабился. А еще лезли скверные мысли. Что, если мы – единственные разумные существа в этом мире? Мы с Пригоршней – Робинзон и Пятница. Будем скитаться по бескрайним просторам, ночевать в покинутых городах, пока не состаримся или не сойдем с ума. Скоро закончится вода, потом – консервы и крупы. Что есть и пить?
– И костра не разведешь, – пожаловался Пригоршня. – Блин, жрать охота.
В животе заурчало, и я сказал:
– Продукты, как и воду, надо экономить. И вообще, неплохо бы провести ревизию.
Никита зашуршал в рюкзаке и с довольным видом извлек пол-литровую бутылку «Столичной», ножом срезал крышку и присосался к горлышку, рукавом вытер рот и крякнул.
– Да, радиацию из организма не помешало бы вывести.
Он протянул мне бутылку, и водка приятно обожгла горло, огнем заструилась по жилам. Сразу же пришла расслабленность, мысли поползли мягкие и неторопливые, отчаянье отступило. А ведь таблетки и водка скоро кончатся. И тогда нас ждет медленная и мучительная смерть от лучевой болезни. Спасет только такой же портал, как был в Зоне, способный переместить нас обратно. Он должен быть, и мы обязательно его найдем. И начнем завтра утром, весь город перероем, в каждую дырку заглянем.
Никита шумно зевнул, потянулся и сказал:
– Ты предлагал посмотреть, что у нас с припасами. По идее, еды – на три-четыре дня.
– Одно радует: рюкзаки станут легче, – вздохнул я. – А потом будем на мутантов охотиться. Как ты относишься к жареной упырятинке?
– Да ну тебя! Ее даже пожарить не на чем, – Пригоршня сделал два больших глотка водки, потянулся к рюкзаку и выгрузил его возле стены, точнее, возле перевернутого потолка. Консервы и пакеты с крупами придвинул к себе, а вещи и боеприпасы пока не тронул.
Я вынул из своего рюкзака две банки тушенки, паштет, рыбные консервы, упаковку гречки, чай, полбатона и задубевший от холода кусок сыра. У прожорливого Пригоршни продуктов было в два раза больше, он смотрел на них с тоской и ронял слюну. Не выдержал, отрезал кусок хлеба и принялся, закусив губу, открывать паштет.
– Один кусок – и все, – сказал я, укладывая продукты обратно, с глаз долой и закутался в плед поплотнее.
И вдруг что-то взвыло, застонало, затопало так, что задребезжали стены. Пригоршня отложил бутерброд и с набитым ртом потянулся к дробовику. Я сам схватился за винтовку, лежащую на коленях. Наверху вздохнули. Неведомое существо замерло, прислушиваясь и принюхиваясь, а потом по железной двери прошлепали босые ноги, словно прошел ребенок лет пяти.
Стон-плач повторился. Стены снова задребезжали, и существо побежало, заверещав. Издалека ему ответили таким же криком. Появился свистящий шелест, и у нас над головой что-то пронеслось – то ли машина проехала, то ли проползла гигантская змея. Мелкое существо орало, не смолкая, но вскоре хищник его настиг, и крик оборвался.
Хорошо, что мы не попали внутрь, иначе рисковали стать частью пищевой цепочки. Сделалось неуютно. В Зоне мы с Пригоршней всякого насмотрелись и не боялись врага видимого, каким бы безобразным он ни был. Но когда сидишь в темноте с фонариком, да посреди чужого мертвого города, то невольно просыпается дремучее, глубинное чувство, перед мысленным взором возникают существа без лиц, и даже фантазия, поджав хвост, пятится, не желая придавать им зримый облик. Я посмотрел вниз, в овал двери: снаружи окончательно стемнело, там было черным-черно. В обломках копошилась какая-то мелочь, попискивала. Наверху неведомые зверушки стихли.
Что живет в утробе мертвого здания? Разумные существа, которые за сотни лет выродились? Подслеповатые, с глазами, сочащимися гноем.
Что гналось за ним? Змея? Машина? В последнее верилось с трудом. Скорее всего, в покинутых небоскребах сформировался биоценоз наподобие тех, что водятся в пещерах.
Одно непонятно: что они пьют, ведь наружу попасть весьма проблематично. Кровь?..
Пригоршня, набросив спальник, как старинный плащ, шагнул к своему рюкзаку, приладил налобный фонарик и повторил:
– Надо проверить, что у нас осталось.
Мысленно я с ним согласился. Многие артефакты придется оставить: неизвестно, получится ли попасть домой и продать их, а тяжелый рюкзак будет здорово нас тормозить. Кое-что, бесспорно, пригодится… Вспомнился артефакт «пламя», который мы не взяли из-за того, что он дешевый и, казалось бы, бесполезный. Сейчас он пригодился бы как ничто другое: его месяц можно использовать вместо батареи или костра.
Эх, знать бы заранее!
Я выгрузил контейнеры, достал маркер. Пригоршня вздохнул:
– И зачем мы поперлись за тем Зерном! Столько сил потратили, столько денег в трубу вылетело. И ведь половину хабара бросить придется… тут живыми бы выбраться.
Не слушая его ворчание, я открыл первый контейнер: три «золотых монеты», они же – облегчалки. Вроде, всего их было пять. В следующем контейнере обнаружились «ежи» – своего рода первитин; применил – и носишься, как электровеник. Особенно полезно от погони уходить. Правда, потом, где-то через день, выключает, и дрыхнешь сутки. Плюс ломота в суставах да мышцы ноют так, что спасу нет. Полезная вещь, но не особо. Я поменял местами «ежа» с «золотой монетой», контейнер с двумя облегчалками промаркировал и придвинул к себе.
