Александр Санфиров - Начало звёздного пути
– Так, робя, дело тут мудреное, вот как бы в один день прекрасный, энтот вьюнош снова бы дураком не стал. Вот что тогда наш Пров делать будет с таким зятьком?
– Ну, ты скажешь, Никанор, – возразил другой батрак, – где это видано, чтобы вновь дураком стать.
– Хе-хе, – дробно рассмеялся Никанор, тряся жидкой бороденкой, – а где ты видал, чтобы из юродивого обычный человек получился.
И все три мужика, ведущие глубокомысленный разговор за вечерним столом, задумчиво глядели друг на друга.
Надо сказать, что Прова Кузьмича такие мысли тоже посещали, но когда он начинал разговаривать с Николкой, эти тревоги уходили. Парень понимал его с полуслова и в точности выполнял все распоряжения.
Кроме всего прочего, преобразившийся парень пришелся по душе отцу Василию, которой вначале на полном серьезе пытался понять, не вселился ли в него нечистый, как кричала ему Акулина, когда в первый раз увидала поумневшего дурака. Теперь каждое воскресенье Николка ходил в церковь не только стоять заутреню и обедню, но и изучать грамоту по Священному Писанию, и поп не мог нахвалиться своим очень сообразительным учеником.
Но главное, у Николки оказался сильный голос, тенор, и поп, сам хороший певец, взял Николку в певчие, и тот вместе с несколькими мальчишками пел в церкви по время богослужения.
Когда это случилось в первый раз, Глафира шла домой после службы, гордо оглядывая соседей, а из ее единственного глаза текли слезы.
Уже пришел октябрь, у Прова Кузьмича все было хорошо, рожь была убрана, овес тоже. Амбары были полны, и сено в стогах было вывезено с полей. Он рассчитал всех батраков, и теперь у него остался только один Николка, который теперь успевал делать всю нехитрую работу. Кузьма и Фрол собирались со снегом идти на отхожий промысел.
И в это время старшая дочка Прова решила навестить родителей. Она это делала не очень часто, но и до нее дошли слухи о преображении Мыколы в работящего батрака, и женское любопытство погнало ее в дорогу.
Когда на дороге появилась барская бричка, запряженная двумя конями, в деревне начался переполох. Сам Пров Кузьмич вылетел из дома встревоженный, готовясь принять так неожиданно приехавшего барина. Но из брички, важно ступая, вышла сияющая красотой Фекла, разодетая по-господски, могучий кучер нес за ней несколько узлов с подарками.
– Фу-у – облегченно выдохнул Пров, – Фекла Прововна, ох и напужала ты меня своим приездом, у меня дыхание аж перехватило, все думал, чего вдруг Илья Игнатьевич вздумал приехать, – и полез обниматься.
Фекла капризно изогнула губы.
– Тятя, ну чего лезешь, не видишь, какой у меня туалет?
– Чего-чего, какой еще тулет? – удивился староста.
– Ох, и недалекий вы народ, – вздохнула Фекла, – ничего не знаете. Все только про рожь да Тимофееву траву разговоры ведете. Не знаете, что в европах делается.
Староста стоял с раскрытым ртом и восхищался дочкой. Видать, хорошо она с Вершининым живет, раз такую фифу из себя строит.
На всякий случай он еще раз поклонился и сказал:
– Простите, Фекла Прововна, темнота мы дурная, не знаем, о чем вы говорите. В европах не бывали.
Фекла засмеялась:
– Ой, ладно, батя, хватит дурака из себя строить, не дашь даже повыделываться.
Пров Кузьмич ядовито улыбнулся и тихо сказал:
– Не стыдно перед родным отцом выделываться, хочешь, пройдись по селу, так перед подружками бывшими можешь сколько хочешь монистами трясти.
Но тут в разговор ворвались Лукерья и Парашка, а за ними уже спешила Марфа. Сразу раздались визги, восторги, из рук кучера были вырваны узлы и немедленно развязаны. Для своей родни Фекла подарков не пожалела. И сейчас женская половина дома примеряла платки и сарафаны, купленные на последней ярмарке в ближайшем городке.
Сама же Фекла участия в примерках не принимала, а, уединившись с отцом, вела обстоятельную беседу по поводу выкупа родственников из крепости.
А тот доказывал, что пока не видит смысла в этом, потому как возникнет сразу очень много проблем, которые сейчас его обходят стороной.
Наконец, после беседы Фекла как бы ненароком спросила:
– Тятя, а что тут у вас случилось, я слыхала, что Мыколка-дурачок поумнел негаданно. И в батраках у тебя работает.
Пров Кузьмич засмеялся.
– Так вот чего ты прикатила, услыхала про дурака, который словно Сивке-бурке в одно ухо влез, в другое вылез и молодцем стал. Так точно почти как в этом сказе и случилось. Вечером лег дураком спать, утром уже умным стал. Сейчас его покличу, сама убедишься.
Пров вышел из дома и крикнул Николку. Тот возился в сарае с упряжью и, услыхав зов хозяина, прибежал с хомутом в руках.
Пров Кузьмич ухмыльнулся.
– Хомут-то положи, не убежит, пошли со мной, посмотрят тут на тебя.
Фекла уже несколько лет почти безвыездно жила в имении Вершинина, еще с тех пор, как он девчонкой затащил ее в баню. Она просто боялась оставлять его надолго, боясь, что ее место займет другая, и ей придется опять работать прислугой в доме и выполнять чьи-то приказы, а не отдавать их самой. Сегодня она смогла приехать, потому что Илья Игнатьевич изволили уехать в город за французскими романами для любимой дочурки.
Она немного помнила Мыколку, он был на три-четыре года младше ее, и представал в ее памяти вечно грязным, сопливым мальчишкой, с всегда глупой ухмылкой на лице и капающими слюнями.
Поэтому, когда ее отец вошел в комнату с высоким красивым парнем, она пыталась заглянуть им за спину, ожидая, что такой мальчишка сейчас появится следом за ними.
Отец отлично понял, чего она ждет, и сказал:
– Ну что, поздоровкайся, вот Лазарев Николай перед тобой собственной личностью.
Фекла глянула на спокойно стоящего перед ней парня и поняла, что пропала.
Она, всегда бойкая и несдержанная на язык, смущенно молчала и не знала, что сказать.
– Он что, всегда тихий такой? – после минутной паузы спросила она у отца.
– Да не тихий он, а рассудительный, – ответил Пров, – думаю, что ежели до лета доживем, так старшим его над батраками поставлю.
– Нет, тятя, ты уж извиняй, но заберу я его у тебя, давно такого парня искала, казачок мне для поручений нужен, – сказала Фекла, пристально глядя на отца.
Пров побагровел.
– Ну-ка, Николка, иди, займись упряжью, не нужен ты более здесь.
Когда тот вышел, он повернулся к дочери и прошипел, оглядываясь на двери:
– Ты что же, тварь бесстыжая, творишь, ладно живешь невенчанной с барином, то его грех, да и прибыток в том большой. А парня зачем к себе тащить? Думаешь, Вершинин совсем ничего не поймет, к чему ты казачка смазливого себе взяла.
Фекла тоже раскраснелась и начала доказывать, что ничего такого она и не думала и не хотела.
