Скверна. Шаг первый - Призывающий Оро "Оро Призывающий"
Я приподнялся и посмотрел на дверь, из которой только что вылетел. В проеме никого не было видно: коротышка, судя по всему, еще не пришел в себя. По моим расчетам, из поезда должен был вылететь если уж не он, то кто-то другой из числа «правых». Или даже все вместе. Однако, судя по крикам женщины, прямо сейчас доносившихся из поезда, бритоголовому может быть немного не до меня. Возможно, угрозу представляет только коротышка, которому я порядочно настучал пяткой по лицу. Я решил не дожидаться, когда он придет в себя. Как говорил один мною уважаемый человек: «Если твое отступление способствует достижению цели больше, чем эскалация конфликта, – отступай».
Я поднялся, огляделся по сторонам – и не заметил ничего достойного внимания, кроме оврага за насыпью и покосившихся столбов вдоль железно дорожных полотен. Мы остановились посреди лесополосы, город сквозь деревья видно не было, но я будто нутром чувствовал: он где-то там, за кривыми, грязными рядами деревьев.
Прохладный воздух прояснил голову и прогнал помутнение. Я кинул взгляд на землю и рассмотрел ямки на щебне – должно быть, это следы проводника. Я решил пробежаться трусцой вдоль вагонов, изредка поглядывая назад.
Миновав три-четыре вагона, я убедился, что из поезда за мной никто не отправился – ни коротышка, ни вся компания «правых». Сперва понял, что можно расслабиться, а потом сменил бег на шаг. Хотели бы догнать, сразу бы бросились за мной. Видимо, посчитали разбитую морду шестерки (с уверенностью могу сказать, что коротышка явно не пользуется авторитетом среди них) недостаточной причиной покидать общество девиц. А может, парни просто боялись выходить наружу. Или вопящая женщина стала более актуальной темой, чем я. Плевать.
Несколько секунд я смотрел на состав, стараясь подметить что-нибудь необычное. Выглядел поезд вполне себе стандартно: в нем было около шести вагонов-близнецов серого цвета. Вагон, из которого я кубарем вылетел, выглядел слегка новее остальных. Все двери и окна были закрыты: либо их точно так же позакрывали проводники после сорванного стоп-крана, либо они были закрыты изначально. Во время посадки на поезд моя голова была забита совершенно другими вещами, так что я не обратил внимания на такую мелочь.
В какой-то момент боль в голове стала слишком уж раздражающей. Крови не было, но на виске пальцами нащупывалась большая шишка. С одной стороны меня как Пробужденного, такое ничтожное ранение не должно особо волновать; с другой – из меня так себе Пробужденный. Из-за атрибута «Уроборос» ауры давали двойной эффект, но требовали в два раза больше маны. Моего запаса хватало на поддержание только одной ауры за раз, увы.
А сейчас было бы неплохо активировать две ауры – малую регенерацию и пренебрежение болью: одна ускорит естественную регенерацию организма, излечит травму, хоть и не мгновенно, а другая ничего не вылечит, но временно отключит чувство боли. Поэтому передо мной стоял выбор: поскорее восстановиться, чтобы было легче потом, либо же убрать давящую на затылок боль, чтобы трезво воспринимать происходящее сейчас.
Меня очень соблазняла возможность включить «Пренебрежение», но я понимал, что пока не произошло ничего такого, что я не мог бы перетерпеть. Раздраженно выдохнув и осознав, что еще какое-то время придется проходить с гудящей головой, я активировал регенерацию.
Процесс наложения ауры для Пробужденных был чем-то практически инстинктивным. Разумеется, контроля над аурами у нас куда больше, чем над сердцебиением или дыханием, но иногда сложно почувствовать грань между мыслью об активации и началом самого процесса.
По телу разнеслось легкое пощипывание, я закатал рукава своей толстовки и убедился, что все работает. Рисунки целебного растения обволокли запястья; они отсвечивали зеленым и напоминали виноградную лозу. У каждой ауры был определенный стиль узоров, однако конкретные рисунки на каждом носителе были уникальны – подобно отпечаткам пальцев. Их количество, размеры, форма и местоположение зависели от многих факторов, например от силы носителя, мастерства владения, его возраста и даже настроения. Мне всегда нравилось наблюдать за тем, как по телу начинают расползаться краски, словно живое тату. Жаль только, показывать их можно только членам своего клана, ведь это самый простой способ понять, что перед тобой Пробужденный, и узнать его силу.
Свечение угасло, и остались лишь рисунки – это говорило о том, что активация завершилась и запустился процесс регенерации. Стряхнув вниз рукава кофты, я двинулся дальше. Похоже, я достиг головы поезда.
Локомотив выглядел довольно странно. Массивная основа цилиндрической формы плавно переходила в острый, исполинских размеров нос, покрашенный красной краской. Выглядело все это дело довольно внушительно, особенно вблизи.
«Странное решение», – подумал я. – «Словно его отцепили от какого-то древнего поезда начала прошлого века и поместили таскать, может, и не самый новый, но уж никак не соответствующий ретро-стилистике первого вагона состав».
Схватившись рукой за поручень, я подтянулся вверх, на угольного цвета платформу, и принялся вглядываться внутрь. Пыльные окна мешали что-либо нормально рассмотреть – виднелись только смутные очертания каких-то рубильников и бесчисленных ручек. Подойдя к двери в кабину, я еще какое-то время пытался сформулировать, что хочу сказать команде поезда, но в итоге понял, что какие ни ищи слова, смягчить случившееся не получится.
Я сжал руку в кулак и громко постучал в дверь. Ничего не произошло. Постучал снова, но мне снова не ответили. Дежавю какое-то.
Я повернул ручку, морально готовясь к худшему. Надеюсь, это просто паранойя.
Внутри было довольно темно, у входа ничего не разглядеть, поэтому я пригнулся и направился вглубь кабины. Она была залита мерзким янтарным светом аварийной лампы, а запах стоял такой затхлый, что долго находиться там было невозможно. И не пришлось, так как в кабине было совершенно пусто.
В полумраке было тяжело найти какие-то зацепки, которые бы помогли мне в определении местоположения машиниста. Разве что дверь небольшого ржавеющего шкафчика с крючками для верхней одежды была распахнута настежь и неприятно поскрипывала. Внутри него было пусто. Я подошел к переднему окну и, уставившись на исчезающие вдали рельсы, стал думать.
Возможно, машинист направился осматривать вагоны на предмет повреждений. Однако ни по пути сюда, ни до этого я не видел и не слышал ничего, что указывало бы на присутствие людей снаружи поезда. Следов борьбы в кабине тоже нет, как и проводника, который отправился сюда за машинистом. А значит, проводник все-таки мог сюда добраться и, забрав с собой машиниста, куда-то уйти. Но куда? Наверняка есть весомая причина, по которой мы до сих пор не поехали дальше. С другой стороны, машинист мог пропасть еще до встречи с проводником, но это бессмыслица какая-то. Надеюсь, что тут не замешан тот старик. Мало ли, может, он точит зуб на весь персонал поезда и вырезает всех по очереди.
Я оторвался от созерцания вида из кабины и почувствовал, что боль в затылке поутихла. Это хорошо. Скорее всего, придется вернуться в вагон к людям. Это плохо.
Честно говоря, мне не особо хотелось видеться с этими людьми снова, все-таки за первую короткую встречу я успел изрядно подпортить с ними отношения. Но какие у меня варианты? Сидеть в кабине и ждать возвращения персонала? Сомнительная перспектива.
К тому же в моем вагоне лежит труп, а потому лучше бы мне находиться рядом и контролировать ситуацию, чтобы никто особо любопытный не решил пробраться в вагон и не сделал поспешных выводов о личности убийцы. Однозначно нужно возвращаться.
Я выбрался из кабины и вдохнул полной грудью. И как они в ней целыми днями торчат? Я пробыл там несколько минут, а уже успел ощутить себя килькой в консервной банке.
Я сделал несколько шагов по платформе локомотива и глянул на небо: серо-бежевое месиво из облаков, солнца не видно. По какой-то причине мне казалось, что сам небосвод сейчас гораздо ниже, чем обычно; это, конечно, абсурдно, но вполне подходит под атмосферу окружающей обстановки. Я ухмыльнулся, ведь в детстве облака всегда виделись мне красивыми сгустками белой ваты, в которые очень сильно хотелось зарыться с головой. Я даже не мог себе представить, что они могут так сильно давить.