"Фантастика 2024-42". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Перемолотов Владимир Васильевич
– Чем длиннее и выше эстакада…
– Совершенно верно. Тем больше полезного груза унесет ракета.
– Длиннее и выше, – повторил Сталин, глядя на ученого. Ум политика и здравый смысл уже подсказали решение. – Наверное, самое разумное строить это устройство в горах?
– Да, товарищ Сталин.
Сталин обернулся, посмотрел на карту.
– А это ваше приспособление возможно построить в любом месте или есть ограничения?
– В принципе да, в любом. Но и ограничения есть.
Вождь нахмурился, потом улыбнулся.
– Теперь я вас не понимаю, товарищ Цандер…
Фридрих Артурович чуть виновато улыбнулся.
– Это вопрос эффективности системы, а не возможности – не возможности. Чтоб все сработало с наибольшей эффективностью, нужно, чтоб сошлись три условия.
На листе с чертежом он поставил три цифры – один, два, три. Сталин смотрел за ним с доброжелательным вниманием. Он уважал специалистов, хорошо знающих свое дело.
– Гора должна быть достаточно высокой, находиться как можно ближе к экватору и хорошо бы недалеко от уже освоенных человеком территорий.
– А это еще зачем?
– Дороги, жилища, снабжение… Слишком дорого это все обойдется, если начинать на совершенно пустом месте.
Возле цифр появились слова «Высота», «Экватор», «Цивилизация». Сталин молчал минуту, что-то прикидывая. Потом поднялся, подошел к карте мира, что висела на одной из стен кабинета, и жестом пригласил к себе гостя.
– Ну так что, товарищ Цандер, вы можете предложить Советскому правительству? Какое, на ваш взгляд, место, с учетом всех условий, должно быть самым подходящим, если, скажем, через год мы соберемся запустить ракету товарища Циолковского?
Ответ у ученого уже был готов.
– Только Кавказ, товарищ Сталин.
– Кавказ? – переспросил вождь с сомнением. О Кавказе Сталин знал поболее многих.
О чеченских восстаниях там центральные газеты не писали, но Менжинский регулярно докладывал – стреляют на Кавказе…
Цандер тоже знал – на Кавказе неспокойно. Если жизнь в Советском Союзе уже, можно сказать, вошла в колею, то там, да еще в среднеазиатских республиках еще постреливали… Но откуда в России другие горы? Не Уральские же…
– Уральские горы, к сожалению…
Сталин кивнул.
– Понимаю. Низковаты. Ну, а за рубежом?
Ученый слегка наклонился, стараясь уловить мысль вождя.
– Вы не стесняйтесь, – улыбнулся Иосиф Виссарионович. – Считайте, что наш разговор теоретический. Так сказать, из области чистой науки. Вы, как ученый, решайте научные вопросы, а политические аспекты проблемы предоставьте решать политикам и военным.
Фридрих Артурович не мог не улыбнуться в ответ. Правда, улыбка у него вышла озадаченная. Из этого кабинета открывались такие горизонты, что дух захватывало. Тут видно было не только Ивана Великого и половину Москвы. Кавказ, было видно, Тибет, Пиренеи, Гималаи… А почему бы и нет? Если разговор теоретический, а поступь Мировой Революции тверда и ее победа неизбежна? Он слегка кивнул, принимая условия игры, и посмотрел на карту другими глазами.
– Альпы и Пиренеи это удобно, но это ведь самое логово – работать спокойно не дадут. А кроме этого, в плане близости к экватору наш Эльбрус все-таки предпочтительнее. Далее…
Карандаш в его руке зигзагом спускался сверху вниз, на секунду задерживаясь там, где бумага окрашивалась в коричневый цвет.
– Кордильеры и Анды – слишком далеко. Неудобно. Килиманджаро в Африке – почти то, что нужно. Гора стоит почти прямо на экваторе и высота приличная, но места уж больно дикие…
Карандаш ушел вправо, в Азию. Стремительно, словно Буденновская конница, прокатился по Афганистану, по Персии, по равнинам Индостана и остановился.
– Вот разве что Тибет….
Он широко улыбнулся, радуясь, что вовремя вспомнил нечто важное.
– Джомолунгма, товарищ Сталин.
Сталин, до того пристально рассматривавший Европу, повернулся.
– Это где?
– Тибет, Гималаи, Иосиф Виссарионович. Не так давно в массиве Тибетских гор англичане обнаружили гигантскую вершину. Возможно, самую высокую гору мира. Они там давно хозяйничают, а значит, места вокруг более-менее цивилизованные. Сама же гора имеет форму пирамиды…
Сталин на глаз попытался определить расстояние от Владивостока до огромного коричневого пятна в самом центре Азии.
– Как ее назвали колонизаторы?
– Англичане зовут ее Эверестом, а местные жители дали ей несколько имен. Джомолунгма, Сагарматка.
Сталин покачал головой, словно вслушивался в то, что эхом мелькнуло в голове.
– Что значит последнее слово?
– Мать богов.
– Мать богов, – повторил Сталин. Он замолчал, глядя на карту, и Цандер не решился оторвать его от размышления. Генеральный стоял долго, только изредка сообразно посещавшим его мыслям наклонял голову то вправо, то влево. Несообразно моменту товарищ Цандер вспомнил дачного петуха, что так же вот примеривался к зерну, прежде чем склевать его.
– Мы, конечно, люди неверующие, – наконец сказал он, – но в этом есть символ. Не так ли, товарищ Цандер?
Ученый вздрогнул, застигнутый на вздорной мысли.
– Может она родить нам бога Революции?
Фридрих Артурович несмело кивнул.
О чем размышлял вождь, было непонятно…
– Ее высота более восьми километров, – торопливо продолжил ученый. – Если на ней построить наземную разгонную систему, то можно будет запускать на околоземную орбиту гораздо более тяжелые грузы. Сотни, а может быть, и тысячи пудов!
Голова Сталина несколько раз повернулась туда-сюда. Цандер понял, что вождь смотрит то на Тибет, то на Кавказ. Вот он наклонился над Индостаном, словно хотел рассмотреть поближе что-то увиденное сквозь бумагу.
Несколько мгновений вождь походил на ученого, застывшего перед микроскопом, постучал трубкой по Тибетским горам, потом повернулся и сделал то же самое с Кавказом.
– Товарищ Сталин…
Иосиф Виссарионович поднял брови, выныривая из своих мыслей.
– Я хотел бы все же обратить внимание на сложности технические… В прошлом году мы с товарищами из ГИРДА вели работы по созданию реактивных двигателей на бензо-воздушной смеси и на металлическом топливе, однако мощность изделия…
Сталин улыбнулся, словно разделял беспокойство ученого, но знал что-то такое, что делало сомнения ничтожными.
Когда за Цандером закрылась дубовая дверь, Генеральный вернулся к карте.
– Что ж… Если нет ничего другого, подумаем о ракетных поездах.
Отчего-то ему представилась пачка папирос «Казбек» – черный силуэт всадника на фоне горы и воображение тут же дорисовало бегущий по склону поезд, фонтаны огня, клубы дыма и ракета, лежащая на крыше одного из вагонов. Это было красиво! По-большевицки! Конечно, все будет совсем не так, но обязательно будет! ОН был уверен, что время технических чудес еще не прошло. Оно только-только наступает!
Через месяц пленум ЦК. Там все и надо решить.
Главное, видеть будущее!
CCСP. Москва
Декабрь 1927 года
Как ни старались они, работая с жильцами дядиного дома, а ничего у них не получалось. Отчего-то всегда выходило так, что каждый помнил жильца (чекисты в своих разговорах называли его изобретателем) не так, как другой, и то, на чем настаивал один, категорически отрицали все остальные. Такой малости, как имя жильца, никто не вспомнил, и даже хваленый дядя не стал исключением.
Разговоры о нем вязли, как вязнет пуля в мешке с шерстью, терялись, как теряется человек в тумане. Начиналось все вроде бы как полагалось, но… Через минуту-другую общего разговора все увязало в «не помню», «не знаю», «не заметит», «так откуда же». Тогда они начали работать с семьями, жившими в одной коммуналке, рассчитывая, что родственникам все же проще договориться между с собой. Эта семья была третьей по счету, но обе предыдущие ничего нового не добавили к протоколам.
Супруги Дегтяревы сидели аккуратно, понимая, где сидят, и важность происходящего. Видно было, что женщина, Марфа Петровна, водит глазами по сторонам, высматривает, запоминает, что рассказать подругам из увиденного. Такие глазастые как раз много замечают, и можно было бы ждать приятных неожиданностей, но и тут ничего не вышло. А муж ее, Ерофей Кузьмич, сидит довольно спокойно, отвечает бодро, но несколько растерянно. Видно, и сам не понимает, как такое может быть: жил бок о бок с человеком, а тот раз и врагом оказался, а сказать про него нечего.
