Генезис - Поселягин Владимир Геннадьевич
Когда мы пересекали передовую, начало светать, так что дальше летели на бреющем. Пехота германцев в окопах наверняка сообщила, что мы тут летаем, хотя и в разных местах, могут истребители навести. Однако добрались до Киева мы благополучно, наши «ястребки» страховали, и совершили посадку. О пионерах уже доложено было, завтра заберем, так что отправились отдыхать, пока механики машинами занимались. Кстати, я показал танкистам, где брошенные колонны находятся, в кузовах вроде ящики и бочки были. Надеюсь, пригодится, если те вырвутся из котла и рванут к передовой. Какие им приказы передали, я был не в курсе. Может, к своим прорываться, а может, атаковать немцев, что рядом на отдыхе стояли. Наверняка Турбин сообщил, кто где находится.
Этот день не сказать, что прошел благополучно. Весь день гудели двигатели немецких бомбардировщиков и доносились разрывы бомб, стрельба зениток. Бомбили Киев и станцию со складами. Нас не бомбили, но все равно всех подняли и приказали укрыться в противовоздушных щелях. Землянки так и не были построены, но хоть щели вырыли. Я в ней там и уснул. Ну а пока мы спали, механики работали с машинами. Ночью было очень сложно держать курс друг за дружкой, чуть не потерялись, вот и было решено закрепить на хвосте узконаправленный фонарь, чтобы его было видно только сзади летевшим пилотам. В случае нужды, например, появления ночных истребителей противника, их можно будет отключить. Тумблер установили в кабине пилота.
Под вечер, когда все встали, меня и врач успел осмотреть, морщился, дал выпить какой-то порошок, но сказал, что лечение идет благоприятно, добавив, что не выпустил бы меня в полет, если бы не приказ сверху, достаточно категоричный. Собравшись на КП эскадрильи, куда прибыл уже и Турбин, все такой же не выспавшийся, но довольный, мы выслушали приказ от командира части. Взлетаем в четыре борта, летим к месту, где укрылись пионеры, помогаем трем машинам совершить посадку, сами летим на разведку (у нас свой приказ), а три машины возвращаются с пассажирами обратно. Мы проводниками выступали. Так и поступили, только все четыре машины загрузили припасами и топливом. А я еще удивлялся, чего это грузовики стоят у самолетов, а там вон оно что, загрузка шла. Так что, взлетев, мы добрались до стоянки танковой дивизии, которая уже в другом месте находилась, на тридцать километрах восточнее, фактически в тылу у немцев на передовой.
О нашем подлете там знали, огни зажгли, и мы по очереди совершили посадку. После разгрузки взлетели, раненых брать не стали, как я понял, на это будет второй рейс у трех оставшихся машин. Пятая в ремонте, они днем на истребители противника напоролись, но пилот смог дотянуть до аэродрома. Не знаю, почему командование вцепилась так в эту дивизию, но видимо, она где-то была очень нужна, если таким затратным способом ей горючее и снаряды доставляли. С патронами и другими припасами, очевидно, проблем не было, видимо, в брошенных и уничтоженных автоколоннах нашли все, что нужно. Да и снаряды были для «тридцатьчетверок» и КВ. А дивизия стоять не стала, получив, что нужно, пусть и в небольших количествах, двинулась дальше. Позже наши их в дороге ловить будут, но уже без нас. К слову, топливо из баков только трех самолетов сливали, чтобы им хватило на обратный путь, наш не трогали.
Мы долетели до пионеров, те чуть дальше устроились, сменили место стоянки, может, немцы вспугнули, но костры шустро разожгли, пилоты всех трех машин пошли вниз и по очереди совершили посадку. Мы же садиться не стали, убедились, что дело идет, и полетели выполнять свое задание по разведке местонахождения частей германской армии. Штурмана забирать не стали, долетит до аэродрома на одной из трех машин. У нас же началась уже привычная за три ночи работа. Я что видел – сообщал Турбину. Где тыловики стоят, артиллеристы, пехота или танкисты. В одном месте мы нашли шесть стоянок, где я насчитал почти двести танков общим числом, не говоря уже о других моторизованных подразделениях. Там соблюдали светомаскировку, да и мы не крутились, пролетели на небольшой высоте, так что немцы не обеспокоились. А вот майор заволновался, похоже, немцы готовили прорыв в этих местах, так что мы, пролетев чуть дальше, пересекли передовую. Все же вызвали немцы ночные истребители, едва смогли от их внимания избавиться, ну и добрались до нашего аэродрома за три часа до рассвета, сведения слишком важные насчет танков противника, нужно срочно сообщить в штаб фронта.
Майор сразу укатил, его машина под парами ждала, а я приказал срочно заправить самолет и сообщил дежурному по аэродрому, что снова вылетаю, пусть вызывают санитарные машины, мы летим за ранеными. Это да, я не раз видел санитарные обозы, что прятались от немцев и двигались в ночи, вот один такой и хотел навестить. Глупо думать, что заберу всех, но хоть часть эвакуировать было бы неплохо, жаль, на аэродроме мы одни, три борта в рейсе, а пятый поврежден, в ремонте, я о нем уже говорил. А так на борту я числился заместителем Турбина и мог отдавать приказы в рейсе. Так что заправились, прихватили продовольствия два ящика, место свободное есть, и, взлетев направились обратно к передовой. Найти тот обоз, что я приметил всего пару часов назад, удалось без проблем, «ночники» уже улетели.
Мы совершили посадку рядом с ним на дороге, дальше борт-стрелок сбегал к обозникам, больше некому, я-то не бегун, а командиру борта покидать кабину нельзя, ну и пообщались со старшим колонны. Те обеспокоены были, чуть разбегаться не начали, однако боец их успокоил. Это был совсем молодой парень лет двадцати, но закончивший курсы и носивший треугольники сержанта. Так что к нам подкатило две телеги, хотя в обозе их было с два десятка, и главный по обозу стал командовать. Моторы работали, пришлось кричать, однако погрузка с помощью возниц началась, заодно оба ящика с припасами им отдали и сумку с медикаментами. Те им очень обрадовались, есть было нечего, второй день на подножном корме.
Разгрузили обе телеги и обнаружили, что места еще остались: да и что там, из восьми раненых пять лежачих и трое сидячих, последние места мало занимали, одного завели в кабину, где в кресло штурмана посадили, так что еще три телеги подогнали и их разгрузили. С нами из медперсонала летели две молодые девушки – военфельдшер, лейтенант по-нашему, и медсестра. Мне кажется, что пожилой военврач третьего ранга просто от них таким образом избавлялся, отправлял в тыл от ужасов войны. А мы, взлетев, направились к себе. Вернуться ему не обещал, вообще случайно тут оказались, но посоветовал не спешить, встать на ночевку где-нибудь поблизости, если будет возможность, следующей ночью найдем и навестим, заберем еще раненых.
При возвращении я отметил немецкие бомбардировщики, что стороной пролетели мимо нас, навстречу шли. А когда мы подлетали, меня позвали в кабину:
– Пожары на нашем аэродроме, – показал командир борта в сторону нашего конца маршрута.
– Вот мудак наш комэск. Говорил же я ему, что сменить место стоянки нужно, немцы о нас знали, и вот результат. Хана эскадрилье.
Пролетев над нашим аэродром, мы пошли на посадку чуть дальше, я сообщил, где нет воронок. Радист не отзывался, видимо, рация повреждена, может, еще что, так что, дождавшись, когда к нам подъедет машина с аэродрома, я через водителя велел вызвать санитаров (у нас девятнадцать раненых в салоне), ну и стал командовать командиром борта и борт-стрелком, больше никого не было, кроме двух медичек. Те, укладывая раненых на плащ-палатки, выносили их наружу и клали в рядки, а военфельдшер осматривала раненых, узнавая, как те перенесли перелет. До аэродрома километра полтора было, уже светало, так что я пешком направился туда, выяснив на месте, что эскадрильи фактически нет. Как ни странно, уцелел один борт, тот, что в ремонте был, он в стороне находился, а три машины, включая мою, были уничтожены прямыми накрытиями. Юрка не пострадал, в щели пережидал, но оглушен близким разрывом. Много медиков на аэродроме оказалось, работали с пострадавшими, но связь имелась. Вызвали три машины из города, чтобы раненых забрать. Дальше наш самолет отбуксировали на опушку в стороне и там замаскировали. Я написал рапорт, передав его командиру эскадрильи (тот цел был, выглядел бодрячком), и отправился спать. В лес, прямо на траву лег, завернувшись в плащ-палатку и положив под голову сидор со спаснабором. Юрка со мной пошел, тоже от шума и гама.
