Цейтнот. Том 1 (СИ) - Корнев Павел Николаевич

Как предполагал, так и вышло: домой получилось вернуться только во втором часу ночи. Поднялся по скрипучей лестнице на этаж, с сомнением поглядел на дверь общей ванной комнаты и отказался от её посещения, отпер своим ключом квартиру и сразу завалился спать.

Утром разбудил Миша Попович, он постучался ко мне в комнату и крикнул:

— Петя, вставай! Завтракать пора!

Я зевнул, не без труда переборол желание перевалиться на другой бок и закрыть глаза, начал одеваться.

Пусть голова и трещала, будто с похмелья, а всего так и ломало, но завтрак — это святое.

Милена перебралась к Мише ещё прошлой осенью, именно она взяла на себя ведение хозяйства и покупку продуктов, да и готовила весьма недурственно. Экономия по сравнению с утренним перекусом в кафе выходила изрядная.

— Доброе утро! — поприветствовал я соседей, заходя на кухоньку под шкворчание яиц на сковородке.

Нигилист что-то пробурчал в ответ с набитым ртом, а стоявшая у плиты в домашнем халатике Милена оглянулась и улыбнулась.

— Ну наконец-то подружку завёл!

— Чего это? — озадачился я, не вполне ещё отойдя от сна.

Барышня указала себе на висок, я вышел в коридор, глянул в зеркало и при виде трёх оставленных девичьими ногтями царапин даже ругнулся в сердцах:

— Вот сука!

— Свидание не задалось? — рассмеялась Милена.

— Работали вчера на площади, — пояснил я.

— И как? — поинтересовался Миша.

— Было весело, — неопределённо ответил я и прикоснулся пальцами к чайнику.

Тот оказался горячим, так что я просто налил в кружку заварки, добавил кипятка и распахнул раму, чтобы достать из закреплённого на улице за окном ящика завёрнутый в обёрточную бумагу кусок сливочного масла.

Расспросов не последовало, поэтому дальше поинтересовался уже я:

— Что в институте по поводу вчерашнего говорят?

Милена передала мне тарелку с яичницей и сказала:

— Об акции анархистов болтают. Но вчера ещё никто ничего толком не знал.

— Говорят, задержанных на митинге наказывать не станут, дадут совету студенческого самоуправления разобраться, — прибавил Миша, потом криво усмехнулся. — Ещё хотят объявить бойкот всем, кто в церковь ходит.

Я презрительно фыркнул. Мало того, что проследить за выполнением бойкота было попросту нереально, так ещё посещали богослужения преимущественно слушатели Общества изучения сверхэнергии, а те держались друг друга и на посторонних плевать хотели с высокой колокольни. Хотели и плевали.

— Этим советом студенческого самоуправления все уши прожужжали, — поморщился я, сооружая себе бутерброд. — Выборы уже в печёнках сидят. Нашли новую игрушку.

— И правильно сделали, — не согласилась со мной Милена. — Людям нужно дать возможность проявить социальную активность!

— Ага-ага, а нам драки потом разнимать.

— Не ворчи!

— Не буду.

Завершил я завтрак бутербродом со сливовым джемом, потом поглядел на часы и сказал:

— Меня не ждите, на первую пару сегодня не пойду.

Своей очереди в ванную комнату пришлось дожидаться десять минут, пока тёрся в коридоре, привычно пофлиртовал с соседками, затем почистил зубы и принял контрастный душ, но особого облегчения тот вопреки обыкновению не принёс. Всё же дело было не в физической усталости — нет, подобным образом сказывалось пребывание в зоне слишком уж интенсивных помех. Ритм этот ещё дурацкий… Будто молоточки в голове стучат — тук-тук-тук…

Достало!

В ожидании, когда Миша отправится на учёбу, а Милена на работу, я выпил ещё одну кружку крепкого чёрного чая, потом запер за ними и ушёл в свою комнату, где угловой столик занимали лабораторный стабилизатор напряжения, короб электрического проигрывателя грампластинок и подключенный к нему радиоприёмник.

Щелчком тумблера я подал напряжение и откинул крышку проигрывателя, на котором уже лежала пластинка, окаймлённая чередующимися прямоугольниками белых и чёрных меток. Загорелся красный свет, начал раскручиваться диск, метки побежали поначалу, но потом на освещённом специальной лампочкой краю грампластинки их движение замедлилось, а только скорость стабилизировалась, и в полной мере проявился эффект стробоскопа.

Игла опустилась на диск и динамик радиоприёмника наполнил комнату тихим шуршанием, метки чуть поплыли, пришлось подкручивать регулятор, добиваясь эталонной скорости в семьдесят восемь оборотов в минуту.

И всё — встал стробоскоп!

Большая часть пластинки была пустой, я без спешки уселся на кровать, скрестил по-восточному ноги, постарался расслабиться и позабыть о головной боли. Как раз успел погрузиться в поверхностный транс, когда один за другим прозвучали три сигнальных щелчка.

Три! Два! Один! Поехали!

Шуршание исказилось, звук поплыл, динамик стал с некоей периодичностью потрескивать, будто игла раз за разом наезжала на перечертившую дорожки трещину. Но — нет, конечно же дело было совсем не в этом.

Давящая неправильность окружающей действительности отступила, я поймал верный темп и расслабился, сумел отрешиться от довлевшего над всем и вся биения Эпицентра, вновь стал существовать в собственном ритме, в ритме источника-девять.

Увы и ах, Новинск находился в зоне активного излучения Эпицентра, и пусть я давно приспособился к нему, но инциденты, подобные вчерашнему, напрочь выбивали из колеи. Поначалу для восстановления внутреннего равновесия требовались многочасовые медитации, ну а теперь проблему решала трёхминутная запись, задававшая ритм источника-девять.

К тому моменту, когда плывущий гул вновь сменился обычным шуршанием иглы по пустой дорожке, головная боль сгинула без следа, а сам я ощутил прилив сил, будто после крепкого сна. Тогда обесточил аппаратуру, наскоро побрился и вновь оглядел в зеркало свою покарябанную физиономию. Увы, с поджившими царапинами ничего поделать было нельзя, отправился одеваться.

Установленный за окном градусник показывал плюс семь, а небо было ясным, и свой кожаный плащ я надевать не стал, обулся, натянул кепку и поспешил в институт на медицинский факультет, где и занимался по субботам. За прогулянную первую пару как-нибудь оправдаюсь, но вот если ещё и на вторую опоздаю, точно взгреют. Меня ж туда стараниями доцента Звонаря запихнули, а сам я стажёром в первой лаборатории числюсь, поэтому отношение особое — спуску не дадут.

Честно говоря, никакой тяги к медицинской практике я не испытывал, базовое образование в этой сфере понадобилось исключительно для преодоления кое-каких бюрократических препон, но и совсем уж бесполезными субботние занятия всё же не были. Скорее уж наоборот, поскольку изучал я травматологию и оказание первой помощи в полевых условиях с учётом последних достижений теории сверхэнергии.

В институт я в итоге пришёл минут за пять до перемены, поэтому успел заскочить на почту и отправить Василю телеграмму о переводе Барчука в столицу. Иначе точно замотаюсь и забуду — ближайшие три дня предполагались насыщенней некуда.

Первой парой сегодня стояла лекция о методах экстренного снятия энергетического шока у надорвавшихся или же пострадавших от вражеских воздействий операторов. Тема эта с учётом опыта прошлогодних событий полагалась более чем просто актуальной, посещение занятий сделали обязательным для всех студентов-медиков вне зависимости от года обучения, так что раздобыть конспект получилось без всякого труда. Потолкался среди барышень-первокурсниц, состроил физиономию пожалостливей — в итоге ещё и выбрал тетрадь с самым разборчивым почерком. Наверное, мог бы и о свидании условиться, но свободного времени в обозримом будущем у меня попросту не предвиделось. И на воскресенье что-то планировать — не вариант. Это нормальные люди по воскресеньям отдыхают, мне о роскоши ничегонеделания оставалось лишь мечтать.

Второй парой шла анатомия, третьей — основы травматологии, и вот уже на них я добросовестно скрипел карандашом по бумаге, а после короткого перекуса в буфете отправился на практические занятия. Обычно под руководством Рашида Рашидовича вправлял вывихи да помогал с несложными переломами, но это обычно, а не сегодня. Начать с того, что коридор оказался запружен студентами разной степени помятости, мой же наставник и его ассистент-интерн выглядели ничуть не краше пациентов.