Андрей Силенгинский - Курьер
И все-таки становится страшно. Что, если сознание отключится слишком внезапно, и я не успею вернуться в кабинет Якова Вениаминовича? Как люди тонут? Не знаю, не помню... Я тонул однажды, но мне тогда было четыре года. Помню только одно, мне совершенно не было страшно. Это я почему-то очень отчетливо помню. Наверное, просто не знал, что следует испугаться.
А сейчас боюсь, и сердце начинает стучать еще неистовей, хотя, казалось, что это невозможно. Нельзя, нельзя паниковать! Мне не нужно время, чтобы всплыть на поверхность, мне нужна только жалкие две секунды, чтобы убрать свое сознание из Тоннеля. Я могу это сделать хоть сейчас...
Сделай! — закричал кто-то внутри меня. Выходи, выходи отсюда! Иначе — смерть. И над тобой, и под тобой — только вода. Десятки, сотни метров. Километры! Никакого дна вообще нет!
И я увидел дно. Совсем рядом. А на дне — раковина, из тех, в которых обычно находят жемчужины. Я такие только по телевизору видел. Эта раковина может ничего не значить, но я в это не верю. Мне нужно к ней.
И я рвусь. Но вода вдруг становится тягучей, как кисель. Я извиваюсь всем телом, отталкиваясь руками и ногами от этой странной воды, но продвигаюсь вперед страшно медленно.
Но все-таки продвигаюсь. Ничего, успею. Теперь точно успею, потому что вдруг перестаю задыхаться. Просто больше не ощущаю потребности в воздухе. Голова больше не звенит. Тишина. Полная. Даже я продвигаюсь вперед совершенно бесшумно. Раковина в каком-то метре от моих рук.
Все-таки я правильно предвидел, что этот Тоннель не будет слишком сложным — заклинание достаточно простое. Опасного было немного и, полагаю, все уже позади...
Нельзя было так думать! Совсем потерял концентрацию, ученическая ошибка! Справа от меня, совсем рядом, появилась акула. Не очень большая, чуть крупнее меня, но как-то удивительно зловеще выглядевшая. Хотя рот пока был закрыт, но я точно знал, что там...
Стоп! Я взял себя в руки. Акулы не нападают на людей просто так. Не нападают. Не нападают. Каждый из нас занят своим делом. Я плыву к раковине, акула плывет мимо.
Она действительно двигалась чуть в сторону. Очень медленно, не быстрее меня. Только от этого почему-то спокойней не становилось. Ничего, еще несколько секунд, и раковина будет в моих руках. А в ней или победа, или... ничего. В любом случае, открыв раковину, я вернусь. Хватит с меня этого Тоннеля. И перерыв сделаю в работе, могу себе позволить. Месяц, как минимум.
Акула прошла в каком-то метре от меня. Правильно, так и должно быть. С какой стати ей на меня нападать? Совершенно очевидно, что она питается гораздо более мелкой дичью. Это, почувствовав кровь, акулы обычно сходят с ума...
Снова ошибка, причем чудовищная. В самом деле, отпуск не повредит... Неизвестно откуда взявшаяся стайка мелких, меньше чем с ладонь, рыбок, облепила меня так, словно я был магнитом, а они — железными опилками. Двоечник! Пираньи в море не водятся! — завопил я вслух. Это оказалось совсем не сложно, вопить под водой.
А потом была боль. По всему телу, острая, дикая. Такую никогда не испытываешь во сне. Мне было даже не до акулы. Я вопил уже не переставая, но продолжал тянуться к раковине. Чем ближе была к ней моя рука, тем более вязкой становилась вода, приближаясь по консистенции к чуть подтаявшему холодцу. Причем на скорости движения пираний это почему-то не сказывалось. Вода подозрительно быстро окрасилась красным.
Наконец моя рука дотянулась до раковины. Боль окутала меня с головы до ног, спеленала, привела с собой ватную слабость. Я испугался, что не хватит сил добраться до жемчужины.
Акула разворачивалась в мою сторону.
Окровавленными, изорванными руками, не переставая кричать, я открыл раковину. Там действительно лежала круглая белая жемчужина размером с виноградину.
Акула сейчас была одной сплошной пастью, зияющей черной пропастью, усеянной по краям кинжалами зубов.
Я вытряхнул жемчужину на ладонь. Она начала расти, разбухать, заполняя и вытесняя собой все. Исчезли пираньи, к сожаленью, забыв прихватить с собой боль. Уже коснувшись меня зубами, растаяла акула. Потом исчезла и вода.
Я стоял в пустоте перед белым шаром, размером с одноэтажный дом. Положив на шар обе ладони, я закрыл глаза. Странная, нелепо звучащая фраза родилась, казалось, в самом моем сознании.
Можно возвращаться.
Глава четвертая
Я был настолько потным, словно взял с собой из Тоннеля впитавшуюся в одежду воду того моря. Вот дьявол, я ж теперь неделю в море зайти не смогу... Вытирая с лица липкий пот. я заметил, что пальцы мелко дрожали. Я знал, что физически со мной все в порядке, ни ран, ни крови, но все равно не смог удержаться от быстрого взгляда вниз.
Работа прежде всего. Слова, которые ничего не значили ни на одном из земных языков, еще звучали в моей голове. Я повторил их, это было очень легко, они так и просили, чтобы их говорили еще и еще. Казалось, их просто невозможно забыть. Кто знает, быть может, это в самом деле так. Но...
Яков Вениаминович удовлетворенно кивнул, после чего прошептал что-то одними губами. Наверное, единственное заклинание, известное всем без исключения магам Земли. Именно благодаря ему стало возможным полновесное взаимовыгодное сотрудничество магов и курьеров. Я слов не расслышал, но это было не важно. Только что принесенное мной заклинание исчезло из моей памяти начисто, без всякого остатка.
Этакая предельно избирательная амнезия. Я помнил абсолютно все. свое прохождение Тоннеля, свое возвращение. Помнил, как что-то сказал Якову Вениаминовичу... не помнил только, что именно я сказал. Когда-то давно это приносило почти физический дискомфорт. Мое сознание бунтовало, не желая примириться с подобным казусом, считая его просто невозможным. Против воли я силился вспомнить, восстановить в памяти звуки, произнесенные мной всего несколько секунд назад.
Ко всему привыкаешь. Вспомнить забытые под давлением заклинания-ластика слова попросту невозможно. Хоть до взрыва мозга память напрягай.
Если честно, сейчас я в этой ритуальной последовательности действий особого смысла не вижу. Коммерческая магия вышла на новый уровень, обросла собственными гласными и негласными законами. Сейчас никто не мешает мне купить на черном рынке свой личный обруч Томашова и натаскать себе столько заклинаний, сколько захочу. Скажем, штук двадцать-тридцать за год я сумею. Я могу записать их все на любой носитель аудио и пытаться продавать всем встречным магам.
Кто-то из них от меня брезгливо отвернется, а кто-то польстится, купит. Только и десятой доли цены не даст. А о проценте и говорить не приходится. Магия — это серьезный бизнес. Маги платят за эксклюзивность. Какие-то заклинания навсегда остаются в пользовании одного-единственного волшебника (Белый шар никогда не повторяется), какие-то расходятся по свету, но по тем же строгим правилам, что любые технические ноу-хау. Патенты, авторские права...
Так что, действуя против установленных правил, курьер едва ли что-то выиграет в финансовом плане. А вот репутацию потеряет очень быстро и навсегда.
Тем не менее, демонстрация отсутствия включенных записывающих устройств у курьера и заклинание- ластик, аккуратно стирающее крохотный кусочек памяти — это традиция. Проживет ли она долго или вскоре отомрет за ненадобностью? Мне наплевать, в общем-то.
Я медленно отходил от Тоннеля. Не только восстанавливал ровное сердцебиение и приводил в порядок нервную систему. Я полноценно возвращался в реальный мир. стабильный и прочный. Я, образно говоря, снова становился самим собой, а не тем странным существом, которым был в Тоннеле.
К тому себе я сейчас испытывал какое-то неясное чувство, смесь неприязни, брезгливости и восхищения. Наверное, примерно то же самое можно почувствовать, разглядывая в террариуме экзотическое членистоногое. Омерзительное, но по-своему совершенное. Но есть небольшая разница: никому никогда в голову не придет ассоциировать это существо с собой. А там в Тоннеле был я. Тот я, которым я научился быть, чтобы не только оставаться в живых в жутковатом фантасмагоричном мире, но и почти всегда доходить до Белого шара. Почти... Сейчас маги не ставят перед курьерами запредельных задач, но никогда до конца не знаешь, какое заклинание Белый шар наотрез откажется открыть.
И все же я был очень неплохим курьером. Если отбросить лишнюю скромность — одним из лучших. Быть может, это означает, что мое второе, «Тоннельное» я становится все совершенней, занимая все более значительную часть моего сознания? И скоро оно сможет занять доминирующее положение? Тогда однажды, вернувшись из Тоннеля, я не смогу... или не захочу принять реалии окружающего мира?
Я фыркнул. Довольно громко. Подобные страшилки хорошо рассказывать на курьерских тусовках, изредка спонтанно организуемых в любом городе. После пятой или шестой рюмки. А после десятой уже можно с замиранием сердца послушать про курьера, который не смог вернуться из Тоннеля. Не погибнув, а просто оставшись в том мире, не в силах найти выход. Или про двух курьеров, получившим в одно и то же время одинаковое задание, встретившихся в Тоннеле и устроившим там битву за заклинание. А еще про трехлетнюю девочку, специально воспитанную русским госбезом и ставшую лучшим в мире курьером...
