Игорь Подгурский - Последний резерв
Десант должен был закрепиться и расчистить плацдарм для высадки тяжелой бронетехники.
Все прошло, как планировалось. Высадились вдали от населенных пунктов и местного космодрома. Но к захваченной разведчиками станции первыми успели колонисты. Десант немного запоздал.
В том бою Алешкин был тяжело ранен. Его огневая позиция располагалась за бетонным пандусом, идущим вдоль всего комплекса построек электростанции. Большинство из них стояли на суше, а другие уходили далеко в океан. Осколок ракеты, разорвавшейся в воздухе, на излете попал в левое плечо. Офицер не стал его вытаскивать. Времени на это не было. Колонисты галдящей цепью перли на разведчиков под прикрытием вездеходов… Как раз сейчас на одной из их модификаций — «Арго» — капитан плыл по затопленному городу. Тогда Алешкин просто наложил самозатягивающийся жгут чуть выше раны, как полагалось по инструкции. Боль пришла сразу после ранения. Она полыхала белой волной на краешке сознания. Но офицер мог контролировать ее и продолжал стрелять, не забывая руководить боем. Потом разведчики перешли на запасные позиции внутри станции. Не идеальный вариант, но другого выхода не было. Восемь из двенадцати погибли. Все оставшиеся в живых были ранены, но никто из них не орал, как Цюрикоф.
Когда любителя кошек затаскивали в кабину, он умудрился зацепиться изувеченной рукой за крышку люка и, похоже, на мгновение отключился от боли.
Капитан скривился.
«Хотя ошибки у всех бывают, и военные медики не исключение. Значит, — вновь напомнил он себе, — надо будет просмотреть медицинские файлы еще раз».
Алешкин, тогда еще лейтенант, позволил себе отключиться, когда подошла подмога, и вражеские транспортеры вовсю полыхали, а души их экипажей и расчетов ракетных комплексов поднимались к небу вместе с черным дымом. Последнее, что он увидел перед тем, как стукнуться защитным шлемом о бетонный пол, — колонисты бросают оружие и поднимают руки. Победа! Его первая победа после стольких лет учебы и муштры.
Офицер не обольщался по поводу своего героизма. Но в душе все равно гордился разведчиками и собой. Он знал — воля человека сильнее мозга. Мозг посылает команды нервным окончаниям, повинуясь воле, хотя некоторые путают ее с душой…
На память о первом бое осталось железное плечо. Кость после попадания зазубренного куска металла от разорвавшейся ракеты расколошматило на десятки крупных и крошечных осколков. Это был даже не перелом, а месиво из костей в мешке из кожи. Медики долго не думали: фрагменты кости удалили, а плечевой и локтевой суставы соединили металлическим имплантатом.
Полтора месяца Алешкин рассматривал стены и потолок одноместной палаты. Роскошь, положенная офицеру. Рядовых лечили в двухместных боксах. Ничего лишнего и строгий постельный режим, хотя ноги целые. Медики решили не тревожить собранную заново руку, упакованную в регенерирующий и заживляющий кокон. Поэтому, выйдя первый раз из госпитального коридора на прогулку в сквер, офицер испытал чувство, сравнимое с выходом человека в открытый космос.
Через минуту очарование прогулки смазалось. Он присел на скамейку. Вдоль дорожки горбатились чахлые деревца с редкими треугольными листочками. За зеленью в госпитале ухаживали не в пример хуже, чем за людьми. А поначалу, выйдя на воздух, он не мог отвести глаз от листьев. Впечатление ирреальности происходящего померкло. Перед ним был все тот же мир, из которого он выпал на шесть долгих недель.
Лежа в реабилитационном отделении после операции по замене родного предплечья на металлический имплантат, Алешкин еще не знал, что в его личном деле прибавилось несколько по-военному лаконичных строк:
«Во время проведения операции по восстановлению порядка, установленного Сводом законов Содружества, лейтенант первого класса Алешкин проявил мужество, стойкость, умение грамотно командовать личным составом в боевой обстановке и оправданную безжалостность к сепаратистам. Достоин досрочного присвоения звания «капитан» и выдвижения на вышестоящую должность».
При подготовке к выписке из госпиталя он вместе с полевым хирургом — травматологом, «отремонтировавшим» его руку, — от души посмеялся. Майор со всей дури хлопнул Алешкина по плечу и незамысловато пошутил:
— Ты человек военный, всякое может приключиться. Но по этой железке в руке тебя легко будет опознать. Даже если личный жетон на твоей героической груди расплавится. И не нужны будут никакие генетические экспертизы по идентификации тела.
Рука у медика была тяжелая, но боли Алешкин не почувствовал.
Через недельку его вместе с другими выздоравливающими вызвали на медкомиссию. Консилиум много времени не занял.
«Годен к службе без ограничений. Пора в строй, и так вы у нас залежались. Вот ваши документы и пропуск в штаб комендатуры гарнизона. Там получите новое предписание. Не опаздывать».
Медицинский конвейер работал без сбоев.
Годен — направо, не годен — налево. Все в штаб. Всем спасибо.
Звание капитана и должность командира отдельной разведроты он получил сразу после выписки из госпиталя. На два года раньше, чем положено. Забронзоветь в ближайшее время ему не грозило. Это удел старых генералов, которые точно знают, как победить в любой войне, а не молодых и амбициозных офицеров. У тех еще все впереди. Они тоже когда-нибудь состарятся, если не погибнут раньше, стяжав славу и очередные медальки и ордена на грудь.
Войну одинаково любят и молодые, и старые офицеры. Первым она нравится за шанс продвинуться вверх и сделать блестящую карьеру. Для военного человека в этом нет ничего зазорного. Очередная звездочка на его погонах — признание его заслуг как профессионала. Для вторых, чьи головы убелены сединами или лысы, как колено, а на погонах тесно от больших звезд, война — это прекрасный повод доказать свою необходимость, значимость и незаменимость. Как кому нравится. Молодые львы и дряхлые патриархи единодушны в своих пристрастиях. Они одинаково любят вкус кровушки.
Пусть гражданские политики с высоких трибун борются за мир, разоружение или сокращение расходов на военные нужды. Все знают, что у них ничего не получится. Наоборот, накал споров в мире это верный признак, что скоро за помощью обратятся к военным. А они не подведут, тут же включатся в борьбу за мир, только своими способами. Специфика службы обязывает. Уж извините, как можем, так и делаем. Ничего больше не умеем, только воевать за мир и порядок.
Правда, картину портило то, что новое назначение пришлось, как говорили в старину, «в захолустный гарнизон». Алатырь была обыкновенной, ничем не примечательной планетой. Местные власти постоянно заверяли Содружество в своей лояльности, превознося мудрую политику Земли до небес…
…Амфибия свернула с «дороги» и по дуге, забирая влево, нацелилась широким носом на дом, на крыше которого сидели люди. Поняв, что их заметили, они вскочили и на радостях стали размахивать руками.
«Еще свалятся со скользкой черепицы, — раздраженно подумал капитан. — Потом ныряй за ними. Вылавливай».
Силовая установка, смонтированная в носу транспортера, гудела ровно и успокаивающе. Неожиданно под днищем раздался громкий скрежет. Словно кто-то невидимый пробовал гигантским ногтем на прочность обшивку корпуса. Скрежет усилился, переходя в непрерывный лязг. Транспортер качнуло, нос стал подниматься из воды, обнажив направляющие катки, обутые в стальные гусеницы.
Двигатель взревел. Механик-водитель переключил скорость. Амфибия дернулась, словно гигантская рыба, попавшая на крючок. Но уже в следующий момент нос опустился, мягко шлепнув по воде. «Арго» плавно перевалилась через подводное препятствие.
Обычно домики в центре города были огорожены «куриными» заборчиками высотой по колено. Здесь же спасатели в прямом смысле напоролись на исключение из правил. Если судить по уровню паводка — строение окружала внушительная ограда трехметровой высоты. Волна, поднятая транспортером; дошла до дома, возвышавшегося слева по борту. Отрикошетив от каменной кладки, она не растеряла силу и гулко ударила в борт. Брызги окатили всех сидевших в открытом десантном отсеке. На полу образовалась приличных размеров лужа. По ней тут же побежала рябь, возникшая от вибрации двигателя.
Мокрые и измученные пассажиры только сильнее втянули головы в плечи и еще теснее прижались друг к другу. Очередную превратность судьбы они встретили с равнодушием стоиков, смирившись с безысходностью. Но не все. Один вскочил с откидной лавки, словно подброшенный невидимой пружиной. Это был низкорослый крепыш с ежиком волос. Дождь не смог пригладить упрямо торчавшие волосы. Из-под отворота куртки высовывался воротник спасжилета, редкая вещица для гражданского.
— Решил нас всех утопить?! — У мужчины оказался неожиданно визгливый бабий голос. — Поворачивай обратно!