Вадим Панов - Ведьма
Все шло по плану.
Инструктируя толстяка, Валька узнал, что в загородном доме Жоры есть русская печь, и велел растопить ее к нашему приезду. Когда мы вошли в комнату. Жора поставил клетку на пол, неуверенно потер подбородок и спросил:
– Значит… – Откашлялся. – Я должен сделать…
– Ты знаешь, что должен сделать, – невозмутимо произнес Валька. – Если откажешься, сделка аннулируется, и мы тебе ничего не должны.
Мне показалось, что в этот момент Жора готов был отступить. То, что ему предстояло сделать, не нравилось Камышину. Во время обсуждения плана он даже несколько раз переспрашивал Вальку, нельзя ли заменить его кем‑то другим, и всякий раз получат отказ.
– Мы теряем время.
Толстяк вздохнул, вытащил гусака из клетки, прижал его к себе одной рукой, а другой крепко сдавил птице горло.
– Пока не задохнется.
Жора не ответил: он боролся с умирающим гусаком.
Я отвернулся.
Когда все было кончено, Валька велел положить задушенную птицу на сковороду и сунуть в печь. Жора подчинился. Нечищеные перья вспыхнули, и, несмотря на хорошую вытяжку, в доме появился неприятный запах. Пришлось выйти во двор.
– Если ты меня обманул, ты пожалеешь, что родился, – тихо пробурчал Жора, вытирая руки о джинсы.
Валька промолчал.
Гусак жарился до полуночи. Мы бродили по двору, курили, изредка перебрасывались короткими фразами, снова курили и снова бродили. О повисшем на нас долге я, честно говоря, не думал. Как‑то забылось. Гораздо чаще перед моими глазами вставал убивающий птицу Жора и холодный, чуть отстраненный Валька. И приходило в голову, что на этот раз мой друг замыслил что‑то очень непростое.
А часиков в одиннадцать вечера Гостюхин достал из сумки припасенную заранее бутылку водки и предложил нам выпить.
– Для чего? – осведомился Жора.
– Тебе понравилось начало? – спросил Валька. Камышин бросил взгляд на дом, в котором жарился гусак, и молча покачал головой.
– Дальше будет хуже.
На перекресток мы приехали примерно в час ночи.
На тот самый перекресток, что находился рядом с нашей общагой. На нехороший перекресток.
Когда мы вышли на него, появился Шаман. Черная клякса, вынырнувшая из тени. Я увидел, как вздрогнул Жора. И, если честно, мне самому было не по себе.
– Шаман знает дорогу и приведет нас куда нужно, – негромко пояснил Валька. – Жора, твоя задача не сводить глаз с кота и идти строго за ним. Что бы ты ни услышал, что бы ты ни почувствовал – не отвлекайся. Смотри только на Шамана.
– А если я отвлекусь?
– Мы заблудимся.
Валька сказал это так, что у меня зашевелились волосы на голове. У Камышина – я понял это по его взгляду – тоже. К счастью, водка несколько притупила страх, и у нас не появилось желания отказываться от предприятия.
– Я буду держать тебя за плечо. Сергей!
Я сглотнул:
– Да?
– Ты будешь держать за плечо меня. Не разжимай пальцы до тех пор, пока я не скажу, что можно. Понял?
– Да.
– И поскольку все вы верующие, предупреждаю еще раз: что бы вы ни увидели, не вздумайте креститься. – Валька выдержал паузу. – Пропадем.
– А крестик снимать не надо? – запинаясь, спросил Жора.
– Не надо. – Пауза. – Это ваша последняя защита.
– На какой случай? – прошептал я.
– Если заблудимся.
Камышин громко икнул.
Мы встали, как велел Валька, друг за другом. Впереди Жора, держащий под мышкой завернутого в тряпку гуся. Сосредоточенный Валька. И я, клацающий зубами от страха.
Шаман обернулся, сверкнул зелеными глазищами, коротко мяукнул и медленно пошел к центру перекрестка.
Вы когда‑нибудь купались ночью в море? А в очень‑очень теплом море? Вы когда‑нибудь входили из темноты воздуха в темноту воды? Но при этом температура окружающего вас пространства не меняется – воздух и вода одинаково теплы, и только тьма становится все более и более вязкой. Каждое следующее движение дается все с большим и большим трудом, каждый следующий шаг – маленькая победа, каждый следующий вздох… В какой‑то момент вы понимаете, что густая тьма незаметно пробралась в ваши легкие, наполнила их чернильным студнем и не позволяет сделать следующий вздох. Вы чувствуете только тяжесть. Тяжесть вокруг, тяжесть внутри. Вы понимаете, что еще чуть‑чуть, и не выдержите, что студень накроет вас с головой и заберет навсегда.
Вы в ужасе.
Но страх придает сил, и вы делаете рывок.
И вы снова можете дышать.
Я закашлялся и упал на колени. Я судорожно дышал. Дышал! Втягивал в себя воздух снова и снова и не мог надышаться. Господи, какое же это счастье – дышать.
– Оклемался?
Я поднял глаза на Вальку, подумал, прислушиваясь к биению сердца, и кивнул:
– Да.
– Вот и хорошо.
Жора вынырнул из студня первым, а потому уже успел прийти в себя. Рядом с ним сидел невозмутимый Шаман – судя по всему, ни он, ни Валька никаких неудобств не испытывали.
– Что теперь? – глухо спросил толстяк.
– Делай так, как я говорил, – усмехнулся Валька. – Или ты все забыл?
– Не забыл, – буркнул Жора.
Он развернул тряпочку, в которую был завернут гусак, поднял птицу над головой и завопил:
– Купите у меня гусака, дайте за него рубль серебряный! Купите у меня гусака, дайте за него рубль серебряный!!
Я огляделся.
Общаги не было. Домов не было. Москвы не было.
Был только перекресток, слабо освещенный четырьмя факелами, и четыре дороги, ведущие в никуда.
Светофоров не было. Асфальта не было. Деревьев не было.
Мы стояли на черной дороге, а вокруг нас разливалась непроницаемая тьма.
Ничего не было.
– Купите у меня гусака, дайте за него рубль серебряный! Купите у меня гусака, дайте за него рубль серебряный!!
– Золотой возьми, хозяин, возьми золотой!
Первый покупатель оказался низеньким лохматым ублюдком с длинным и голым, будто у крысы, хвостом. Жора, как и было велено, никак не среагировал на неправильное предложение. И на внешний вид урода не среагировал. То ли водка помогла, то ли врожденная смелость.
– Купите у меня гусака, дайте за него рубль серебряный!
– Жемчуг возьми, хозяин, две жемчужины дам!
– Колечко, милый, колечко с самоцветом возьми!
– Червонец! Червонец!!
– На шелк сменяй, хозяин, шикарный шелк…
Толпа вокруг Жоры становилась все гуще и гуще.
Нечистые прибывали со всех дорог разом, скапливались вокруг нашего кредитора (совершенно игнорируя меня и Вальку) и наперебой предлагали за гусака сходную цену. Высокие и низенькие, худые и толстые, лысые и заросшие. Вот черт, обыкновенный черт, каким я привык видеть его на картинках. Вот безобразная старуха с непропорционально большой головой, кривыми ногами и обнаженными, обвисшими грудями. Вот вроде бы человек. Только руки у него достают до земли, а сам он покрыт короткой серой шерстью. Вот старик с зеленой бородой. Вот…
На мгновение мне показалось, что я вижу ее: крупную, черноволосую и развратную, но видение исчезло. Была она в толпе или нет, кто знает?
– Купите у меня гусака, дайте за него рубль серебряный!
К чести Жоры следует сказать, что он не спятил и не перепугался, увидев вокруг себя толпу тварей. Я думаю, он остался тверд потому, что занимался привычным делом – торговал, а с кем вести бизнес – это вопрос второй. Жора с каменной физиономией выслушивал предложения нечистых, отворачивался и продолжал гнуть свое:
– Купите у меня гусака, дайте за него рубль серебряный!
И добился цели.
– У меня есть рубль серебряный, – произнес человек без головы.
Жора без разговоров протянул ему гусака и получил взамен крупную монету.
– Уходим! – немедленно приказал Валька. – Быстро уходим!
Я вцепился в его плечо. А вокруг уже завывали:
– Ты обманул нас!
– Твой гусак мертвый!
– Зачем ты оторвал ему голову, уверяя, что он живой?
– Ты обманул нас!
– Верни рубль!
– Верни рубль!!
Обратный путь оказался и быстрее, и легче. Нечисть визжала, но препятствий не чинила – за руки нас никто не хватал и подножки не ставил. Десять шагов, и вот мы снова на перекрестке.
На НАШЕМ перекрестке.
В некоторых окнах общаги горит свет, подмигивает светофор, ровно сияют уличные фонари. Свежо. Необычайно свежо. И воздух такой… вкусный!
При нашем появлении телохранитель Жоры выскочил из автомобиля и открыл хозяину дверцу.
– Что ты видел?
– Ничего. – В глазах громилы читалась растерянность. – Вы дошли до центра перекрестка и вернулись обратно.
– И все?
– И все.
– Сядь в машину, – приказал Жора. Телохранитель подчинился. Толстяк, не глядя на нас, повертел в руке серебряную монету, после чего опустил ее в карман и буркнул:
– Мы в расчете. – И после паузы добавил: – Но вы уволены.
