Евгений Шалашов - Цитадели
Шишка шишкой, но на завтрак хотелось чего-нибудь существенного. Сходил за сушняком и стал разводить костер. Котелок после вчерашнего ужина был грязным, пришлось повозиться, пока отскреб. На будущее дал зарок — мыть грязную посуду сразу. И заодно — надо бы систематизировать и разложить все съестные припасы, чтобы в следующий раз не искать брикеты с кашей по всему рюкзаку.
В лесу костер — первейшее дело. А вот рыжей запах дыма не нравился — запрыгнула на елку и заругалась. Возможно, пыталась объяснить, что еловые семечки полезнее, нежели перловая каша с тушенкой. Видя, что увещевания не действуют, рыжая стряхнула на меня целую лапу снега и убежала. Может, тоже решила позавтракать?
После завтрака решил осмотреть поляну. Не ради желания что-то найти (были следопыты покруче!), а просто так. В конце концов, сидеть целый день у костра — тут и завыть можно от скуки.
Времени с момента пропажи прошло немало, но следов оставалось много. «Розыскники» натоптали за целую дивизию, а нагадили за всю армию… По счастливой случайности, вчера, в темноте, не вляпался в отходы жизнедеятельности человеческих организмов.
Мне весь этот бардак не понравился. Но выбор маленький — либо смириться и жить, стараясь не наступать на «мины», или попытаться прибраться. Что там говаривал Маленький принц? Проснулся — приведи планету в порядок!
Среди снаряжения имелась саперная лопатка. Памятуя свое крестьянское прошлое, соорудил черенок подлиннее. Удалось собрать, а потом и закопать все фекалии, а также пустые консервные банки и бычки, разбросанные по поляне. Не знаю зачем, но какашки решил закопать отдельно от банок и бычков.
Уборка так увлекла, что опомнился, когда начало темнеть.
Я как раз разводил супчик, когда к костерку подошла белка. Точнее — и не подошла, и не к костерку. Рыжая подружка меня изрядно напугала, спрыгнув на плечо откуда-то сверху. Одобрительно похлопала меня хвостом, словно поблагодарила за уборку. Я, скосив глаза в ее сторону, браво ответил: «Рад мол, стараться!» Кажется, в ответном цоканье послышалось «Вольно»…
В два последующих дня я вел тихую и скромную жизнь. Умудрился избавить поляну от следов присутствия толпы. Разложил все припасы в строгом порядке. Спальник заправлял. Жаль, похвалить некому.
Дня через три ко мне в гости пришел человек на лыжах. Судя по напряженному виду, красной роже и псевдокожаной куртке — это был местный участковый. Так оно и оказалось. Едва освободившись от лыж, стал свирепо пучить глаза и орать:
— Ты кто такой? Какого х… тут делаешь? Документ есть?
Можно было бы покочевряжиться, поинтересоваться — а кто ты сам такой, но я не стал. Моя задача — прикинуться чудаком, которому положено чувствовать нюхом представителей власти и, на всякий случай, их бояться.
Документов, благодаря стараниям Виктора Витальевича, у меня было много. Просмотрев, прочитав и, кажется, обнюхав «верительные» грамоты, среди которых было письмо от областной администрации с просьбой оказывать содействие участнику эксперимента, участковый подобрел:
— Ну что же, ученый… Профессор кислых щей… Ха… Пить будешь?
Не спрашивая согласия, мент вытащил из «командирской» сумки бутылку водки. Я дернулся соорудить закуску, но участковый гордо повел рукой:
— У меня, как в Греции, все есть! А тебе тут еще долго куковать.
В волшебной сумке оказались бутерброды с салом и пара луковиц. Мне только и оставалось, как достать кружки. Мент, четко разлив (можно не проверять), скомандовал:
— Ну за знакомство!
Выпив и аппетитно захрустев луковицей, соизволил представиться:
— Капитан Зотов, участковый. Можно — Славик. Так что, будем знакомы…
Выпив вторую, Славик потянулся за бутербродом, откусил половину и с набитым ртом сказал:
— Извини, Васильич, служба. Должен был проверить — что тут за человек у меня завелся. Бумажки я твои посмотрел. Про конкурс — читал. Ну сам понимаю, что конкурс этот и бумажки твои — полнейшая хрень. Да и проверил кое-что, по своим каналам. Ты уж нас совсем-то здесь за дураков, не считай. После того, что тут летом было — полный аут. И ты такой же кандидат наук, как я балерина.
— Славик, — возмутился я. — Зайди в библиотеку. Там книжка моя, с моей фотографией.
— Хм, — скептически ухмыльнулся Славик. — Может быть, может быть. В детстве я книжки любил читать про Ленина. Как щас помню автора — Зоя Воскресенская. А как-то по телику смотрю передачу. Писательница эта — подполковник ГРУ. Так что, может быть, и ты — какой-нибудь майор госбезопасности.
— Вообще-то, когда-то я тоже в ментовке работал.
— А чего ушел? — подозрительно прищурился Славик. Не иначе, заподозрил во мне «оборотня в погонах».
— Сдуру, — честно признался я. — А когда возвращаться надумал, так вроде бы и поздно уже. Мои сверстники уже — кто подполковник, кто на пенсии.
Заслышав о званиях, Славик загрустил.
— Два года в капитанах перехаживаю. А месяц назад «строгача» получил. Опять майора год ждать… Да еще без премий и надбавок. Думаешь, за что выговор? Вот за эту долбаную поляну, которую я не обеспечил должным контролем.
Славик грустно и длинно выматерился. Мне стало жаль парня, который был ни в чем не виноват. Просто, как всегда, нужно найти стрелочника. Помнится, пришлось выезжать на «огнестрел». Дело оказалось не криминальным, а попыткой суицида. Наш же, милицейский майор, напился в «зюзю», поехал в деревню и принялся стрелять по курам. Добро бы по чужим, а то по тёщиным… Утром выслушав от тещи все, что о нем думают, устыдился и стрельнул себе в висок… Правда, промазал. Отделался пулей, засевшей в мозгах, и слегка оглох. Он теперь инвалид на всю голову, а при чём тут начальник, который «не смог наладить воспитательную работу с личным составом» и поэтому получивший «неполное служебное соответствие»? Тем более что ни одна кура не пострадала?
— Вот, схлопотал я «выговорешник», ни за что ни про что, — продолжал жаловаться Славик. — И опёр за компанию со мной — почему, мол, нет агентуры? Он что, белку завербует?
Услышав про белку, я поднял глаза и увидел рыжую подружку. Барышня, выглядывая из-за еловой лапы, недовольно морщила носик. Ну прям как моя жена, если ко мне приходили гости… Вон, помотала головой и исчезла из вида.
Я тоже помотал головой. Вроде не так уж много мы и выпили…
— А про меня как узнал, — поинтересовался я у Славика, хотя заранее знал ответ. Хотя я и пытался не светиться, когда добирался сюда, но все равно — кто-нибудь да видел.
— Бабки у магазина болтали — мол, на проклятой поляне человек живет. По уму-то зимой в лес бомжи не полезут. Значит, что-то такое, «жареное». А ты оказывается экспериментатор…
— А почему поляна «проклятая»? — заинтересовался я.
Славик не спешил с ответом. Подумал, разлил остатки водки. После того, как выпил и разделался с остатками луковицы, закурил:
— Я сам-то не местный, — пояснил он. — После школы милиции нужно было куда-то определяться. А тут как раз и работу и жилье предложили. Уже лет десять здесь торчу. Зарплату повысили, чем не жизнь? Взяток не беру, да и не даст никто. Когда участок принимал, прежний участковый говорил: «Смотри, мол, есть тут одно местечко. Во время войны взвод энкавэдэшников пропал. Они сюда беглых зэков ловить пошли. И потом, в пятидесятые и шестидесятые годы бывали случаи». Послушать-то я его послушал, но мне-то что? Пропадали когда-то, при царе Горохе, ну и хрен с ним. Мне бы с пьяницами местными разобраться, да с кражами. Так что, Василич, больше я ничего не знаю. Об этом я уже и рапорт писал и твоим коллегам рассказывал.
Похоже, парень не поверил моим словам и бумагам.
Славик грустно посмотрел на пустую посудину. Размахнулся и выбросил ее подальше. Вот, паразит, а мне теперь эту стеклотару идти искать… Ладно, не развалюсь.
— Еще будем? — сделал я недвусмысленный жест в сторону моего барахлишка. — У меня есть…
— Нельзя, — с сожалением развел руками капитан. — Вечером на «сутки» заступаю. Еще приму, то точно — засекут! А если дежурный засечет, то «вложит». Он у нас такой… Принципиальный. И тогда уже не «строгач», а «неполное служебное» влепят. Как-нибудь потом. Недельки через две загляну. Раньше-то все равно не соберусь. Посмотрю — как там твоя школа выживания! Только сам пропасть или помереть не вздумай! Иначе меня точно уволят.
Славик встал на лыжи, а я остался. Стало немножко грустно. Чтобы не поддаваться депресняку, стал обустраивать бивак — рубил деревья, таскал дрова.
Ночью ударил морозец. Как я хвалил себя за то, что нарубил не только сухостоя, сгоравшего в один миг, а более основательных дров. А когда неподалеку послышался вой (волчий или собачий?), порадовался, что додумался срубить несколько деревьев и смастерить заборчик. Заборчик — не преграда для волков. Но если его обложить сухим хворостом и поджечь, то до утра хватит. Вой, возможно, собачий (и не возможно — а точно!). Но ночью, в лесу, одному, требуется время, чтобы перестать бояться…
