Михаил Михеев - Песец подкрался незамеченным
Осторожно приоткрыв один, а затем и второй глаз, Василий огляделся. Впрочем, ничего интересного осмотр не показал — небольшое квадратное помещение с белыми стенами и низким белым же потолком. Кровать, на которой он сидел, стояла у стены, а почти все остальное пространство занимала не слишком понятная, но явно медицинская аппаратура — белая, устрашающих форм и вся мигающая какими-то лампочками. Надписи на аппаратуре кругом непонятные, даже буквы (или пиктограммы? Фиг поймешь) незнакомые. В Китае делали небось. Свет… Вот свет заслуживал отдельного описания. Он был какой-то неестественный, молочно-белый и лился не из каких-то скрытых панелей, а, казалось, отовсюду, не оставляя места для теней. Однако в нынешнюю эру высоких технологий это тоже удивительным не казалось и простенький логический анализ говорил о том, что Василий находится в больнице. В одиночной палате, похоже. Двери, правда, не видать, но это, скорее, заслуга цвета краски и освещения. И все-таки что-то резало глаза. Что?
Лишь спустя несколько секунд он понял. Руки. Точнее, пальцы. Нет, они никуда не делись — они просто стали другими. Да и кисти рук тоже изменились. Исчезли мелкие шрамы, исчез несводимый казалось бы след от химического ожога, исчезли многочисленные мозоли, а кожа, которая на тыльной стороне ладоней была вечно сухая и постоянно трескалась,[8] да так, что из сеточки мелких трещин сочилась кровь, теперь была гладкая и розовая, как у младенца. А ведь мороз должен был окончательно ее испоганить.
Пальцы же — это вообще отдельная тема. Мало того, что они выглядели ЗДОРОВЫМИ, хотя, казалось бы, после прогулки по лесу должны были просто отвалиться, так они еще и форму изменили. Нет, как и раньше, они были толстыми, как сардельки, вполне способные согнуть гвоздь. Молодые лаборантки всегда удивлялись, как бывший мастер спорта по самбо этими самыми пальцами виртуозно управляется не только со сравнительно грубыми приборами, но и с колбами-пробирками. Потом привыкали. Однако теперь эти пальцы, бывшие для широкой, как лопата, ладони несколько коротковатыми, смотрелись вполне пропорционально. Невероятно, но факт — казалось, кто-то добавил пальцам по паре сантиметров.
Василий резко сел. Голова на мгновение закружилась, но в общем и целом самочувствие осталось на уровне и неприятных сюрпризов не последовало. Правда, все тело было облеплено какими-то датчиками на присосках, которые он с каким-то злорадным удовольствием ободрал. Никаких санкций не последовало — только медицинский аппарат озарился серией протестующих вспышек, абсолютно, впрочем, беззвучных. А вот когда он, неловко повернувшись на в меру жесткой, но на удивление низкой кровати, попытался встать, голова закружилась так, что он чудом не упал. С усилием разогнулся — и обнаружил, что между макушкой и потолком всего ничего. Попробовал сделать шаг — и, потеряв равновесие, едва не упал. Схватился за кровать — и неловким движением буквально вырвал из нее кусок гнутой металлической спинки, от неожиданности потерял равновесие и сел на пол. Что-то странное творилось с ним и с этим надо было срочно разобраться.
Осторожно, буквально двумя пальцами Василий положил железку на кровать. Руки и ноги слушались не то чтобы плохо — скорее, непривычно. Изменились пропорции — все до единой. Казалось, тело было… Это было странное ощущение — свое и в то же время чужое. Руки и ноги стали длиннее, исчезли шрамы и, похоже, все до единой родинки. Тело… Насколько можно было рассмотреть без зеркала, на нем не было ни грамма жира, что неудивительно после марш-броска по лесу. А вот откуда взялись мускулы? После того, как Ковалев забросил спорт, красотой фигуры он не блистал, а тут прямо хоть в модельный бизнес иди. Мышцы твердые, рельефные, не перекачанные, как у культуристов, а что называется «самое то». Он ощупал лицо — вроде не изменилось, хотя без зеркала, конечно, не поймешь. Опустил взгляд… Да, все на месте. А вообще, стоит одеться.
Ковалев поискал глазами одежду и не нашел ничего, хотя бы отдаленно ее напоминающее. Тогда он содрал с кровати простыню и кое-как задрапировался в нее — все лучше, чем голышом бегать. Вдруг сейчас медсестричка какая войдет? Они, конечно, девушки, по слухам, циничные и раскрепощенные, да и не девушки уже, опять же по слухам, поголовно, ну да самому ведь как-то в одежде спокойнее.
Однако время шло, никто не заходил, а Ковалев не отличался долготерпением, поэтому ему быстро надоело тупо сидеть на кровати и ждать. Энергия била ключом и требовала выхода. С усилием поднявшись, он на непослушных ногах подошел к стене и начал искать выход, а так как рассмотреть стену не получалось, она как будто расплывалась в глазах, то искать он начал на ощупь, здраво рассудив, что на уровне груди она в любом случае быть должна. Ну в самом-то деле, нагнуться при входе еще можно, но не на карачках же местные врачи сюда заходят? В такое поверить трудно, у докторов, даже отечественных, свое достоинство есть.
Самое смешное, что уже на второй стене дверь нашлась. Взглядом за нее можно было ухватиться только очень хорошо присмотревшись, но пальцы — штука чувствительная, их не обманешь. Тонкие, чуть заметные щели, верхняя часть двери заканчивается на уровне его подбородка и никаких следов замка. И что теперь? Поддаваться дверь решительно не хотела. Правда, возможно, надо было не толкать ее, а тянуть или пытаться сдвинуть вбок, но тянуть без ручки как-то не получалось, а когда Ковалев попытался сдвинуть дверь в сторону руки просто скользнули по ней безо всякого результата. На ощупь материал стен и двери был больше всего похож на тефлон, так что результат был, в общем-то, предсказуем. Помучавшись некоторое время и обследовав для очистки совести остальные стены (безрезультатно, естественно), Ковалев вновь плюхнулся на кровать. Время ожидания тянулось, как резина, свет медленно, так, что процесс сознанием человека не воспринимался, померк и Ковалев не заметил, как вновь погрузился в глубокий, здоровый сон.
Вторично он проснулся от негромкого деликатного покашливания и, хотя и был еще в полудреме, мгновенно сообразил, что в комнате кроме него еще кто-то есть. Инстинктивно он затаил дыхание и почти сразу же услышал:
— Ну-ну, молодой человек, открывайте глаза. Я же вижу, что вы проснулись — веки дергаются, дыхание сбилось. И вообще, на будущее, хотите, чтобы не поняли, что вы пришли в себя — дышите спокойно и ровно.
Пришлось открыть глаза и сесть на кровати. Сидевший на невесть откуда взявшемся (разве что с собой принес) стуле, обычном таком, как в офисах стоят, человек в сером халате беззастенчиво рассматривал Ковалева, а тот в ответ (к черту приличия — как вы с нами, так и мы вас, морду кирпичом кто угодно сделать может) откровенно пялился на него. Ничего особенного, кстати — человек как человек. Невысокий, на полторы головы ниже Ковалева нынешнего, худощавый, лицо сухое, костистое, из под круглой шапочки явно медицинского вида торчат довольно длинные черные как смоль волосы. А вот бородка-эспаньолка черной была в далеком прошлом — сейчас в ней седины больше, чем естественного цвета. Впрочем, борода — единственное, что указывает на возраст, потому как морщин на лице почти нет, да и серые глаза молодые, смотрят с живым интересом. Да по правде сказать, черноволосые седеют рано, так что серебряные нити в бороде могут ничего не значить. Могучим телосложением тоже не отличается, но жилистый, в схватке с таким может быть много мороки…
Между тем пауза затягивалась. Бородатый начинать разговор не спешил, явно ждал, что Ковалев заговорит первым, а Ковалев этого удовольствия ему доставлять не собирался. Более того, его вновь начало клонить в сон, тем более что есть почему-то совсем не хотелось. Видя, что глаза Ковалева закрываются, его собеседник наконец-то прервал молчание.
— Ну-с, молодой человек, как мы себя чувствуем? — несколько старомодно начал он.
— Мы? Трудно сказать. Как вы себя чувствуете я просто не знаю, а себя вроде бы пока что неплохо.
Бородатый улыбнулся уголками губ, показывая, что оценил шутку.
— Позвольте представиться. Меня зовут Аллар Шерр. Доктор Шерр, если точнее, но вы можете называть меня просто по фамилии. Или по имени, как вам удобнее — мне, если честно, все равно. А вот как вас зовут позвольте полюбопытствовать — незнание имени человека создает, признаться, некоторые неудобства.
— Ковалев Василий Тихонович. Называйте, как вам удобнее Но разве вы не видели мой паспорт? Он был у меня во внутреннем кармане и выпасть не мог…
— Ну, я ведь не вор и не сыщик, по карманам не шарю, — улыбнулся доктор. — Ваших документов я в глаза не видел, да и, честно говоря, не до того мне было.
— Ясно. Когда я могу встретиться с властями? У меня срочная информация.
— Очевидно, никогда, — пожал плечами Шерр. — Никого, кроме нас, здесь нет, так что с властями, думаю, придется обождать.
