Василий Головачёв - Огнетушитель дьявола
— Кузьма.
— И все?
Кузьма засмеялся.
— Кузьма Ромашин, физик-теоретик, ведущий спец института ТФ-проблем. Достаточно?
— Вполне.
— А вас, кажется, зовут Катей?
— Екатериной. Катя я для знакомых, Катька — для друзей. — Она по-новому взглянула на лицо Кузьмы с упрямой складкой губ и прозрачно-карими глазами. — Комиссар погранслужбы Игнат Ромашин случайно не родственник вам?
— Отец.
Брови Екатерины прыгнули вверх. В ее взгляде сквозь любопытство и удивление протаяло уважение.
— Надо же, какая встреча. А я Катя Лапарра, внучка Яна, советника СЭКОНа.[4] Не помните такую фамилию? Ваш отец и мой дед когда-то работали вместе в секторе безопасности УАСС.
— Отец мне рассказывал. Действительно, мир тесен. А как вы оказались среди… этих… любителей острых ощущений?
Свет в глазах Екатерины погас, она отвернулась.
— Подруга уговорила.
— Та самая, с которой мы вас встретили?
— Да, это она, Майга.
— Судя по поведению, Оскар — не муж вам?
Катя искоса посмотрела на Кузьму.
— Это имеет какое-то значение?
— Никакого, — покачал он головой. — Просто меня поразили ваши отношения.
Она покраснела, отошла к краю плота, повернулась спиной к Ромашину, глядя на заходящее солнце. Помолчав, проговорила с какой-то необычной тоской:
— Оскар меня спас… рисковал жизнью… и я ему должна быть благодарна.
Но не до такой же степени, хотел возразить Кузьма, однако вслух говорить это не стал. Подкорректировал курс плота, направляя его на северо-восток, к горам Эола, до которых оставалось не так уж и много — километров сорок пути, и занялся уборкой в палатке, мечтая о том, что Катя останется с ним на плоту до конца путешествия. Однако все вышло иначе.
— Где же ваши друзья? — очнулась девушка от каких-то горестных воспоминаний.
— Увы, они себе принадлежат реже, чем хотелось бы. — Кузьма вылез из палатки с надувным матрацем в руках. — Обоих вызвали по какой-то надобности, и я теперь кочую в одиночестве. Если хотите, располагайтесь в палатке, там вполне уютно и тепло, а я переночую на открытом воздухе.
— Спасибо, я, пожалуй, воспользуюсь вашим тайфом, если он у вас действительно есть. Не хочется больше здесь оставаться.
— Что ж, дело ваше. — Кузьма с разочарованием вынес из палатки персональный тайф — тяжелый браслет из лоснящегося чернотой материала с выпуклым синим глазом антенны. О таком в свое время мечтал дед Филипп, рассчитавший вошедшую во все учебники физики «формулу Ромашина».
— Вам его вернут, — усмехнулась Екатерина, застегивая браслет на запястье, — не переживайте.
— Я не переживаю.
— Спасибо за помощь, рыцарь. Может быть, вам тоже не стоит оставаться одному? Этот аппарат вполне потянет двоих.
— Нет, я еще попутешествую.
— Будьте осторожны, не лезьте на рожон, если Оскар начнет вас провоцировать. Я уже говорила: он злопамятен.
— Как-нибудь справлюсь. Я могу надеяться на встречу с вами?
Девушка приподняла бровь, разглядывая нарочито простодушное лицо Ромашина, снова улыбнулась.
— Не обещаю, это зависит не только от меня. Но кто знает? Прощайте.
Над синим глазом антенны тайфа заклубилась серебристая пыль, окутала фигуру девушки снежным вихрем, затем этот вихрь сжался в тонкий луч, ударивший в зенит, и погас. Золотоволосая внучка Лапарры стала частью гигантской сети мгновенного транспорта, соединявшей все планеты Солнечной системы и сотни ближайших звезд, превратилась в суперпозицию информационных полей и переместилась с Марса на Землю, за одно мгновение преодолев более ста миллионов километров.
Кузьма снова остался один, ощутив вдруг прилив горечи и тоски, а также такой властный зов сердца, что едва удержался от поспешных решений: бросить плот, на антиграве добраться до ближайшей станции метро, перелететь на Землю и немедленно отыскать золотоволосую принцессу по имени Катя. Трезво оценив свое положение, он растянулся на плоту лицом вверх, закинув руки за голову, понаблюдал за быстро тускнеющей малиновой полосой заката, вспоминая все детали знакомства с внучкой Лапарры, и неожиданно поймал себя на мысли, занозой торчавшей в подсознании: откуда у нее «универсал»? С каких это пор молодые девушки носят штатное оружие безопасников? Ведь даже общественная охрана городов имеет право применять лишь парализаторы и электрошокеры. «Универсалы» — уровень спецслужб. На кого же тогда работает Екатерина Лапарра, бросившая вызов сыну министра безопасности? На пограничников, безопасников, на Даль-разведку?
Кузьма приподнялся на локтях, вспоминая поведение девушки, ее решительные действия, и покачал головой.
— Надо было сразу догадаться, — проговорил он вслух. — Если ее дед — советник СЭКОНа, то и она небось там же. Вот только Оскар…
Вот только Оскар, подумал он. Зачем ей такая грубая свинья? Разве что — любовь? Недаром говорят: любовь зла, полюбишь и… м-да. Или все-таки долг? Хорошо бы — только долг… ведь он ее где-то спас… а долг, как известно, платежом красен. Как же этот бандит умудрился ее спасти? Неужели хватило мужества? Надо бы выяснить…
С этой мыслью Кузьма уснул.
Утром он свернул палатку, упаковал снаряжение в походный кокон, подвесил его на антиграве, перепоясался вторым антигравом и взял курс на запад. Примерно в ста двадцати километрах от озера Валлес Маринерис в долине Арес Валлес располагался второй по величине город Марса — Патфайндер, откуда можно было по линии метро добраться до Земли.
Весь путь до Патфайндера занял около трех часов. Никто за Кузьмой не следил, никто не преследовал, и останавливался он всего один раз — посмотреть на обнаруженное сверху «зеркало».
Давно было известно, что «зеркала» представляют собой не только пассивные накопители информации, но и своеобразные хрономембраны, особые объекты с «глубокой хронопотенциальной ямой». Их создателей не удалось обнаружить до сих пор, хотя погранслужба и служба безопасности УАСС сделали все возможное и невозможное для их поисков. Однако таинственный хозяин «зеркал», прозванный Наблюдателем, отказывался контактировать с людьми, а его «зеркала» продолжали появляться в контролируемой землянами области космоса и следить за деятельностью человеческой цивилизации, и поделать с этим ничего было нельзя, приходилось как-то мириться, а в последнее время и охранять «зеркала», чтобы любопытствующие экспериментаторы, в основном дети и студенты учебных заведений, не рисковали своей жизнью ради бахвальства, бравады и эффектных фокусов с «хроновывертами». Эксперименты с «мертвыми зеркалами», неотличимыми от обычных, все чаще заканчивались гибелью людей.
В Патфайндере Кузьма задержался лишь для того, чтобы сдать туркокон в грузовое окно метро, а сам налегке отправился на Землю.
В Москве стоял поздний вечер середины марта: леса вокруг жилых комплексов были еще все в снегу, температура минус пять, безветрие, небо ясное, вспыхивающее полотнищами реклам, сквозь которые не всегда могли пробиться лучи звезд. Однако в конце двадцать четвертого века это было обычным зрелищем и особых эмоций ни у кого не вызывало. Хотя сам Кузьма рекламу не любил, зная ее агрессивную направленность на увеличение объема материального потребления.
Строгинская жилая гроздь со стороны действительно напоминала исполинскую виноградную гроздь высотой около двух километров. Такси-антиграв доставило Кузьму на сто десятый ярус комплекса, он вышел в парковое кольцо и направился к своему жилому блоку под номером «1001». Блок имел пять комнат: рабочий модуль, гостиную, спальню, каминный зал, мастерскую — для театральных репетиций жены, — и узел хозяйственного обслуживания. Алевтина готовить не умела, кухню не любила, и чета Ромашиных питалась с помощью линии доставки или в ресторанах парковой зоны.
Входная дверь разошлась лепестками диафрагмы, узнавая хозяина, Кузьма вошел, и его сразу оглушили звуки музыки: у жены были гости. Он уезжал под этот шум и приехал — в такой же шум. Складывалось впечатление, будто компания друзей Алевтины отсюда не уходила, и гуляния продолжались все шесть дней, пока отсутствовал Ромашин. Кроме того, он не узнал своей собственной квартиры.
Современное градостроительство давно перешло на городские ландшафты с «плывущей геометрией», используя принципы индивидуальной застройки, хотя и подчиняющейся единой концепции того или иного жилого массива. Однако главным звеном этой геометрии были жилые модули с конформно изменяющимся интерьером, использующие материалы с многовекторной внутренней симметрией, которые могли изменять форму комнат, мебели в широком диапазоне используемых программ. Такой же программой руководствовался и Ромашин, подогнав убранство модуля под свои (плюс жена) вкусы. Теперь же его дом был полностью изменен, гостиная превратилась в подобие пляжа, а во что превратились другие помещения, можно было только догадываться.
