Михаил Гвор - Прорыв выживших. Враждебнные земли
Рык заводимого мотора бульдозера стал ему ответом. Верин метнулся к двери:
— Пушистик!!!
Однако вскоре вернулся, отчаянно распекая идущего следом Егора:
— Ну сколько просить: поставь глушак на свою тарахтелку! Я ее третий раз с моим танком путаю!..
— Ладно-ладно, поставлю, — неуверенно отбивался Егор. — Некогда мне…
— Можете быть спокойны, — произнес Леха, — дети заняты делом. Товарищ майор выдал им автоматы…
Теперь наружу бросились все присутствующие, но уперлись во входящего Потапова.
— Спокойно!!! — громко произнес тот, — интересно же, с какого возраста ребенок способен нормально почистить оружие!
Окрестности Новосибирска, деревня Выселки Кымзаар, алтайская шаманкаКымзаар с трудом села, растирая горло, и, уставившись на распростёртое у ног тело, закричала. Дико, исступлённо. Так могут кричать только матери, потерявшие сыновей. Старая заарин потеряла единственного внука, выжившего в те страшные дни, когда горела вода, когда Таван Богдо Олы дрожал, пожираемый страстью и гневом От-Эне. Шаманка ревела, обнимая безжизненное тело ещё молодого мужчины, лицо которого навсегда исказила маска злого Ютпу, демона воды.
Десантники подходили осторожно, страхуя друг друга, не выпуская из рук автоматов. Старуха не выглядела опасной, но сколько жизней уже отдано за недооценку врага…
Денис открыл было рот, но шаманка встрепенулась и заговорила первой:
— Плохие времена пришли на наши земли. Байкал — она кивнула трясущейся головой на мертвеца — не единственный чёрный шаман. Обас-юна поднимают народ на бой. Вас все ненавидят… Не только алтай-кижи, южане, которым в дни Тьмы досталось больше всех, но так же тубалары и кумадинцы. Их шаманы сильные. С Эрликом говорят. Они будут жечь ваши деревни, угонять скот и портить ваших женщин, чтобы те рождали на свет уродов, которые не доживут и до пяти…
Кымзаар тяжело вздохнула. Она была стара и знала слишком много. Силы покидали её — бой с Байкалом вытянул из мага-заарина всю силу, и старуха уже видела перед глазами мир духов. Она уходила к предкам. Перед глазами мелькали лица матери, бабок, прабабок и иных пращуров, которых Кымзаар не знала. Они звали её к себе, хватаясь за юбки, протягивая к ней тонкие прозрачные руки.
Кымзаар собралась с силами и в упор уставилась на стоявшего к ней ближе всех Дениса:
— Когда-нибудь вы все умрёте… Так должно быть. Мир людей должен очиститься от зла, которое вы принесли своим огнём…
Старуха судорожно сглотнула, закашлявшись, но продолжила:
— После вас придут другие. Они вернут Алтаю солнце.
И старая заарин со вздохом облегчения закрыла глаза.
Таджикистан, Пенджикент. Саттах Амонатов— Ассалам аллейкум, Саттах.
— Ваалейкум ассалам, ака! Какие известия принес мне язык Ирбиса?
— Тебе просили передать, ата. Человек сказал: «Нет».
— Жаль, искренне жаль…
— Но по трезвому размышлению он передумал и сказал: «Да».
— Это хорошее известие. Сколько я должен Леопарду Гор, за раздумья моего визави?
— Ты не должен денег, Саттах-бек. Люди сами оплачивают свои раздумья. Таковы правила.
— Что ж, благодарю. С вами приятно иметь дело.
— Я рад, что ты доволен, ата. Если будет нужда — обращайся. Ты знаешь, как нас найти…
Окрестности Новосибирска, деревня Выселки ПчелинцевПчелинцев примчался сам. Смысл заморачиваться долгими радиопереговорами, когда проще приехать и лично все осмотреть? Восемьдесят километров для УАЗика не расстояние, особенно, если едешь в одиночку, и весь груз — пара канистр да автомат.
Полковник побродил по Выселкам, попинал обугленные доски заборов, пару раз остановился переброситься парой слов с кем-нибудь из местных. Сержант Поляков, словно приклеенный, ходил за начальством, припадая на правую ногу.
Минут через двадцать, Пчелинцев не выдержал:
— Сержант, мать твою! Достал в корень! Сядь на попу ровно и сиди, пока не позову! И рожу не криви, никто расстреливать не собирается!
Поляков ухромал в сторону «Штаба», где шумели восстановительные работы. Урусов, недолго думая, привлек к ним всех своих «тревожников». Местных мужиков решили не трогать: у них и своих забот хватало. Вездесущих детишек не гнали. Наоборот, активно использовали: то гвоздь подать, то отвес подержать…
Наконец, туда же подошел и полковник. Урусов подобием строевого шага дернулся навстречу, но был остановлен.
— Отойдем? — Пчелинцев уклонился от порции щепок, вылетевших из-под топора чересчур увлекшегося работника.
— Отчего бы и не отойти. — не стал возражать старлей.
— Что скажешь? — спросил полковник, когда они оказались подальше от стройки, а главное, от любопытных ушей. — Ты что, собрался острог возводить?
— А что такого? — удивился Урусов. — Мы в Сибири? В Сибири! А тут положены каторги, остроги и туземцы. С каторгой нескладуха выходит, так на всем прочем отыгрываться надо.
— И до туземцев дойдем. — задумчиво сказал Пчелинцев, внимательно глядя, как бойцы вертикально вгоняют в землю бревно. Кивнул в их сторону. — Думаешь, удержат?
— Не-а. — отозвался старлей. — Не удержат. Пулю в смысле. Картечь поймают на раз-два. РПГ у них нету, иначе нас бы уже пожгли к херам собачьим. А так — вплотную не подойдут, от рикошетов спасет…
— И селянам уверенности добавит. — закончил его мысль Пчелинцев.
— Это в первую очередь.
— Ладно, маршал Маннергейм доморощенный, давай по кратким итогам.
— Яка там в сраку церемония, товарищ полковник. В смысле, краткие итоги… Из наших — трое наглухо. Один с десяток осколков поймал, но жить будет. Сержанта сам видел. Относительно целый.
— Видел. — согласился Пчелинцев. — За мной круги нарезал с виноватой рожей.
— Пусть нарезает. Ему полезно. — махнул безразлично Урусов. — Из гражданских — восемь погибших. Пара десятков раненных. В первую очередь, вырезали всех на ферме. Коров попытались угнать. Большую часть наши вернули. Крупный рогатый — не танк. В здешних лесах застряёт и буксует.
— Кто нападал, определились? — Пчелинцев сорвал с дерева небольшой кусочек коры и медленно крошил его пальцами.
— Что там определятся? Алтайцы приходили. Зверье у себя повыбили, урюки, решили к нам наведаться. Не свезло.
— Да как сказать, не свезло… — полковник отряхнул руки об камуфляжные штаны. — Ты там заикался, что пленных взял?
— Везет мне на них. — кивнул Урусов. — Вернее, Черному повезло. Дэн двоих повязал. Еле от мужиков местных сберег. Те на кол посадить хотели.
— Суровые тут люди, как погляжу.
— Дык ведь, Сибирь, как никак…
Таджикистан, окрестности Айни, чайхана— Аллейкум ассалам, уважаемые!
— Ваалейкум ассалам, Мустафа!
— Что интересного происходит в мире, Абдулла? Или ты, Вагиз, поделишься свежими новостями?
— Куда ты всегда так торопишься, Мустафа? — ответил Вагиз, — сядь, выпей чаю, посмотри на мир спокойно и с достоинством, присущим старости, а не спеши, словно пылкий юнец.
— Как скажешь, о мудрейший.
Аксакал, кряхтя, взобрался на дастархан и налил чая.
— Вы слышали, уважаемые, — начал он, не допив даже первую пиалу, так не терпелось сообщить остальным горячую новость, — под Новичомогом вырезали целый кишлак.
— Ты думаешь, это сделали джигиты баши, пошли Аллах ему здоровья? — спросил Абдулла.
— Нет. Пришли наемники со стороны Узбекистана. Там им стало плохо, Сарыбек-Шах захватывает всё новые земли, а те, кто служил его врагам, бегут, куда могут.
— Разве шах не нанимает воинов?
— Нанимает. Но не перебежчиков. Тем нет пощады. Войска Хорезма уже подошли к Самарканду. Наемники бегут, как тушканчики от лисы.
— Откуда знаешь, что кишлак вырезали именно наемники? — поинтересовался Вагиз. — Может, кто-то сваливает на них вину? У Пенджикента много врагов.
— Нет, наемники. Они ненадолго пережили своих жертв.
— Шакалы пустыни оказались столь неумелы, что пенджикентцы застали их врасплох?
— О нет, уважаемые, — Мустафа сделал паузу, растягивая момент, — это были опытные бойцы. Но они захотели обидеть язык Ирбиса.
— Что??? — хором удивились аксакалы, — самоубийство великий грех! Их души будут вечно гореть в огне Джаханнама! Или эти глупые люди не знали, что делает Леопард гор с обидевшими его уши?
— То мне неведомо, уважаемые. Но Снежный барс опять доказал, что его правила по-прежнему незыблемы, подобно Корану, а обещания столь же крепки, сколь и слово Пророка.
Аксакалы немного помолчали, обдумывая ошеломляющие новости. Давно уже никто не пытался проверить Посредника на крепость. Последним это сделал год назад Ильяс Ниязов. Отчаянный дехканин вырезал знак Ирбиса на воротах своего дома, чтобы защититься от постоянных грабежей джигитов баши. Джигиты не решились переступить через страшный знак. Но ровно через неделю Ильяс сгорел вместе со всей семьей и хозяйством. Пожар был настолько страшный, что на пепелище не осталось даже костей несчастных — всё выгорело дотла. А на дереве, что росло напротив сожженного дома, нашли нарисованный побелкой знак Посредника. Большую смелость надо иметь, чтобы покуситься на людей Леопарда Гор. Очень большую…
