Сергей Слюсаренко - Кремль 2222. Измайловский парк
– Нет, это другой сидор. Полезный. Видишь, ремешки по бокам? Так вот, укладываем все нужное внутрь, завязываем и вокруг крепим скатку. Понял?
– Да что тут понимать. А со всем этим барахлом что делать? – Санька показал на оставшийся ворох одежды.
– Тут оставим, маркитанты заберут, как мы уйдем. Или ты думал, что за нашу клячу они все отдали? На выбор дали, остальное надо оставить.
– А если все унесем? – хитро спросил мальчик. – Ведь ценное выменять потом можно.
– Экий ты корыстный! – покачал головой Мальф. – Никогда не пытайся обмануть маркитантов. Они сейчас сидят и на нас через бинокли в оба смотрят!
– Побьют?
– Побить не побьют, а вот убить за обман попробуют. А то еще проще, – говорят, что они как обновлять вещи могут, так и старить. И пойдешь ты по миру, сверкая голым задом и шлепая отвалившимися подошвами. Кстати, портянки не скатались в носок сапога?
– Да нет вроде. – Мальчик попрыгал на месте.
Через час, закинув за плечи армейские сидоры с притороченными к ним шинелями, они двинулись в путь. На месте стоянки осталась сиротливая куча одежды. Как только путники скрылись за деревьями, к ней подбежали двое маркитантов и быстро сгребли имущество обратно в мешки.
Глава 4
Утро Макария, Тайного Дьяка, не отличалось от вчерашнего, а вчерашнее не отличалось от позавчерашнего. Рассвет, молитва, скромная трапеза в келье. Потом, не изменяя многолетней привычке, он посвятил час укрощению плоти, упражняясь с гантелями и штангой. И еще каждое утро двадцать минут он занимался стрельбой. Как обычно, из старинного карабина Симонова, который ему лично подарил Данила после того, как Дьяк выслушал рассказ о его подвигах. Стрелял Дьяк редко, тщательно целясь, не тратя больше трех патронов за тренировку. Окончив упражнения, он окатил себя из кадки холодной водой со льдом, обтерся грубым льняным полотенцем и, облачившись в черную рясу с глубоким капюшоном, удалился в свою келью. Там, опять же не изменяя строгому правилу, Дьяк стал изучать донесения, которые заранее сложил на столе из струганной березы его секретарь, подьячий Вавила. На третьей странице Макарий отложил документы и позвонил в маленький бронзовый колокольчик. Вавила явился немедленно и застыл в молчаливом ожидании.
– Поясни, – Макарий протянул секретарю тот самый третий лист.
– Яко глаголит Маре…
– Сколько раз говорить тебе, не на людях говори светски! Тоже мне, «иже-паки».
Вавила покорно кивнул и начал заново:
– Марена сообщил, что шамы, пришедшие с северо-востока, рассказали, что шайны напали на колонию. Христианскую.
– Шайны никогда не воевали с нашими. Грабили? Зачем нападать? Они же торговцы. – Дьяк в смятении отбросил бумаги. – И торговцами всегда были. Это основа устоев мира. Не может вол стать скаковым фенакодусом. А если кто-то его так попользует, ничего хорошего не получится. Ты уверен в этих сведениях?
– Это-то и непонятно. Шамы говорят, там поселение было мирное, пахари, и грабить особо нечего.
– Надо послать разведку, – заключил Дьяк. – Никогда не верил этим безбожникам шамам. Дьявольское отродье.
– Марену с его дюжиной? – поспешил предположить секретарь.
– Марена воин известный. Он всех сначала изрубит, а потом разбираться будет. Да и всегда перед походом шум поднимает. Не может он без этого, кураж так набирает. А тут дело деликатное. Следопыты нужны. Воевать с шайнами за куполом смысла нет. – Макарий встал, и, спрятав ладони в рукава рясы, медленно прошелся по своей келье.
– Остронега? – предложил Вавила.
– Зови, – кивнул Дьяк. – С языка снял.
Остронег, высокий худой человек, возник в келье, как тень. Дьяк, склонив голову над бумагами, не услышал ни привычного скрипа двери, ни шороха длинной одежды вошедшего. Одет Остронег был не так, как Макарий или Вавила. Длинный полотняный плащ скрывал атлетическую фигуру. Окладистая борода делала открытое лицо благородным и спокойным. Узкая кожаная полоска скрепляла светлые длинные волосы. Под плащом явно угадывался меч, хотя с оружием к Тайному Дьяку входить было строжайше запрещено. В руках Остронег держал шапку из белки-кидалы с длинным пушистым хвостом. Мех этого зверя, с золотым отливом, ценился выше соболя или давно исчезнувшего песца.
– Хорошо, скоро явился. – Дьяк жестом предложил сесть на лавку напротив. – Дело есть.
– Готов я, – смиренно ответил Остронег.
– Что-то быстро соглашаешься, а не знаешь, зачем звал.
– Я никогда наобум Лазаря не прихожу… Знать все должен заранее.
– Вавила поторопился? – сердито спросил Макарий. – Что-то в Москве я стал последний все узнавать, пора порядок наводить.
– Я и без Вавилы понимаю, что к чему, – упрямо повторил Остронег. – И про доклады все знаю. И знаю, зачем тебе понадобился. А про то, что шайны с катушек слетели, давно слыхал. Сволочь нерусская.
– Негоже в ересь расовой дискриминации впадать. Не все же они такие. – Дьяк поморщился от грубого слова, неуместного в его келье.
– Не все, но, видать, есть у них какая-то шайка…
– А ты не думаешь, что это может быть новой политикой всех шайнов? Торговали-торговали, с нами дружились, вместе, вон, наладили перевозку воска, их всю зиму свечами обеспечивали. Это же не просто на базаре свечку купить, это был грандиозный проект. И дороги строили, и охрану обеспечивали. Но это все давно было. Последние годы просто шайки околачивались, да и все. И что же теперь? – Дьяк пытал Остронега вопросами, на которые тот, конечно, не мог ответить. Скорее Макарий спрашивал сам себя.
– Я могу знать только то, что знаю. А то, что знаю, я сказал. Одна шайка, даже не клан, через всю Москву в поход пошла. Словно рыщут что-то и не считаются ни с кем.
– Воины они хорошие? – Дьяк сверкнул глазами из-под капюшона.
– Хуже некуда. Своих не жалеют, противника не жалеют. В бою на мечах слабые, хотя любят всякие финтифлюшки и мечи причудливые. Скорее всего, берут на испуг.
– Когда пойдешь? – перешел к делу Макарий.
– К вечеру. Только указ дай, чтобы уйти тайно.
– От кого тайно? – недовольно спросил Дьяк.
– От неба. И от глаз с ушами, – ответил Остронег.
– Ты-то понимаешь, что говоришь? Ты знаешь, что у меня на столе лежит, знаешь, что я думаю, – так что, и другие знают? С тобой все понятно, моей слабостью пользуешься, раз я на твою помощь могу рассчитывать, позволяешь себе все. Знаешь, что прощу. Другой бы уже давно на дыбе рассказывал, откуда и что знает, – Дьяк говорил спокойно, и от этого в словах слышалось явное неудовольствие.
– Дай ключи от лаза. Вавила проводит, – упрямо ответил Остронег, ничуть не пугаясь угроз Макария, – или не подавая виду, что испугался.
– Иди, собирай людей. – Дьяк снял с пояса связку ключей на большом кольце, отстегнул один и протянул разведчику. Если бы его лицо не скрывала тень, было бы видно, что Макарий довольно улыбается. Он очень любил этого ершистого, но верного ему язычника из клана «Говорящих с мечами».
– Моих собирать не надо.
– С Богом.
– С Богом, – многозначительно ответил Остронег, вкладывая совершенно другой смысл в эти слова.
Дьяк осенил себя крестным знамением. Остронег же демонстративно смотрел на стену, словно искал в ней скрытый изъян.
Когда над Кремлем начала сгущаться вечерняя тьма, пять человек тихо, не издав ни звука, собрались у маленькой двери справа у входа в Филаретову пристройку Успенской звонницы. Там их поджидал Вавила. Он отпер замок, и люди скрылись в темноте здания. Вавила шел первым, прекрасно ориентируясь в тайных ходах даже без лучины. Остановился он у кованой двери. Остронег открыл ее ключом, полученным у Макария, и отдал его подьячему.
– Свечи возьми, как запру – засветите, сейчас не надо. – Вавила вручил каждому по толстой восковой свече. – Удачи.
– Спасибо, – кивнул Остронег. Его люди поклонились Вавиле в полной темноте. Ходили слухи, что секретарь Тайного Дьяка видит в ночи, как кошка.
Дверь за разведкой закрылась беззвучно, только грустно звякнул механизм замка.
Затхлый сырой воздух наполнял тайный ход под Кремлем. По стенам расползлась гром-гнилушка – плесень, разрастающаяся в тоннелях, мерцавшая в темноте лиловым призрачным светом. Осклизлые камни, которыми были вымощены первые метры тоннеля, покрывал толстый слой плесени, издававшей неприятный запах тлена.
– Ждан, первым иди, – кратко скомандовал Остронег. – Мы на твой свет пойдем.
– Во имя Перуна, – ответил Ждан словами, которые на людях говорить не рисковал, и ловко поджег кресалом свечку.
Он крадучись направился по тоннелю вперед. Вслед за ним пошли и остальные, обнажив мечи, до этого замотанные в дерюгу. Открыто нести оружие по Кремлю не стали, чтобы не привлечь к себе внимания.
Неровные тени, порожденные огоньками свечей, дрожали на сводчатом потолке и стенах. Стелющиеся шаги были беззвучны, словно двигались призраки. Подземный ход был достаточно высокий, чтобы идти, не сгибаясь. Время от времени на отряд налетала волна воздуха – тоннель дышал, как живой; видимо, выход из него был открыт.
