Владимир Андрейченко - Везунчик (СИ)
— Во — во!.. Молодца!.. — Квашня продолжал махать зажатым в руке тесаком, отчего его дыхание сбилось, и говорил он прерывисто. — Давай…ещё…долби… этих…змеюк!
В течение последующих нескольких минут, чертыхаясь и с трудом перегибая стволы при перезарядке ружья, повторял Артём отстрел шевелящихся отростков, бегая вокруг напарников и уворачиваясь от бьющихся в агонии и брызжущих гадкой жидкостью обрубков. И не заметил даже, как схватка внезапно закончилась. Змеящийся клубок непонятных, но явно хищных корней, начал отступление, возвращаясь к беснующемуся ржаному полю. Накатившая апатия ко всему происходящему подействовала на организм. Артём опустился в траву и молча взирал на то, как Квашня суетится вокруг лежащего напарника, освобождая его от переплетения растительных щупалец. Тот же лишь тяжело дышал, и из его горла вырывался протяжный хрип.
— Щас, Стёпа, щас. Потерпи… Да не молчи ты, каналья! Болит что, или помирать собрался, дурила? Скажи хоть что‑нибудь. Козлом меня, что ли, обзови! — руки сталкера поспешно откидывали в стороны обрубки корней.
Наконец манипуляции были завершены. Освободившийся от пут Сиплый всё так же молча резко сел в придорожной пыли и некоторое время тупо смотрел в землю.
— Ну чё? Живой? Хе — хе — хе! От же ж зараза! Что только не удумает! Её изобретательности может позавидовать даже Матушка природа…
— Вы о ком? — Артём не понял смысла сказанного Квашнёй.
— Так всё о Ней, о Зоне. Мать Её перемать! Видал, что творит? А ты говоришь: сказки… Такие сказки и Андерсену не снились вовек! А братья Гримм, так те — вообще отдыхают.
— Наше счастье — жить такой судьбо — о-ою! — запел неожиданно Сиплый, вспомнив «Бременских музыкантов», потом поднял взгляд на друзей и истерично захохотал во всё горло.
Квашня поначалу недоумённо смотрел на него, а потом загоготал громче напарника. Веселье сталкеров передалось и Артёму. Он, глядя на всё ещё волнующееся поле, нервно посмеивался в такт сбившемуся дыханию.
Отсмеявшись вдосталь, Квашня вновь посерьёзнел.
— Ладно, хватит ржать, как кони. Чё там с тобой, Стёп? Всё цело, али повредил себе что? Идти надо, не ровен час, опять какая‑нибудь зараза наскочит.
— Не знаю, Михалыч, всё тело болит, как будто по нему трактор проехал. Иди, давай, глянь, что там у меня.
Беглый осмотр показал, что на удивление, за исключением ссадин и синяков, на теле сталкера больших повреждений не нашлось. После нескольких чертыханий и кряхтения Сиплому, наконец, удалось подняться на ноги.
— Вроде всё в норме… Башка только кружится малость. А! Подождите‑ка! Не всё проверил! — возглас Степана заставил обоих напарников насторожиться и пристально начать осматривать его вновь. Тот же схватился правой рукой за штаны в промежности и продолжил: — Не — е-е! Здесь тоже в норме. А я уж грешным делом подумал: всё, без бабс…
Новый приступ хохота огласил округу. Квашня, на глазах которого от смеха выступили слёзы, яростно махал руками в сторону Сиплого, а затем, нагнувшись в припадке веселья, начал ими колотить себя по коленям.
— Уха — ха — ха! Ну, уморил, Стёпа! Шельмец, а я же тебе уже за упокой собирался петь! Уха — ха — ха! Вот негодник эдакий! Его за прелести ужастики разные дёргают, а ему хоть бы хны! Так и занялся бы с ними амурными делами. И нечего было «хозяйство» беречь для девок непутёвых!
— Не — а! — Сиплый горделиво продолжал глумиться над собой и товарищем. — Я, Михалыч, никому, кроме девок, его доверить не могу. Сколько с тобой по Зоне прошли и спали в обнимку, и то ведь ни разу труселя красные для тебя не одевал! А вдруг какие псевдо — быки появятся? Что я потом, убегать от них в этих панталонах должен? Да и ближе к реактору только свинцовые помочь смогут… Но с ними — беда, резинка опять же…
Квашня уже не мог смеяться, а лишь хрюкал, задыхаясь от приступа веселья. Артёма, на поведение которого, наконец, повлияло обилие адреналина в кровеносной системе, сотрясало от хохота, как в припадке. Так продолжалось ещё с десяток минут. После чего, прокашлявшись и выпрямившись во весь рост, Квашня взял себя в руки и, изредка всхрапывая, посмотрел на уже успокоившееся поле. На том же, словно ничего не произошло, опять размеренно раскачивались стебли растущей ржи.
— Всё, мужики, хорошего помаленьку. Делу, как говорится, время, а пора и честь знать… Иначе мы в этом поле так и заночуем с вами. Вон, солнце уже за горизонт садится, по — быстрому ноги делать надо, да ночлег искать.
— Я, Михалыч, по этим лесам на сенокосы ездил в молодости. Знаком с округой. Тут недалече скотный загон на лето совхоз ещё при Советах делал. Там и домишко был, не ахти какой, но всё же… С полкилометра всего. Думаю, туда и надо двигать, — Сиплый, в подобие Квашни, уже был серьёзен и деловит. Он подобрал автомат, проверил его, перезарядил, щёлкнул затвором и повесил на плечо. — Ну что, пошли, что ли?
— Давай, Стёп. Показывай дорогу. Я сейчас вторым пойду, прикрою, если что. А ты, Везунчик — в замыкании. Назад не забывай посматривать, а то мало ли… Если заметишь что подозрительное, кричи и на землю падай, мы с Сиплым разберёмся. Но ты тоже молодец! Не растерялся. Лихо этих змеюк крошил. Только долго соображаешь, куда стрелять. Запомни раз и навсегда: в нашем деле промедление грозит скорой смертью…
— Так я же с ружьём всё справиться не могу, когда его перезаряжаю. Туго идёт, заржавело, что ли?
— Да не — е-е! Я старый браконьер, за оружием смотреть научен. Всё смазано и работает, как часы. Там просто поворотный механизм туговат. Как‑то в «Трамплин» с ним угодил, чудом выжил тогда. Мужики двое суток на себе всего переломанного тащили до Приграничья. А ружьишко тоже пострадало. Аномалии и металл не всегда выдерживает, гнётся он. Давно хотел другое приобрести, да старое как‑то ближе к телу. Спишь ночью, прижмёшь его к себе… Так и обнимаешь во сне, как бабу милую. За — ради обороны, опять же. Сам же видишь — лупит зверя на раз. Сильная вещь и делом проверенная. А ты вот что, ежели туго идёт, об коленку согнуть попробуй. Так легче. Артём уже на ходу взял двустволку обеими руками и произвёл перезарядку по совету Квашни. Действительно, всё оказалось намного проще. Единственное, что застопорило движение — это возврат стволов на место. А с этим он уже научился справляться и сам. Упирая приклад в бедро, левой рукой держался за стволы, а правой давил на место соединения. После характерного щелчка запорного механизма всегда чувствовалось облегчение.
Глава 3. ПРОЗРЕНИЕ
Остальная часть пути до летнего загона прошла без проблем. Пришлось только несколько раз обогнуть по широкой дуге попадавшиеся на дороге аномалии. При приближении к ним из динамика датчика Сиплого раздавался характерный писк. Но Артём заметил, что за несколько секунд до этого Квашня как‑то нервно вздрагивал и судорожно втягивал воздух в лёгкие. Предчувствия бывалого сталкера поражали воображение парня. Ничего подобного ему видеть ещё не приходилось. Хотя, если судить по случившемуся за последний день, казалось, что он больше никогда в жизни не будет ничему удивляться. Настолько плотно мелькали перед глазами произошедшие события.
От ограждения летнего стана уже не осталось ничего. Вероятно, ленивые сельчане, не желая утруждать себя заготовкой дров в лесу, просто растащили деревянную составляющую забора. Но домишко, о котором рассказывал Сиплый, стоял на месте. Правда, вместо стёкол в окнах была забита фанера, а на форточках — дырявый целлофан. Скорее всего, работающие на полях механизаторы использовали его последние годы для отдыха во время посевной или уборочной страды. В сенях были свалены в кучу металлические части механизмов, тряпки и различный мусор.
Отодвинув ногой мешающие в проходе вещи в сторону, Квашня вошёл внутрь.
— А здесь уже давно никого не было. По углам паутина и пыль везде толстым слоем. Так что, уверенно можно размещаться на ночёвку. Глянь‑ка, даже дрова возле печи лежат. Аккурат на ночь должно хватить. Стёпа, ты по округе пошерсти малость, вдруг что не так. Я ещё чердак и подпол проверю, а ты, Везунчик, займись печью. Хоть ужин горячим поедим, надоело до чёртиков всухомятку жевать холодный тушняк да сало.
Сиплый без лишних разговоров побежал на улицу. По пути чертыхнулся, запнувшись в полутьме о валяющиеся на полу сеней предметы. Из предбанника раздался грохот и ворчливый матерок сталкера. Квашня аккуратно полез по ветхой скрипящей лестнице на чердак. Оттуда послышался его радостный голос:
— От оно чё! Самое то! Сеном всё забито, так что спать будем наверху! А запах умопомрачительный! Видать, «Кашицы» и «Душицы» на укосе было до чёртиков. Лафа!
— «Кашки», — поправил сталкера Артём.
— Какой ещё кашки? А — ачхи! — глухо раздался сверху возглас Квашни. — Ты чё там, Везунчик, по манной кашке соскучился, чё ли? А — ачхи! Пылищи скока! А — ачхи!
