Юрий Никитин - Рождение Контролера
Челубей выпустил ручки пулемета и без сил опустился прямо на металлическое днище кузова.
– Весь диск выпустил, – сказал он сварливо. – А профессор каждый патрон считает, я заметил!
– Сволочи, – сказал Затопек. – Пара пуль все-таки попала в кузов. Куцардис там жив?
– Если автомобиль ведет не зомби, – ответил Левченко, – то да, пусть едет. Хоть и зомби.
– Бандиты, – сказала Ингрид с отвращением. – Робингуды проклятые!.. Подло, из засады…
Я промолчал было, из засады бьют на любой войне и в правительственных войсках, но ей начали поддакивать, я прислушался, и хотя я не так уж за справедливость, кому она нужна, но одновременно попирается также истина, я вздохнул и сказал медленно, но по-профессорски внушительно:
– Как бы вам это сказать помягче… на мой взгляд, в ИГИЛе честнейших и благороднейших людей больше, чем в России и Европе, вместе взятых. В России, Штатах и Европе заняты прежде всего тем, как купить новый крутой смартфон и вдуть жене соседа, а в ИГИЛ из той же России, Штатов и отовсюду из Европы едут те, кто разочаровался в западных ценностях, в самом деле обесценившихся, и честно хотят установить счастье и справедливость во всем мире.
Челубей пробормотал враждебно:
– Профессор, вы что-то не то говорите…
– Почему? – ответил я. – Это абсолютно верно. Другое дело, что когда за дело берутся чистосердечные романтики, заканчивается либо кровавым термидором Франции, либо режимом Пол Пота, либо даже событиями на Украине… Вы не читали планы декабристов, что те хотели осуществить в России под властью диктатора Трубецкого, если бы удалось убить царя и захватить власть?.. Это была бы резня почище, чем во Франции, а нескончаемые войны по завоеванию мира гремели бы на всех направлениях!
Левченко сказал сдержанно:
– Я читал.
– Потому, – сказал я, – в военном отношении ИГИЛ сам по себе обречен. Но соединенная мощь Запада в состоянии уничтожить только людей и коммуникации, но не идею справедливости.
Некоторое время они молчали, наконец Челубей крякнул и сказал с неохотой:
– Во всяком случае, Запад потерял привлекательность в качестве честного и благородного рыцаря. Деньги там выше любой справедливости.
Ингрид сказала с обидой:
– И что… ИГИЛ справедливее?
– Выглядит справедливее, – уточнил я. – Но, добиваясь такой справедливости, пришлось бы уничтожить даже не половину населения всей планеты, а почти всех… Внимание! Слева!
Ингрид вскинула автомат раньше всех, впереди из-за камней приподнялся боевик с автоматом на изготовку.
Левченко крикнул:
– Всем лечь!
Ингрид резко пригнулась, Левченко выстрелил, едва не сорвал с ее головы темный платок. Человек с автоматом дернулся и упал спиной на каменную стену.
– Не понимаю, – проговорил Челубей в недоумении, – зачем привстал? Мог бы лежа… Ах да, романтик! Человек должен жить и умереть красиво.
– И уйти к гуриям, – напомнил Левченко. – Это Затопек все еще не решил насчет семидесяти двух, он у нас серьезный и расчетливый, а эти романтики еще не соображают, что занадто, то не бардзо…
Я поглядывал то на экран планшета, то вперед, сказал наконец:
– Ингрид, еще один… на этот раз справа. Вон за тем деревом впереди…
Часть III
Глава 1
Она развернулась и моментально выстрелила с такой скоростью, что, возможно, может потягаться даже со мной. Боевик как раз высунулся для стрельбы, пули прострочили его от лба и до живота.
Автомобиль пронесся вроде бы еще быстрее, Куцардис струхнул от неожиданности, крикнул всполошенно:
– Еще будут?
– Не скоро, – заверил я. – Пока никого не видно.
Левченко вдруг сказал с тоской:
– Какое солнце, какое солнце… У нас солнечные дни можно пересчитать по пальцам, а тут всегда чистейшее небо!.. Челубей бредит домиком на берегу теплого моря, я бы здесь все заставил солнечными панелями… И пусть нефть остается в недрах, кому она нужна, когда солнечную энергию можно получать напрямую!
Челубей хмыкнул.
– Не только в Нижневартовске, но и в моем Петрограде не часто солнышко видишь. А так бы да, сразу чистое электричество без всяких посредников вроде угля и нефти… Сейчас солнечные батареи уже обгоняют нефть и газ. Но пока, правда, в таких вот жарких и солнечных странах… Что скажете, профессор?
– Без огромных капиталовложений, – ответил я, – абсолютно убыточных, но рассчитанных на перспективу, не было бы нынешнего бума. Несколько лет правительство вкладывало миллиарды, но КПД повышался медленно и оставался убыточным, но наконец-то порог рентабельности достигнут, и… какой бум во всем мире!
Левченко пробормотал:
– Это трезвый расчет, основанный на традиции Эдисона. Когда он изобрел лампочку, то начал продавать ее за доллар, хотя обходилась в пять долларов. За год продал несколько сотен штук и потерял пару тысяч долларов. За второй год продал уже тысячу штук, но за это время сократил себестоимость до трех долларов. В третьем году себестоимость уже была доллар и десять центов, но продал пять тысяч штук и едва не разорился. Но на четвертый год себестоимость упала до девяноста центов, и хотя прибыль крохотная, но он продал миллион лампочек и вернул все понесенные раньше убытки плюс получил немалую прибыль.
Челубей кивнул, добавил:
– А дальше себестоимость упала вообще до двадцати центов, помню, проходили в школе. Сейчас то же самое делают государство и частные корпорации, вкладывая огромные деньги в будущие инновации. Казалось бы, такое не может быть тайным. Профессор, почему так несправедливо?
Я двинул плечами.
– Ингрид, заткни уши. У меня смутное… и какое-то странное впечатление, что эту несправедливость европейские страны молча хотят исправить. Штаты тоже Европа, если кто не знал. Представьте себе, вот эти дикари с автоматами перебьют друг друга, а мы придем на эти земли и уже по праву поселимся там, где захотим. Думаете, норвеги или шведы не хотят со своего мерзлого берега переселиться сюда, где вообще не бывает зимы?
Левченко посмотрел на меня осторожненько.
– Что… и такие планы могут быть?
– А почему нет? – ответил я. – Мир вступил в эру быстрых и резких перемен. Весь этот арабо-африканский регион виновен в терроризме, потрясении основ мирового порядка… Сперва вот так перессорить друг с другом, чтоб уменьшить население, а потом добить остальных. И теплые моря принадлежат Европе.
Куцардис откликнулся от руля:
– А что, я за!.. Несправедливо, что я вынужден жить в зоне вечной мерзлоты, лета не вижу, а тут дикари всю жизнь у теплого моря… Я хочу, чтобы здесь была Европа с европейскими законами!
Он оглянулся на меня, я кивнул.
