Василий Орехов - Линия огня
– Кто ж их любит. – Патогеныч, не отрываясь, изучал обстановку на мониторе. – Всем видно? Центр проспекта чист, но возле следующего дома я бы покидал болты на всякий случай. Не нравится мне вот этот перекресток… – Он быстро чертил пальцем по экрану своего монитора, и на наших электронных картах появлялись светящиеся точки, линии и кресты. – И вот эти две телефонные будки. Странные пятна на датчике. Что угодно может там прятаться. Вова, пойдешь с левого фланга: главное, не мельтеши, твоя единственная задача – эти две будки. Нет, лучше Гусь, у него снайперка. Слышишь меня, Гусь? Глаз не своди, а лучше сразу целься. И контролируй, пока не пройдем. Движемся плотной группой по центру трассы, четыре человека в авангарде. Я, Муха, Енот и Хемуль. Борода, держи арьергард. Вова с Бахчем – один справа, один слева, держим перекресток, следим за окнами и по возможности помогаем огнем авангарду. Динка в центре, старается не мешаться, в случае чего тоже поддерживает огнем. Если кто-нибудь попадет мне в задницу, шкуру спущу. Диспозиция ясна?
Мы дружно отозвались в том смысле, что да, ясно, без базара.
Я охотно переуступил свои командирские права Патогенычу, который до этого как бы выполнял при мне обязанности сержанта. Командовать должен ведущий, а мне на обратном пути приходилось плотно опекать Динку и следить, чтобы не совалась, куда слепая собака это самое. Тем более что у Патогеныча, как ни крути, больше опыта по уничтожению кабаньих стад.
Мы вышли из-за угла, уже выстроившись в боевой порядок. Проспект был просторным, в самом начале его с двух сторон обступали старые здания полувекового возраста – одинаковые бетонные ульи с крошечными квартирками и узкими грязными лестницами. В одной из таких я вырос – правда, не здесь. Неширокая улица Киргизская в Харькове, неподалеку от Одесской и проспекта Гагарина, с ее вьетнамскими общежитиями, разрушающимися от ветхости торговыми подвалами, непролазной грязью и дорогами словно после массированной гуманитарной бомбардировки миротворцев…
Между домами виднелись одноэтажные магазинчики, облупившееся здание почты и чахлый скверик, за прошедшие годы превратившийся в уродливые джунгли. Я показал на него Бахчу: особое внимание. Татарин кивнул. Возле тротуаров кое-где стояли легковые машины и грузовые «ЗИЛы», в одном месте поперек трассы расположился какой-то древний автобус с развороченным прямым попаданием из миномета бортом – кажется, эту модель наши предки называли «ПАЗ». Над унылым пейзажем висела удушливым облаком атмосфера всеобщего разложения, заброшенности и разрухи. Одним словом, пасторальная идиллия.
Возможно, картина не была бы настолько удручающей, если бы не внешний вид зданий. Когда произошел Второй взрыв на ЧАЭС, основная часть аномальной энергии выплеснулась прямо на город. Рассказывают, тогда здесь творились абсолютно дикие вещи. Не уверен, что сталкерские легенды во многом правдивы – едва ли осталось достаточно живых свидетелей, чтобы рассказать о том, что происходило во время самого первого в Зоне выброса. Однако поразительные следы катастрофы говорили сами за себя.
Многие дома на улице растрескались так сильно, что через трещины, сквозь весь массив здания, было видно небо. Однако они не рассыпались и продолжали стоять вертикально, удерживаемые неведомыми науке физическими силами. Некоторые дома наклонились над дворами или над тротуаром проспекта, словно поставленные вертикально и разогретые бруски пластилина, которые сначала потекли, а потом застыли в самых неустойчивых положениях. Правда, с тех пор ни одно из таких зданий не осыпалось и не рухнуло, так что насчет неустойчивого положения – это еще как сказать. Впрочем, желающих заходить внутрь все равно не находилось.
Одно из зданий прямо посередине было плавно развернуто на девяносто градусов: первые четыре этажа смотрели фасадом на юго-запад, а верхние четыре – на северо-запад. Этаж между ними оказался искорежен и вытянут по горизонтали, словно был построен не из железобетона, а из эластичной пены-утеплителя или начинки от шоколадного батончика. Создавалось впечатление, что какой-то новоявленный бог – или, скорее, дьявол – пробовал здесь свои новые возможности и способности. Не исключено, что именно так все и было.
Стая кабанов мирно паслась посреди проспекта, наполовину заслоненная от нас печально обвисшими лопастями сбитого вертолета. То есть паслась – это я неправильно выразился. На самом деле в Зоне нет травоядных мутантов. Подсвинки с девочками лениво рвали два трупа, валявшиеся на тротуаре. На одном покойнике был камуфляж, но я не сумел разглядеть никаких опознавательных знаков и в конце концов решил, что это зомби – в Мертвом городе их было полно, они стекались сюда со всех концов Зоны, словно на ярмарку. Другой был абсолютно голый, полуразложившийся и уже настолько растерзанный, что я с большим трудом признал в нем молодого кровососа. Матерый вепрь-секач, видимо сытно отобедавший самым первым, по льготному тарифу, бесцельно бродил по противоположной стороне улицы, обнюхивая бордюр тротуара.
– Плотной группой, – сквозь зубы напомнил Патогеныч. – Борода, не отставай. Гусь, держи телефонные будки на контроле, глаз не своди…
Фыркнув, одна толстая свиноматка уставила на нас налитый кровью глаз. Поводила пятачком, нервно хрюкнула. За ее спиной глухо зарычал молодой кабан. Я неторопливо надвинул на левый глаз целеуказатель и прищурил правый.
– Бьем на тридцати метрах или ближе, – проговорил Патогеныч. – Лучше по команде. Нечего зря патроны просаживать, небось денег стоят.
Неторопливо двигаясь кучкой в сторону кабанов, мы взяли оружие на изготовку. Даже Динка вытащила свой «хай пауэр» и, обхватив рукоять обеими руками, держала его дулом вверх у правой щеки. Шедшие в первой шеренге Патогеныч с Енотом на всякий случай проверяли подозрительные участки асфальта болтами, не отрывая внимательных взглядов от стада мутантов, агрессивно перемещавшихся поперек улицы метрах в ста пятидесяти от нас.
До тварей было еще довольно далеко, однако я вдруг почувствовал стремительно подступающую волну знакомого озноба. Если горло перехватывает спазмом, если пульсирует кровь в кончиках пальцев, если волосы на загривке поднимаются дыбом, если кожу вдруг обволакивает невидимая ледяная простыня – немедленно оглянись. Пари держу, что где-нибудь неподалеку увидишь много интересного, как говорит в таких случаях Черный Сталкер, и скорее всего жив останешься, если предпримешь что-нибудь для своего спасения. Эта физиологическая реакция организма на невидимую опасность, непонятно чем обусловленная, не раз спасала меня от довольно крупных неприятностей. Главное – доверять своему организму, а потом задавать глупые страусиные вопросы «почему», «зачем» и «каким образом».
