Николай Васильев - Битва при Тюренчене
В двенадцатом часу потенциальный "терпила" вышел из метростанции "Черная речка" и двинулся по набережной печально известной протоки к улице Сердобольской, а по ней к перекрестку с ул. Лисичанской, за которым находился обширный аукционный дом "Конрос", в недрах которого и скрывался искомый музей. Представительный охранник музея после недолгих расспросов куда-то позвонил по внутреннему телефону и велел ждать. Сам при этом стал вдумчиво рассматривать посетителя, прикидывая, вероятно, степень его лопоухости. Под его недобрым взглядом Карцев явственно ощутил как "проснулась" и побежала по коже спины стая "мурашек".
"Черт тебя принес в это гнездо вымогателей?"- ментально взвыл внутренний голос. Но тут из боковой двери вышел лысоватый еврей лет под пятьдесят, ободряюще ему улыбнулся, протянул руку и представился:
- Берзон Лев Абрамович, эксперт. А Вы коллекционер из Красноярска, Карцев? Образчики принесли? Идите за мной.
Поплутав по коридорам и лестницам, они вошли в светлую комнатку с двумя столами, за одним из которых сидел субтильный длинноногий юноша в наглазной лупе, колдовавший над какой-то чечевицеобразной темной монеткой, травя ее, кажется, кислотой (по крайней мере, запах кислоты висел в воздухе).
- Присаживайтесь, - махнул рукой эксперт, - и выкладывайте свое богатство. Не то, конечно, чем папа с мамой одарили (хохотнул он), а монетное. Ага, богатство у Вас, вижу, копеечное... В смысле, серебрушки тоже не рублевые, а по двадцать-пятьдесят копеек, ну а медь само собой... Так, так, так... Что ж, раритеты среди Ваших монет не наблюдаются, все это обычный ширпотреб. На круг тысяч на тридцать потянет...
Карцев глянул в лживо-искренние глаза мошенника и вдруг совершенно успокоился. И даже оправдал бедного еврея: не может ведь он сразу дать приличную цену, а просто обязан попробовать кинуть лоха.
- То что это ширпотреб, я и сам по образцам в интернете определил. Но оцените степень сохранности монет, качество их чеканки...
Лев Абрамович посмотрел на монеты (будто видел их в первый раз!) и усмехнулся:
- Чеканка и правда образцовая, да и свежесть монет настораживает... Уж не самодел ли это?
- Гарантирую, что не самодел, просто хранились в хорошем месте, - улыбнулся и Карцев. - Впрочем, вы же эксперт и вполне в состоянии, думаю, отличить подделки от подлинников.
Лев Абрамович тоже надел лупу и стал внимательно вглядываться в ребра монет. Потом перешел на аверсы, реверсы и подзавис. Наконец он прекратил осмотр и, чуть кривя губы, сказал:
- Трудно оценить их однозначно. Мутный товар.
- То есть за пятьдесят тысяч Вы у меня их не возьмете?
- Теперь, пожалуй, и за тридцать не возьму.
Карцев молча сгреб монеты в припасенную для них коробочку и положил ее в карман. Однако из-за стола не поднялся и спросил:
- Сколько я должен Вам за экспертизу?
- Две тысячи рублей. Меньше я не беру.
- Тогда оцените еще одну монету.
И он выложил на стол золотой пятирублевик с профилем Николая I.
Берзон посмотрел ему в глаза, чуть усмехнулся и стал осматривать золотой.
- Как будто подлинник, - сказал через минуту он. - Сохранность тоже образцовая.
- Спасибо, Лев Абрамович, - молвил небрежно Карцев и положил на стол две тысячи. - Ваша экспертиза меня подбодрила. Думаю, что монеты с такой сохранностью найдут себе все же достойного и не скупого коллекционера. До свидания.
Он дошел уже до двери, когда услышал голос перекупщика:
- Вернитесь, поговорим еще о судьбе вашего клада.
Вечером того же дня Сергей Андреевич стал обладателем 650 тысяч дополнительных рублей...
...а утром 28 декабря 1903 г завис бесплотным облачком над Сенатской площадью.
Все утро он целеустремленно челночил между домом на Гороховой (где увидел, наконец, крошечную Сашеньку и немыслимо женственную Надежду Михайловну), домом на Казанской (где вдруг обнаружил Сашу Емельянова в радушном окружении Марии Ивановны и Татьяны Михайловны) и Горным институтом, в одной из аудиторий которого нашел как всегда молодцеватого Сергея Городецкого, готовившегося к сдаче зачетов. Нашел и, естественно, воссоединился.
"Уфф, наконец-то! Долго же ты в этот раз до нас добирался" - попенял ему студиозус и молодой отец.
"Я ведь не вполне хозяин сам себе, - ответствовал геологический ветеран. - Только-только отчет состряпал и защитил. Теперь чуток подышу, на мир посмотрю, авось и на войну с японцами съезжу"
"Когда, говоришь, она начнется?"
"Если мойры, то бишь парки на мое вмешательство в Историю еще не среагировали, то 27 января"
"Так ты меня на войну брать не собираешься?"
"Пожалуй, нет, Сережа. Возьму Емельянова как изобретателя голосовой радиостанции и наиболее компетентного пока пользователя. А с тобой нас ждут великие дела после войны"
"Но я тоже хочу туда, с вами. Иначе буду всю жизнь считать себя трусом"
"Как любит молодежь мерить жизнь в масштабах вечности: трус на всю жизнь, любовь навеки, враги до гробовой доски... А жизнь обычного человека настолько длинна, что в ней в итоге совмещаются явления казалось бы противоположные: друзья оборачиваются врагами, враги - приятелями, любящие женщины становятся к тебе равнодушны et cetera. Много еще всего будет в твоей жизни, лишь бы она была, эта жизнь. На войне же погибнуть проще, чем мухе попасть в клюв стрижа. Поэтому погибать там можно только с ощущением, что ты внес все-таки вклад в победу - даже если эта победа еще впереди"
"Я что же не способен внести в победу свой вклад?"
"Только махонький: пойдешь со всеми в атаку, проткнешь штыком японца, а второй японец убьет тебя. Для счастливого конца пусть он тебя просто ранит"
"Но я могу освоить стрельбу из пулемета. Или из пушки"
"В русской армии уже много таких умельцев. Ты там, поверь, не нужен. А вот Александр Владимирович необходим как воздух. Наладит связь беспроволочную - и наши орудия будут стрелять не в божий свет, а по конкретным целям. Засадные отряды ударят во фланг и тыл неприятелю в нужный момент. Даже мины замаскированные можно будет взрывать на пути японцев по радиосигналу"
"Тогда я тоже буду радистом. У вас ведь в наличии уже несколько радиостанций? Или за всеми ими будет сидеть только Александр?"
"До чего же ты клещ въедливый. Отдадим мы рации на днях Куропаткину - и к апрелю его офицеры их освоят. В тебе, таком красивом, нужды совсем не будет"
"А в Саше будет?"
"Саша в них каждую деталь знает и легко, при нужде, починит. Чувствуешь разницу?"
"У тебя на все ответ есть. Сердца только нет. Пойми, я должен в великое время участвовать в великом деле. Должен!"
"Господи, прости дурака и помилуй! Ну, изучай матчасть, с непременной сборкой и разборкой, с заменой тех или иных деталей - под руководством Емельянова, само собой. Времени у тебя будет 2-3 дня, потом рации заберет Куропаткин, да и Саша тронется в обратный путь. Я же побуду здесь с неделю"
К четырем часам зачет по кристаллографии был сдан, и Городецкий помчал (вместе с Карцевым) на извозчике домой. Наденька встретила его встревоженной: у Сашеньки в очередной раз пучило животик, и она в голос плакала.
"Сделайте ей маленькую тепленькую клизмочку, авось пройдет" - посоветовал многоопытный Сергей Андреевич. Когда Городецкий уговорил жену и проделал рекомендованную процедуру, ребенок сразу успокоился и уснул. Измученная и осчастливленная Надя уснула тоже, - впрочем, успев отпустить умненького мужа с визитом к тестю и теще, а проще говоря, к красноярскому своему знакомцу, который и поселился-то у Плеца по протекции Городецкого.
Впрочем, Емельянова он в доме на Казанской не застал: как пояснили домашние, тот второй раз уже был в Лиговском народном доме в качестве зрителя, на спектакле, где одну из ролей играла Таня.
- Раньше десяти мы их не ждем, - посетовала Мария Ивановна. - А то и к одиннадцати явятся. Но я спокойна: с Александром Владимировичем Таню никто обидеть не посмеет. Не то что с фигляром этим, Изметьевым...
- А где он держит радиостанции? - спросил Сергей.
- Их забрал в свой кабинет Михаил Александрович. Да ты пройди к нему, по-родственному.
Михаил Александрович как раз сидел перед включенной станцией и слушал чью-то морзянку. Карцев приметил в углу второй аппарат и обратил на него внимание Городецкого.
- Михаил Александрович, давайте устроим внутриквартирную радиосвязь: я пойду со второй радиостанцией в комнату Тани, а Вы будете говорить со мной отсюда.
- Ты разве умеешь работать на рации? - спросил Плец.
- Конечно, мне Александр Владимирович в сентябре показывал, как это делать - на первом прототипе.
- Тогда покажи мне что да как - а то я только включать ее научился...
Когда раскрасневшиеся с мороза театралы вошли в гостиную, то увидели ужасную, на первый взгляд, картину: на ярко освещенном столе лежала распотрошенная радиостанция, возле которой сидели Михаил Александрович и безумец Городецкий, который (ни разу станцию при Емельянове не включавший) объяснял с дельным видом ее устройство сенатору, вставляя по ходу одни детали и отсоединяя другие! Впрочем, Александр Владимирович, выдержке которого мог бы позавидовать и удав, вскоре убедился, что комплектность станции сохранена, а объяснения и манипуляции новоявленного радиста вполне адекватны. Татьяна же Михайловна, уделив всем по взгляду и фразе, вновь обратила внимание к своему спутнику - даже и после того, как переоделась к легкому ужину.
