Олег Рыбаченко - Удар русский богов
— Ваше высокопревосходительство вы ранены?
— Ни как нет просто, вымазался. Сейчас вытру. Владимир прихватил горсть снега и энергично потер. Пятно сошло, теперь оставалось то же самое сделать сзади.
— Да у вас глубокое ранение, позвольте вызвать санитаров.
— Зачем я нормально хожу, лучше не мешайте мне работать. Я здесь пробуду всего несколько дней и отправлюсь Мукден, а вас советую быть готовыми к приему больных и раненых.
Конев покинул не в меру настырную сестру и отправился в штаб, предварительно накинул на себя плащ, чтобы не привлекать чрезмерного внимания. Под его энергичным руководством Порт-Артур кипел как котел со смолой. Прошло несколько дней, и командующий отбыл в Мукден, так его ждала новость, прибыла первая форма хаки, и кирзовые сапоги с шипами, чтобы было удобнее лазать в горы. До автомата "Калашников" пока не дошло, но первые отечественные пулеметы обладали хорошим пристрелом. Были предприняты и другие решительные шаги, в частности повешены казнокрады разбавляющие цементный раствор песком. Становилось все жарче, кончилась зима, и в воздухе запахло дурманящей весной, особенно красивой в Маньчжурии. Стала бурно цвести трава. В этот момент к Коневу подбежал поручик Росомаха, запыхавшись, он сообщил.
— Только что прибыл секретный груз из России. Вы его должны принять лично.
— Ну, хорошо, мы обеспечим секретность. — Владимир последовал к опечатанному вагону.
ГЛАВА 14
Если Александр чего-то хотел, то, как правило, привык добиваться своего, не смотря на окружающую его с младенчества суровую атмосферу. Теперь он чувствовал себя почти Всемогущим Богом. Ему даже нравилось, что удалось поразить самого Спартака.
— Поверь мне, не успеешь ты и глазом моргнуть, как все твои друзья окажутся здесь.
— И Крис и Эномай тоже.
— И они тоже, когда они погибли.
— Эномай полтора, а Крис больше года назад.
— Отлично я слетаю за ними и вернусь через секунду. — Александр вновь положил руку на браслет, прошептал пожелание и исчез. На сей раз, лишь вяло сверкнули две молнии.
Затем все смолкло, мальчик переместился в прошлое. Сначала он решил спасти Эномая.
Александр оказался в жаркое время в цветущей Италии. Только что могучий германец поссорился со Спартаком и расположился лагерем близ гор у Нурсии, а консул Геллий, узнав, что отряд в десять тысяч германцев отделился, решил подобно голодному барсу растерзать, как ему казалось легкую добычу.
Дав своим воинам шестичасовой отдых, Спартак в полночь выступил из Требула и двинулся через суровые скалы каменистых Апеннин, направляясь к Нурсии.
В то время когда эта благородная душа спешила на помощь, ночью явился туда грозный командир закаленный ветеран Геллий Публикола с армией в двадцать восемь тысяч человек и едва взошла заря напал на Эномая. Несмотря трехкратное превосходство противника отважный германец принял бой.
Сватка была жесткой и кровопролитной. Эномай как опытный гладиатор сражался сразу двумя мечами, яростно врубаясь в ряды римской пехоты. Прочие германцы не уступали в доблести. Два часа бой шел с переменным счастьем. Обе стороны сражались с одинаковым неистовством и упорством. Но вскоре Геллий растянул фронт своего войска, и ему удалось окружить оба германских легиона. Для того чтобы сильнее сжать их в кольцо, он приказал отступить двум своим легионам, сражавшимся с гладиаторами лицом к лицу. Это едва не погубило римлян. Видя что легионеры консула отступают, гладиаторы воодушевленные примером доблестно сражающего Эномая, обрушились на врага подобно горному потому ломающему лед. Римляне дрогнули, у них началась паника, и легионы обратились в бегство.
Но тут на германцев напала с флангов легкая пехота римлян, а вслед за ней бросилась кавалерия, с тыла подоспели далматинские пращники. Восставшие рабы остановились, их ряды смешались. В этот момент бегущие легионы остановились и перешли в контратаку. На горле повстанцев сомкнулась удавка. Убедившись, что спасение невозможно, они решили пасть смертью храбрых, и сражались с невиданной яростью.
Александр застал именно этот критический момент, Эномай уже получил несколько ранений, богатыря шатало, но он продолжал твердо держать в руках мечи, внося ими опустошение. Рядом с ним сражалась его возлюбленная гречанка Эвтибида, не успев покинуть армию восставших или дезертировать в армию римлян, она сражалась как маленькая амазонка. От сильно удара разлетелся ее щит, а на руке была довольно глубокая рана.
— Я пришел тебе на помощь. — Крикнул Александр и его лучемет изверг сноп плазмы.
Удар пришелся по римским когортам. Железные доспехи и тела отборных воинов разрезались на части. Отдельные бойцы кричали от боли, другие умирали молча. Это трудно представить, но луч лазера выкашивает лихо, срезая за раз целые сотни людей.
Еще бы поток частиц в миллионы градусов ни одна броня без силового поля не устоит.
Мальчик улыбался, упиваясь своей властью, один из пущенных дротиков ударил его в грудь, но он был на излете и не причинил вреда. Александр срезал стрелка, продолжая убивать римлян, вскоре все поле было усеяно трупами, их было несколько тысяч, остальные легионеры обратились в бегство.
— Шах и мат. Эномай я спас тебя.
Могучий германец посмотрел на Александра. Перед ним стоял еще совсем мальчишка, улыбающийся и торжественный в странной пятнистой форме. Чертами лица он слегка смахивал на германца, светлые волосы и загорелое лицо симпатичного хлопца извергающего смерть.
— Ты кто? Бог? — Эномай не хотя поклонился, он был благодарен за спасение, но не хотел унижаться перед ребенком.
— Я сын Юпитера или как его еще зовут греки Зевса — Перун.
Большая, но не слишком умная голова Эномая работала, с одной стороны дети тоже могут быть богами, с другой не приятно поклоняться чужому римскому богу. Однако когда Александр взмыл в воздух, ему не оставалось ничего иного как упасть на колени.
— Встань храбрый воин. Вы победили, и теперь я приведу тебя к Спартаку.
— Но я предал его и теперь не могу рассчитывать на снисхождение.
— Не беспокойся, Спартак добр и милостив, кроме того, за тебя заступиться сам бог Перун.
Остатки войска Геллия шокированные применением сильного поражающего средства из будущего поспешно отступали, вернее, бежали с поля боя, бросая оружие.
— Ну, а теперь переместимся обратно к Спартаку. Давай я хочу перенестись в исходную точку.
Перемещение состоялось молниеносно. Эномай разом оказался в просторном зале Капитолия. Впервые гладиатор почти дикарь оказался в столь блистательном месте.
Растеряно он огляделся — место сбора сената римляне считали священным. Вход был устроен под портиком, напоминающим преддверие храма, сама же курия состояла из большой квадратной залы, со всех четырех сторон украшенной колоннадой, над которой тянулась галерея. В важных случаях, а явление живого бога был именно таким событием — на галерею разрешался доступ гражданам. Внизу находились три ряда мраморных скамей для сенаторов, расположенные полукругом; они были покрыты шелковыми тканями или звериными шкурами, и на них лежали шитые золотом и жемчугом подушки.
Напротив входной двери стояли мраморный стол и два роскошных курульных кресла, предназначавшихся для консулов. В глубине мраморного полукруга, в середине верхнего ряда скамей, было отведено место старшему из сенаторов; напротив консулов, спиной к входной двери, сидели народные трибуны, которые только сто лет назад получили место в курии, — прежде их кресла стояли в портике перед входом в курию, где обсуждались постановления сената.
Новость что о воцарении бога еще не успела распространиться по всему Риму, но галерея курии была переполнена. Все ожидали развязки восстания. Переполнены были и комиции, где собралось четыре и пять тысяч человек из зажиточного слоя и семь или восемь тысяч простонародья.
Появление Александра-Перуна вызвало сильнейшие рукоплескания и гул. Эномай огляделся как затравленный зверь и хотел было броситься на сенаторов, как звучный голос воскресил воспоминание об чем-то далеком и в тоже время близком.
— Эномай друг, ты вырвался из объятий Тартара!
— Спартак, ты! Прости меня не разумного! Это все Эвтибида, она настроила меня против тебя и нашего общего дела.
— Я готов простить тебя, если ты присоединишься к нашему общему делу и станешь соконсулом.
— Я на все готов, повинуюсь тебе как раб!
— У нас больше нет рабов. Все свободные, такова воля богов. Ты мне брат и мы властвовать вместе.
Гладиаторы обнялись. Эномай был настолько огромен, что бы даже чуть выше и тяжелее Спартака, правда фигура у фракийца была более рельефной. Гигант-германец прослезился и глубоко вздохнул. Затем его взгляд стал тревожен.
