Андрей Стерхов - Последний рубеж
Сняв шляпу, Ждолохо показал загорелую лысину и что-то сказал. Землянин, разумеется, ничего не понял. Впрочем, Ждолохо обращался не к нему, а к Тыяхше. С ней и перекинулся несколькими фразами на муллватском. Влад уловил только два знакомых слова. Одно из них – «пыхм». Теперь был в курсе, что это означает «конь». Другое – «шонкуц». Это «небо» в переводе с аррагейского (и, как очевидно, с родственного ему муллватского).
Получив от девушки какие-то объяснения, Охотник удивленно покачал головой и с интересом посмотрел на землянина. Влад в этот миг почувствовал себя запертым в клетке утконосом, которого рассматривает посетитель зоопарка. И от внезапного смущения вдруг пожелал Охотнику на аррагейском:
– Горизонта тебе!
Ничего лысый в ответ не сказал, лишь шумно высморкался. А затем вытер пальцы о штаны, закинул арбалет на плечо и, не попрощавшись, похромал в свою нору. И все качал по дороге головой. Никак поверить не мог, что новый Охотник из чужаков.
– У вас все такие? – спросил Влад у Тыяхши.
– Какие «такие»? – уточнила та.
– Такие вот вежливые.
– Ты бы еще на всеобщем языке с ним заговорил.
– А что, он не понимает аррагейского?
– Отчего же, понимает. Просто…
– Брезгует?
– …считает, что на земле муллватов нужно говорить на муллватском. Всем. Даже Носителям Базо…
– Подруга, я тебя умоляю, давай не будем! – остановил Влад Тыяхшу.
– Ладно, давай не будем, – согласилась девушка. – Тогда сам не подначивай.
– А чего я такого сказал?
Тыяхша тронула коня и пробурчала:
– «Вежливые, не вежливые». Какие есть. Разные. Не все из нас ваш Открытый заканчивали.
Влад, подзадорив шлепком Пыхма, нагнал ее и попытался объясниться:
– Не ворчи, подруга. Просто я-то думал, что Охотники – особая каста. Элита. Отборные люди.
– Отборные и есть. Только не в том смысле, какой ты в это слово вкладываешь.
– А в каком тогда?
– В том, что не Охотники браслеты себе выбирают, а браслеты Охотников. Понимаешь? Не мы браслеты, а браслеты нас. И они не смотрят на ум, пол, образование, благородность рода и размер кошелька.
– А на что они смотрят?
– Не знаю. И никто не знает. Знали бы, не ходила бы у нас треть города однорукими. С каждым разом браслеты все привередливее становятся. Видишь, некоторые даже без владельцев остаются. И в итоге выбирают странноватых чужестранцев.
– Это ты про меня?
– Про кого же еще.
– Будете, дамочка, выделываться, уйду, – предупредил Влад. – Больно надо с вами нянчиться.
Девушка даже глазом не моргнула:
– Не уйдешь.
– Почему?
– Ты солдат.
Влад только хмыкнул на это. Что здесь скажешь? Права. Помолчав, поднял руку, показал браслет и спросил:
– Скажи, а до меня кто его носил?
– Тебе зачем? – покосилась Тыяхша.
– Для расширения кругозора.
– До тебя Кугро им владел, сын Шломка и Арвыны.
– Погиб?
– Умер. Така-шалак цапнул.
– Темный паук?
– Черный. Чернее не бывает. От его яда Кугро и скончался, как это ни странно…
– Чего странного-то? Несчастный случай. Бывает.
– Кугро всю прошлую Охоту от первого заката да последнего рассвета прошел, сорок пять Зверей успокоил, а от укуса какого-то дурацкого паука не уберегся. Вот это и странно. И жаль.
– Жаль, – посочувствовал Влад. – А ты сама много Зверей успокоила?
Тыяхша посчитала в уме, потом сказала:
– В эту Охоту уже девять.
– А в прошлую?
– Двоих.
– А чего так мало?
– Эта Охота только началась. Еще не успела. А в прошлую… В прошлую я ребенком была. Берегли меня.
– Сколько же тебе тогда было?
– Пять.
– Пять?! А сейчас?
– Старуха. Скоро двадцать девять. А тебе?
– Мне тридцать четыре.
– По вашим земным меркам – мальчишка.
– Так точно, мальчишка. Только уже седой.
На этом месте (и пространства и времени) разговор внезапно прервался: Пыхм в очередной раз дернулся в сторону, испугавшись выползшей на тропу тени, и на этот раз Влад все же вылетел из седла. Впрочем, приземление прошло благополучно – повалился на тот самый куст, который и отбрасывал треклятую тень. Обошлось без травм. Лишь слегка оцарапал терниями подбородок и нижнюю губу.
После этого происшествия Пыхм стал прихрамывать. Оказалось, что во время козлиного прыжка содрал о случайный булыжник подкову с передней правой. Вот из-за этой незадачи первым делом и направились к кузнецу, которого Тыяхша назвала папашей Шагоном.
Ну это уже когда наконец-то добрались до Айверройока.
Пыльный, безлюдный, будто затаившийся перед бурей городишко несколько удивил Влада своей архитектурой. Не походил Город Безруких ни на один из населенных пунктов Схомии, о которых рассказывали на курсах.
Нет, окраины оказались именно такими, какие мелькали на многочисленных слайдах с видами местных поселений: жмущиеся друг к другу одноэтажные халупы из саманных блоков, соломенные крыши, покосившиеся заборы и жалкая утварь во дворах. А вот дальше, через десяток кварталов, пошли добротные дома, сложенные из красного кирпича, с двускатными (покрытыми черепицей) крышами, с окнами, застекленными хоть и мутным, но все-таки стеклом. И тут уже попадались двух – и трехэтажные постройки. Дворики стали попросторней, постройки в них – многочисленнее, каменные заборы – повыше, золотые полосы на косяках и наличниках – пошире. Правда, резала глаза одна странность: чем дальше, тем дома казались древнее. Добротнее, но древнее.
Видно было, что стены домов в последние годы ремонтировались из рук вон плохо – не выжженным кирпичом, а все той же навозно-глиняной жижей. И дыры в крышах латались не керамикой, а всякой подручной дрянью. А разбитые окна – пучками сухой травы.
Складывалось впечатление, что лучшие свои времена город уже пережил век-другой назад, ныне же просто тихо ветшает. А если что и строилось в его пределах, то на окраинах и донельзя убогое.
– А где народ? – спросил Влад через некоторое время у спутницы. С тех пор как въехали в город, им не попалось ни единой живой души. – Час сиесты?
– Не знаю, что такое «сиеста», но здесь не принято торчать на улице, – пояснила девушка. – Особенно во время тллонг.
– Понятно, – кивнул Влад. – Комендантский час.
Тыяхша промолчала.
Они скакали по широкой, продуваемой горячим ветром главной улице, от которой убегали влево-вправо узкие проулки. Иные настолько узкие, что конному не проехать. Только пешему пройти. И то боком.
В какой-то миг копыта вдруг звонко зацокали, словно по мостовой. И это Влада сильно удивило:
– Плиты, что ли?
– Ну да, от дома учителя Лоджаха и дальше, – Тыяхша махнула сначала влево, а потом вперед, – дорога каменными плитами выложена.
– Кудряво живете, – оценил Влад. – Еще бы всю эту хрень смести.
– Что-что смести?
– Пыль да песок. Стало бы еще кудрявей.
– А может, и деревья вдоль улицы посадить? – прищурилась девушка.
Влад ее сарказма не воспринял и пожал плечами:
– Почему бы и нет?
– Как-нибудь потом. В следующей жизни. Не сейчас.
– Ну да, ясен пень, не до того сейчас, – вынужден был согласиться Влад. И, повертев головой, спросил: – А куда ведет дорога? Такая к дворцу должна идти. К древнему.
– Эта дорога к храму, – ответила Тыяхша и уточнила: – К Храму Сердца.
– Это где?
– Во Внутреннем Городе. Там, на Хитрой Горе.
– Хочу взглянуть, – загорелся Влад.
– Позже, – пообещала Тыяхша и повернула направо в один из проулков, напоминающий двенадцатиперстную кишку. Столь был узок и извилист. По нему и добрались под эстафетный лай собак до квартала мастеров.
В кузнице, что находилась на самой окраине города, буквально на отшибе, работа кипела вовсю: дым стоял столбом, ветер разносил запах гари, а грохот слышался за три улицы.
Когда путники спешились и вошли внутрь, то обнаружили всю мужскую часть семейства кузнеца Шагона в сборе.
Младший сын, шустрый парнишка лет десяти, налегал всем весом на мехи, прогоняя воздух через фурму. Весил он чуть больше кролика, но справлялся – уголь в гнезде горел задорно, благодаря чему металл в горне уже подходил и томно булькал. Сам кузнец, медведь с головой бородатого суслика, орудовал у рогатой наковальни – удерживал здоровенными щипцами раскаленную заготовку колесного штыря и монотонно лупцевал по ней кувалдой. А старший сын, однорукий крепыш с бельмом на правом глазу и косым левым, стоял на подхвате – тюкал ручником, пока отец замахивался.
Влад остался стоять в дверях, а Тыяхша на правах хорошей знакомой переступила через порог, но мешать процессу не стала. Дождалась, когда кузнец сунет заготовку в чан, и только потом, перекрикивая шипение воды, объяснила, зачем пришли. Кузнец вынырнул из облака пара и показал кивком: мол, заводи, коли так.
