Алексей Евтушенко - Отряд-2
Молча прыгнул на врага Чарли и тут же, скуля от боли, откатился в сторону.
Три автомата Калашникова и один пулемет МГ-42 ударили почти одновременно. Патронов у всех оставалось мало, но их не жалели, понимая, что больше никому не понадобятся ни патроны, ни гранаты, ни даже сами их жизни.
А фигура лже-Распорядителя уже превратилась в черный, узкий внизу и широкий вверху, крутящийся с бешеной скоростью смерч, в котором бессильно исчезали 7,62 миллиметровые пули.
Тишину словно прорвало.
Гул, вой и свист ворвались в зал, перекрывая грохот автоматического оружия; с прежней силой затряслись и зашатались потолок, пол и стены.
– Гранатами – огонь! – хрипло крикнул Велга.
Валерка Стихарь отправил в смерч две подряд Ф-1 и упал на пол, закрывая руками голову руками.
Рвануло, рвануло, еще и еще раз рвануло, с визгом перекрестили воздух осколки, но смерч только стал толще и еще выше, и тогда, повинуясь какому-то бешеному, лихому и веселому инстинкту, Валерка привстал на одно колено, выхватил из ножен на поясе свою старую, тысячу раз проверенную, еще довоенную, узкую и с тщательной любовью отточенную финку, прибросил ее на руке и, мысленно благословясь, резко и точно швырнул опасную полоску стали в самую середину черного и страшного столба.
Нестерпимо болела голова и левая рука. Валерка с трудом разлепил глаза, почувствовал, что на спине лежит что-то твердое и тяжелое и попробовал встать на четвереньки. Как ни странно, это у него получилось, хотя опираться можно было только на правую руку, – кисть левой превратилась в кровавую кашу, из которой торчали мелкие обломки костей. Преодолевая дурноту, он поднял голову и огляделся. Потолка не было. И потолка второго этажа не было тоже. Напрочь отсутствовала также часть стены, выходящей на север, к «Воронке», и сквозь пролом свободно влетали порывы ледяного ветра, дующего с прежней силой снаружи Замка. Пол был завален обломками так, что рядовой Стихарь тут же вспомнил оборону Сталинграда и сплюнул кровавой слюной. Потом стряхнул со спины кусок потолка, прислушался, и ему показалось, что слева кто-то жалобно и тихо застонал.
Это был Руди Майер. Дважды теряя сознание, Стихарь кое-как освободил окровавленного пулеметчика от заваливших его камней и понял, что сил больше нет. Совсем.
– Что болит, Руди? – с трудом спросил он.
– Все, – прошептал Майер, не открывая глаз. – Все болит. Очень. Что случилось, Ростов?
– Не знаю. Больше никого не осталось. Только ты и я.
– Я – это хорошо, – пулеметчик сделал попытку улыбнуться.
Валерка промолчал. У него не осталось сил даже на то, чтобы оценить шутку и пошутить в ответ.
– Потому что у меня есть Нуль-бомба, – медленно выговаривая слова, пояснил немец. – Там, в рюкзаке. И запал. Достань и сделай то, что нужно. Я не могу шевелиться, по-моему, позвоночник сломан… – он замолчал и только неровное тихое дыхание свидетельствовало о том, что Майер еще жив.
Когда ключ-активатор утонул в прорези Нуль-бомбы и раздался щелчок, Валерка Стихарь неожиданно понял, что чувствует себя немного лучше. По-прежнему нудно и тягуче болела размозженная левая кисть и не было никакой воли на то, чтобы подняться и куда-то идти, но на душе определенно стало легче и даже как-то светлее.
Да некуда мне идти, подумал Валерка. Наконец-то нам всем, живым и мертвым, больше некуда идти.
Он отыскал в рюкзаке Майера флягу со спиртом, ласково погладил товарища по щеке, сел поудобнее лицом к «Воронке», спиной опираясь на кусок, торчащей наклонно каменной плиты; двумя глотками – словно пил не спирт, а воду – осушил флягу на треть и с наслаждением закурил предпоследнюю в пачке сигарету.
До конца света оставалось еще целых пятнадцать минут, и рядовой Валерий Стихарь собирался использовать это время не по велению судьбы, а своему собственному усмотрению.
КОНЕЦ2001—2002 год, Москва.
Примечания
1
Идея городов-музеев принадлежит писателю Роману Злотникову и с его любезного разрешения используется автором в этом романе (прим.автора)
