Олег Дивов - Леди не движется
Наконец он кончил и сполз с меня, не забыв ласково поцеловать.
– Все отлично, Макс, – сказала я, – но лучше бы ты подождал до завтра. Половина удовольствия испорчена, я ж действительно устала.
– А мы завтра сделаем вид, что ничего еще не было.
– О-о… Спи давай.
Уснула я уже на рассвете.
* * *Я еле вытерпела приторный ритуал прощания. Я улыбалась, была нежна и деликатна, но внутри все кипело. Хотелось только одного: выспаться. Нет, вру. Я пожертвовала бы сном, если б мне дали возможность поработать. А лучше – пару часов поработать, потом обоспать свои мысли и идеи, и снова – в работу. С головой.
От Сонно меня уже тошнило. Удивительно, как я в молодости ухитрялась проводить здесь по две недели кряду. И ведь любила эти поездки, ждала, предвкушала, радовалась. А сейчас примерно раз в два часа ловила себя на мысли: надо было слушать Августа. Надо было лететь в Пиблс. К черту старые страхи. Я ни в чем не виновата, с чего это я должна прятаться от мерзавцев? Надо было. А я дура, полетела «к Расселу». Хотя должна была догадаться, что без Макса и его княжества не обойдется: Август же открытым текстом сказал, что привлекал моего бывшего к обсуждению. И намек на то, что Макс доставит мне украшения, я тоже совершенно напрасно пропустила мимо ушей. Он доставит, ага. Не цацки ко мне, а меня к цацкам. Странно, почему Август не сказал, что визит на Сонно входит в планы. Должно быть, ему совесть помешала. Понимал, что после одного лишь упоминания я полечу куда угодно, к черту на кулички, лишь бы не к Максу. А это нехорошо, почти манипуляция получается. Август любил убеждать позитивными аргументами, а не негативными.
Из моих планов ни черта не вышло. Я рассчитывала хотя бы на борту яхты немного подумать о деле – какое там! Макс задачу понял: отдыхать меня. Поэтому я ни минуты не оставалась одна. Мы спали вместе, ели вместе, вместе стреляли по астероидам… Конечно, это было весело. Но на третьи сутки я уже на стену, пардон, на переборку лезла. Макс вырастал за моим плечом, стоило мне украдкой нырнуть в Сеть, тут же совал красивый нос в мой сосредоточенно прищуренный глаз и интересовался, чем это я занята. Психологи, кажется, называют такое поведение гиперопекой. Отдельные чувствительные подростки от родительской гиперопеки даже пытаются выйти в окно. Я не подросток, и выходить в иллюминатор мне не хотелось, а вот шарахнуть Макса чем потяжелей, чтоб он хотя бы на часик вырубился, – очень даже.
Но я сдержалась. О, я мастер терпения. У меня Выдержка. Я не поддаюсь психологическому давлению. На самом деле еще как поддаюсь, да все поддаются, если ключик найти, но я не показываю, что при этом чувствую. И вообще, одно дело не поддаться на допросе, там отвлекающих факторов – раз, два и обчелся, – и совсем другое в реальной жизни, когда твою нервную систему подтачивают тысячами таких факторов. Берут на стрессе, измором, когда у тебя от постоянного дерганья и жизни в режиме аварийного напряжения перегорают мозги. Еще сутки – и я тупо сбежала бы, плюнув на все легенды. Но тут пришла яхта Рассела, и меня начали провожать. Макс на прощание обмолвился, своим знаменитым незначительным тоном, которым он делал самые серьезные намеки, что у него есть дела, но ненадолго, возможно, он скоро присоединится к нам с Эмбер. Я даже улыбаться не перестала.
Проводы на Сонно – такой же повод для тяжелой пьянки, как и встреча. В нашу честь устроили пятничный бал. Ну ладно, я была готова, бал стоял в плане. Очень хотелось дернуть вискаря перед действом, но я воздержалась даже от этого. Бал был традиционным для Сонно. Я в новом туалете и с княжескими драгоценностями сияла и поразила всех гостей в самый пупок, Макс вел себя как муж во время медового месяца, Эмбер искренне веселилась… Мы утанцевались до боли в ногах, потом был ужин. Отдавая дань обычаям, гости до потери сознания напоили левретку Валери, а заодно и ручного попугая, которого приволок кто-то из родичей. Левретка, давно похожая на колбасу с тонкими ножками, сидела на шелковой подушке, вытянув задние лапы, и громко икала. Попугай оказался говорящим и нагнал такого, что гости засомневались, у кого тут предки пираты, у Бергов или все-таки у их попугая? Потом птице налили еще, она уже не летала и не говорила, только ползала по столу с растопыренными крыльями, как мотылек, обгоревший на свече, и кудахтала.
Эмбер от этой сцены пришла в ужас. Я объяснила ей, что призывать к совести бесполезно, Валери не понимает, почему ей нельзя спаивать собаку. Это ж ее собака. Вот интересно, продавать спиртное людям, то есть спаивать их за их же деньги – это этично, а бесплатно налить бедной зверушке – нет?! Когда у Валери не находилось собутыльника, она запиралась у себя и надиралась вдвоем с псиной. Предыдущая левретка, которую я помнила по недолгому своему браку, давно умерла, а нынешняя была ее внучкой и наглядно демонстрировала вред пьяного зачатия. Псина была алкоголичкой с рождения, и в свои четыре года загибалась от цирроза печени. Ничего, у Валери есть еще собаки.
– Но ведь ее могут привлечь к ответственности за жестокое обращение с животными, – недоумевала Эмбер.
– Как? Это частное владение. Стоит комиссии сесть на космодроме – об этом доложат Валери. Собаку усыпят, а к тому моменту, когда проверяющие доберутся до замка, и кремируют.
– И что, никто не спросит, почему она убила собаку? Нельзя же усыпить просто так, без причины, станут искать врача, который это сделал, ее же обвинят в убийстве…
– Не станут. Все зверье в замке оформлено как домашний скот. Собаки, птицы, лошади. По документам это сельскохозяйственные животные, предназначенные на откорм и убой. Собак в корейской кухне едят, так что… А сельскохозяйственных животных можно усыпить, если есть подозрение, что они подцепили инфекцию. Ради предотвращения эпидемии. Комиссия уедет ни с чем.
– Но это же безнравственно.
– А им можно, они принцы, – сказала я, и, кажется, Эмбер вспомнила, что я не люблю это сословие.
Хотя видала я и других принцев. Черт, надо было ехать с Августом. Хоть человеком бы себя чувствовала. И Август точно не висел бы у меня над душой круглые сутки, контролируя, чтобы я не интересовалась ничем, кроме его персоны. Отоспалась бы, опять же. И не пришлось бы никому объяснять, почему я не хочу напиваться. Не хочу – отлично. Женщине неприлично быть пьяной. Она может вовсе не прикасаться к спиртному, кто ж ее осудит? А что родня Августа – скучные люди, которым важнее всего соблюсти приличия, в этом контексте даже хорошо.
Впрочем, я, наверное, идеализирую. Я была в Пиблс всего один раз, задержалась там на два дня, причем почти вся семья в тот момент разъехалась. Кто знает, что я увидела бы, вздумай поехать с Августом? Собрались бы все. Все скрытые конфликты, застарелые счеты выплыли бы на поверхность. Да и свадьба сильно отличается по атмосфере от рабочей встречи. Тем более что я в первый свой визит была молодой и восторженной. Старинная Шотландия, с ее диковатыми и понятными пейзажами, которые даже на сильном ветру казались застывшими, с ее людьми, у которых такое необычное чувство юмора – они любят шутки-розыгрыши, совершенно деревенское понимание доброй иронии. Ее здания, ее берега, ее горы-холмы, ее озера-лохи, ее побережье, которое я увидела только мельком, с борта самолета, ее ярко-зеленая трава с рассыпанными тут и там овечками и шотландскими длинношерстными коровами. Ее специфический диалект федерального языка, в который вплелись гэльские словечки. Ее еда и ее атмосфера, холодноватая, сдержанная, скупая на эмоции, но глубокая и прозрачная… Меня проняло до глубины души. Но в любом месте, в любом обществе есть свои недостатки и даже пороки. И Маккинби могут оказаться, например, лицемерами и ханжами. Возможно, это и к лучшему, что я не поехала в Пиблс. Приятно все-таки иметь иллюзии, когда они не мешают работе.
Но я не могла отделаться от сожаления. Контраст между сухим хладнокровием Маккинби и психопатическим разгулом Бергов был разительным и вынуждал меня в первом случае додумывать людям достоинства, которыми они вряд ли обладали, а во втором – приписывать недостатки, которых они лишены. Я все это понимала. Но рассудок оказался слабым соперником в борьбе с обидой. А может быть, меня, как и Эмбер, шокировал цинизм Бергов. Что-то они в этот раз превзошли себя в моральном разложении. Ничего святого у людей не осталось. Даже Макс старался дистанцироваться от родни, словно показывал – пусть я принц, но меру знаю, я не такой, я нормальный.
Определенно, зря я потратила время на эту поездку. Надо было рискнуть и поехать в Пиблс.
Шесть лет назад меня отправили курьером к Скотту Маккинби, деду Августа. Август тогда приходил в себя после отравления, едва не погубившего его, лежал в госпитале и даже не пытался очнуться. А меня вызвал к себе наш декан, Кид Тернер, и сказал: «Делла, тебе подвалила практика по нелегальной работе». Объяснил задачу: надо отвезти карточку в Пиблс. Именно карточку, а не пакет на чипе: так будет шанс отвертеться в крайнем случае. Сбросила – и ушла в отказ. Мало ли, чего на полу валяется. Информация на карточке украдена из полицейских и федеральных архивов, и понятно, что при поимке я буду все отрицать, поэтому отделаемся легко – Кида попросят в отставку, а меня – вон из Университета. Ни ему, ни мне в голову не пришло отказаться: информация касалась Джозефа Леверса, несостоявшегося убийцы Августа. Джо работал в Гуманитарном на кафедре психологии искусства, хвастался целым букетом редких заболеваний, и именно в силу отсутствующего здоровья не понес бы серьезной кары. У нас гуманные законы, и это правильно, но иногда становится обидно: почему подонок остается безнаказанным? На суде учтут болезненное состояние преступника, срок назначат по минимуму, в тюрьме Джо пожалуется на ухудшение, его переведут в больницу, а там и амнистируют – потому что нахождение в тюрьме его убьет. После покушения Джо скрылся, но Кид нашел его – силами разведки, разумеется, нелегально нашел. И все эти материалы, включая точное местонахождение мерзавца, я везла в Шотландию. Как сказал Кид, пусть сами разберутся.
