Илья Тё - Тюрьма для Господа Бога
Внезапно в этом шторме ликования на помост поднялась знакомая фигура.
С пистолетом.
Гор попятился. Взошедший на помост лорд Хавьер взвел курок и… выпалил в воздух!
Пораженные пороховым громом, зрители застыли. Возглавляющий судейскую комиссию префект Бронвены поднялся с кресла, дрожа от негодования.
– Что вы позволяете себе, сударь? – напряженно обратился он к лорду. – Бой окончен и ваш боец проиграл. Уйдите!
– Я хотел лишь привлечь внимание, сударь.
– И вы, сударь, ей-богу, привлекли. Немедленно спускайтесь.
– Идите к черту.
– Что? Габелары – стащить его с помоста!
Наряженные по случаю праздника в старинные оранжево-золотистые одежды почетной городской стражи, местные габелары, сверкая рокантонами, нехотя потянулись к ристалищу. Но наверх никто не полез. Маленьким людям не охота связываться с носителями королевской фамилии.
Хавьер лишь усмехнулся и призывно махнул кому-то разряженным пистолетом. На площадь, повинуясь этому безобидному движению, хлынули всадники – свита Хавьера. Двадцать гвардейцев его полка, двадцать шательенов.
По периметру ристалища и рядом с судейской скамьей стояли в полном вооружении свыше двух сотен габеларов префектуры Бронвена и еще свыше тысячи вооруженных сервов-консидориев, пришедших кто поучаствовать, а кто поглазеть на турнир. Но никто не дергался, ибо связываться с благородными никто не хотел. Все знали: посягнувший на шательена простолюдин подлежит повешенью, а серв – медленному сожжению на вертеле.
Всадники, распугивая зевак, подъехали к компактной группе лавзейцев во главе с лордом Брегортом, окружили и дружно нацелили на них пики.
Дакер, Трэйт, Бранд, Римо, Карум и прочие (даже Сабин) схватились за мечи. Смешно, но, по мнению Гора, один только Дакер при желании мог бы разметать половину гвардейцев, поскольку, придя с последнего поединка, доспехи не снял и оставался в тяжелой кирасе, с пластинчатой защитой для рук, ног и плечей. А доказывать абсолютное превосходство закованного в сталь воина над воинами, облаченными в камзолы, вряд ли кому-то нужно.
Но что толку? Конечно же Дакер не посмеет. Пожалуй, из всех лиц на площади поднять оружие на гвардейцев, не опасаясь уголовного закона, могли только лорд Брегорт, префект, да те несколько десятков шательенов, которые в качестве владельцев школ или в качестве зрителей присутствовали на турнире.
Но Брегорт с префектом не смели, а остальным до происходящего не было никакого дела, один лишь зрительский интерес.
Помахивая пистолетом, обнаглевший Хавьер удовлетворено кивнул.
– Есть древние привилегии, – сказал он, – по которым лицо королевской фамилии, имеет право оспорить результат авеналий. Что молчит префект? Ну же, сударь, подтвердите.
От ярости префект аж побелел.
– Такая привилегия есть, – дрожащим голосом негромко сказал он, что, впрочем, в абсолютной тишине, накрывшей площадь Ристалищ, прозвучало вполне отчетливо, – однако, сударь, смею напомнить вам, что «оспорить» авеналии означает лишь возможность бросить вызов объявленному победителю и провести с ним еще один смертельный поединок, выживший в котором станет новым чемпионом турнира. У вас есть еще один боец в легком весе, милорд?
– Это я, сударь! – и Хавьер поклонился.
В первый раз с момента утихомирившего толпу выстрела префект улыбнулся.
– Вы рискуете, сударь, ибо лавзеец хорош, – тут он кивнул на Гора. – А потому я смею напомнить вам еще об одном условии. Имеющийся у нас победитель в легком весе, а именно Лавзейская школа лорда Брегорта по итогам последнего боя получает приз в размере пятисот солидов. Двести – их собственная ставка, сделанная на финальный бой, двести – ваша ставка, сделанная на него же, и сто – приз города Бронвены, выставленный мной для финалиста.
Префект перевел дух и продолжал:
– Согласно древним правилам авеналий, ставка на бой-реванш должна быть в два раза больше ставки на бой, результаты которого оспариваются. Но имеются ли у вас подобные деньги, сударь? Вы готовы показать мне здесь и сейчас, в присутствии наблюдающих за турниром тысяч людей тысячу солидов золотом?
Последние три слова он произнес медленно и чеканя слог.
Тысяча золотом – вот это да!
Осторожно и глухо площадь снова зашумела: немыслимые суммы, немыслимые! Призы этого турнира, ей-богу, превышали ставки как минимум трех последних авеналий.
Гвардейцы припустили оружие, лавзейцы оживились.
– Действительно, – засуетился Брегорт, – действительно, сударь, мой боец итак чемпион, и вам придется очень расстараться, чтобы заставить меня рискнуть титулом победителя. Ха! Нет денег, нет чести, сударь, вы так говорили? А у вас есть такая сумма? У вас есть? – И он рассмеялся.
Зря.
Хавьер вышел вперед, подойдя к самому краю ристалища и горделиво задрав подбородок. Ничуть не наклоняясь, оскорбительно и небрежно, прямо с высоты своего роста и с высоты помоста, делавшего его еще более высоким, он бросил перед судьями одну маленькую вещицу, глухо стукнувшую о доски стола.
– Этой ставки достаточно? – надменно спросил лорд-консидорий.
Все потрясенно зашевелились.
Брегорт сдавленно кивнул, а Гордиан, вздрогнув от удивления, взглянул на предмет.
На парчовой скатерти судейского стола лежал простой кинжал, отделанный без изысков и украшений. Стукнувшись о поверхность, лезвие выскочило из ножен почти наполовину и торчало теперь, играя холодными переливами света на гладкой желтой поверхности. Ножны были кожаными, очень старыми и совершенно простыми. Однако само оружие – и лезвие, и рукоять с короткой перекладиной гарды – были вылиты из цельного куска металла.
Металлом этим был ишед!
Голова Гора, и без того весившая почти тонну, налилась тяжестью еще больше и тихо поплыла. Снова драться? Да еще с бессмертным психом-шательеном? О, нет.
– Принято, – сказал префект.
– Принято, – проблеял Брегорт.
– Завтра в полдень, – определил время Хавьер и указал на Гора, стоявшего рядом с опущенной головой: – Только я и он. Но есть одно «но», господа! Кинжал из ишеда стоит дороже, чем тысяча солидов. Господи, весь ваш паршивый город стоит меньше моей ставки! Но я оцениваю его всего в полторы тысячи солидов. Имеется ли у милорда Брегорта сумма, чтобы компенсировать мне разницу?
Префект оживился.
– Пятьсот солидов? – развел он руками. – У него, возможно, нет такой суммы, а поскольку поединок проводится исключительно по вашей инициативе, то вы должны или выставить ставку, оцениваемую сторонами ровно в тысячу солидов, или договориться с милордом об иной компенсации.
Хавьер внимательно посмотрел на Брегорта и стоящих вокруг него лавзейских рабов.
– В качестве компенсации разницы я готов взять любого из его рабов, кроме, разумеется, самого завтрашнего бойца. Годится?
Брегорт поперхнулся.
– И вы, сударь, готовы оценить одного моего раба в пятьсот солидов?! Вы сумасшедший!
Хавьер пожал плечами.
– Так вы, сударь, согласны или нет?
– Конечно, – Брегорт всплеснул руками, посмотрев на противника как на умалишенного, а затем весело взглянув на префекта; тот молча покрутил пальцем у виска.
– Ладно, – сказал префект, – мне уже надоел этот фарс. Если стороны не возражают, то я, как представитель префектуры Бронвена, предлагаю лорду Хавьеру выбрать любого раба, который будет выставлен в качестве компенсации стоимости кинжала, кроме самого Гора-Фехтовальщика. Назначаю поединок на завтра ровно на полдень. – Он махнул рукой: – Выбирайте, сударь, не затягивайте!
Глаза Хавьера сузились. На какое-то мгновение он внезапно стал похож на того самого хищного коршуна-сапсана, который красовался у него не гербе.
– Я выбираю ее! – резко воскликнул он.
И показал на Лисию, вместе с другими наложницами скромно сидевшую за спиной своего господина.
Гор вздрогнул.
Трэйт молча прикрыл глаза.
Бранд тихо выругался.
Хавьер же дружески обнял полумертвого Гордиана за плечо и вместе с ним по лесенке спустился вниз.
– Ты ведь понял меня, братец, – прошептал он ему тихо-тихо, так, чтобы не слышал никто из стоящих рядом. – Завтра, во время боя, ты ляжешь, иначе сразу же после драки получишь свою сучку по частям. Ты понял?
Совершенно лишенный сил, Гор тупо кивнул.
– Тогда до завтра!
Лорд Хавьер взлетел на лошадь и, схватив ошарашенную исходом дня девушку за волосы, подтянул к себе, грубо перебросил поперек седла и умчался прочь.
Глава 32
Бремя чемпиона
Оружие Гора починили к вечеру. Старый таргитарий Вордрик Аймен лично принес его в комнату и в новенькой кожаной портупее повесил Гордиану на стул. Тот вяло взглянул на рапиру, прошелся бессмысленным взором по гарде и ножнам, тихо поблагодарил мастера и прикрыл глаза.
Мыслей не было – голова оставалась пуста как церковный колокол. Внутри, как колокольный язык, звенела одна только боль.
