Алексей Головлев - Воин Бездны
Некоторые, устав от игр, медленно проплывали над самым дном, переворачивая щупальцами каждый камень.
«Крабов ищут… Что ж, всё как надо – драк нет, врагов нет», – с удовлетворением подумал Эрван. Он миновал поселение и заскользил вперёд – туда, где дно начинало отлого подниматься.
Чуткой кожей ощутил слабую вибрацию: бесшумной тенью устремился к источнику.
Так и есть! Удильщик! Крупный, ленивый, медлительный из-за набитого брюха… Эрван подплыл как можно ближе, подобрался перед броском… Стремительно опутал добычу парой ловчих щупалец. Подтянулся рывком и сомкнул клюв на хребте бьющейся рыбы.
Заурчал, почувствовав нежный вкус мяса, принялся отрывать от добычи кусок за куском, пережёвывая в мелкую кашицу…
Он был сыт и всем доволен: едва удостоив взглядом проплывающий рядом косяк рыб, он раскинул щупальца, готовый переваривать обед…
Встрепенулся: всё было как всегда – но не совсем. Смутное чувство беспокойства не исчезло после обильной еды, напротив – усилилось. В голове роились непонятные, словно чужие мысли.
Он насторожился и стал смотреть океан: внутренним взором разглядел вдали гигантских медуз – с яркой сердцевиной, фиолетовой бахромой и тончайшими, но оттого не менее смертельными щупальцами… Нет, не то.
Ещё дальше… там, где тёплая вода течёт над холодной, он ощутил присутствие Стража. Мягко, стараясь не потревожить, коснулся примитивного сознания гигантской рыбы… Спит.
Совсем далеко… там, где холодные воды становятся ледяными, а сверху покрываются твёрдой коркой, он увидел стройные тела акул, преследующих косяки сельди… Тоже ничего опасного или хотя бы необычного…В чём же дело? Откуда это тоскливое недоумение, неуверенность, мало-помалу переходящая в страх?
Он устремил взгляд вверх – туда, где уютная темнота сменялась резким, слепящим, нестерпимо жгучим светом.
Сначала он ничего не мог различить: мешала пляска волн на поверхности. Затем, прикрыв глаза толстыми веками, разглядел смутную тень, издали похожую на тушу Убийцы.
Щупальца сами сплелись в клубок, клюв помимо воли издал тревожный скрежет: Эрван ощутил, как по коже побежали багровые пятна. Опасность!
Но враг не подавал признаков жизни – просто качался на волнах. Осмелев, Эрван рискнул прикоснуться к мозгу врага… и опешил. Вместо алчного, беспощадного разума кита он наткнулся на целое скопление бурлящих эмоциями сознаний: страх, боль, ярость… И ещё – такая знакомая, близкая и понятная решимость – победить или умереть.
«Сколько их там? – со смятением подумал Эрван. – И кто они?»
А потом он вспомнил: как же давно это было! Целая колония странных моллюсков из раковины, влекомой ветром… Нелепые, беспомощные существа: ни панциря, ни зубов, всего защиты – четыре неуклюжих то ли щупальца, то ли плавника. Как и Убийцы, не умеют дышать в воде: да только Убийцы умеют нырять на глубину и задерживать дыхание, а эти – сразу тонут.
Убийцы… Воспоминания нахлынули разом: болтающиеся огрызки щупалец… густо-синее облако крови, покидающей тело… огромные зубы, готовые разорвать, перемолоть, уничтожить…
Эрван завертелся на месте, вытянул щупальца в стороны, готовый дорого продать свою жизнь…
А потом увидел врага: громоздкий силуэт, бессильно изогнув хвост, погружался во тьму. Из уродливой головы зверя струился темно-бордовый след: привлечённые запахом крови, со всех сторон скользили остроносые тени – акулы учуяли поживу.
«Скоро и за мной…»
Он чувствовал, что умирает: то ли разумом, то ли древним инстинктом ощущал – недавно пережитое было последними воспоминаниями угасающего мозга, предсмертными видениями. Знал, что на самом деле он безжизненной кучей тряпья болтается на волнах под губительным, иссушающим светом; понимал, что спасение лишь в том, чтобы уйти на глубину… И не мог этого сделать: последние силы он потратил, накрепко пережимая мышцы в обрубках, и теперь щупальца не слушались его.
«Всё… кровь остановил, да поздно». – Мысль была сонная, вялая… и странная. Чужая? Размышлять Эрвану было некогда – подступало удушье. Он раскрыл клюв, пытаясь втянуть в сифон порцию живительной воды, но вокруг была только прозрачная пустота, лишённая жизни.
«Что за чушь?!» – Внутри Эрвана проснулся тоненький голосок: тихий, назойливый, он гудел и жужжал, мешал сосредоточиться, прочувствовать близость смерти, подготовиться к ней, угаснуть тихо и с достоинством, как принято у спрутов…
Но голос мешал: настырный, зудящий и неудобный, как рыбья кость, он казался чем-то отдельным от Эрвана – жаркий уголёк чувств на периферии холодеющего сознания.
Медленно, нехотя, словно побуждаемый чужой волей, Эрван разомкнул веки.
Вот оно! Маленький слабый моллюск, один из тех, с большой раковины. Что он делает здесь? Что ему надо?
Будто расслышав вопрос, странное существо подняло голову: взгляд Эрвана встретился со взглядом чужака.
«Это же я! Я!!!» – Эрван закричал во всю мочь, истошно и беззвучно, как умеют только спруты… В голове зашумело, рядом будто возник гигантский водоворот; воздух и океан, свет и тень, разум чужака и его собственный – все перемешалось, заскользило куда-то вниз и вбок… А потом исчезло.
Небо было густо голубым, а облака – белыми. Лёгкими, нежными и тонкими, словно перья.
Эрван лежал и смотрел вверх. Спешить было некуда.
Мало-помалу вернулись звуки: скрип снастей, мерный шум океана, хлопанье парусов. Потом вялая ругань вперемешку со стуком топоров: неподалёку работали с деревом.
«Не для меня ли гроб делают?» – Мысль вывела Эрвана из равновесия. Он вздрогнул, попытался шевельнуться – лопатки упёрлись во что-то твёрдое.
«Палуба? Или?» – волной накатила паника. Эрван стиснул зубы, начал дышать глубоко и ровно, как давным-давно, словно в другой жизни, учил его Лоэ.
Нехитрое упражнение дало плоды: медленно, но верно возвращалась способность здраво соображать.
«Не дури! – сердито одёрнул себя Эрван. – Было б что не так – в парусину и дело с концом. Мало ли саванов в трюме валяется?»
Он медленно поднял руку – она показалась тяжёлой, словно из чугуна. С трудом поднёс к лицу. Недоуменно воззрился на пятерню: что это такое? Тонкое, негибкое, со странными чешуйками на конце? И где присоски?
– Какие ещё присоски? – с тревогой отозвался детский голос. – Что ты там бормочешь?
И тут же громко, радостно, на грани визга:
– Баст! Доктор! Он очнулся! Очнулся!!!
Рыжая грива, закрывающая полнеба. Внимательные, ободряющие и в то же время недоверчивые глаза. Бастиан…
– Ну и нагнал ты на меня страху, парень! Полдня валяешься: ни живой, ни мёртвый. Я уж думал, все – остался без помощника…
Цепкие пальцы на запястье, холодный взгляд. Лоэ…
– Пульс неровный, нитевидный. Опасности не вижу – просто слабость. Дайте ему поесть. Немного.
Холодное, склизкое ткнулось в руку. Рыба?
Извиняющийся голос Яника.
– Извини, Эрван. Сырая… А все ж лучше, чем ничего. Мы ели – никто не умер. Ты это… Зажмурься и представь, что мясо, – легче будет.
Эрван благодарно кивнул, сел, поддерживаемый чьими-то руками. Закрыл глаза, впился в сырую плоть…
«Какой чудесный вкус! Мягкий, нежный… Не хуже того удильщика, на глубине!»
Эрван поперхнулся. Отложил рыбину. Посмотрел вопрошающе: сначала на Бастиана, потом на Лоэ:
– Что со мной было? Что тут вообще было?
Лоэ не сказал ни слова, лишь наградил косым взглядом. Бастиан загадочно усмехнулся.
– Гм… Я порядком надеялся, что это ты нам расскажешь.
Эрван обхватил голову руками, прикрыл глаза. Произнёс, слегка покачиваясь:
– Да я не помню ничего: вроде кит пошёл в атаку, потом удар… Впрочем, удара тоже не помню. А дальше… то ли сон, то ли бред – не разберёшь. Потом – лежу на палубе, в небо пялюсь! Вот.
– Не помнишь? Потом вспомнишь, не сам, так с моей помощью – есть средства, – сказал доктор.
– А надо? – Теперь, когда он оказался на родном судне, под ясным небом, в окружении друзей, видения из бездны казались ночным кошмаром. Бередить воспоминания решительно не хотелось.
– Надо, – серьёзно кивнул Бастиан. – Такие вещи не каждый день происходят. Но пусть уж лучше Яник расскажет, глянь – аж подпрыгивает.
Довольный, что ему дали вставить словечко, Яник затараторил:
– Тут такое было! Зубач башкой в борт – хрясь! Только щепки полетели. Хорошо, капитан предупредил, привязаться успели, если б не это… Подумать страшно! Ну вот, ударил он, значит, в борт, забился и ко дну пошёл – воронка была! Судно кренится, вода хлещет, ну думаем – всё! Однако ж океан мало-помалу успокоился, глядим – вроде на плаву. Хорошее всё-таки судно «Горностай»! Крепкое…
Ну вот. Пришли мы в себя потихоньку, синяки пересчитали, начали успокаиваться – а тут капитан! Кричит: «Гвент за бортом!»
И точно! Возле кормы спрут на волнах болтается: огромный, если вместе со щупальцами мерить, длиннее «Горностая» будет! Сначала испугались, само собой… Потом смотрим – а он полудохлый, еле дышит: здоровенный клюв эдак жалостно подрагивает, будто что сказать хочет, а на шкуре вперемешку чёрные и синие пятна проступают. Цвет он менял, вот. Понятно, из-за этих пятен мы тебя не сразу и углядели – пристроился у самых глазищ, лежишь, не шевелишься…
