Юрий Иванович - Активная защита
Несколько нелогично, да только набирающий скандальную известность мизантроп на подобные разговоры уже совершенно не реагировал. Его стремление к мечте лишь усилилось и окрепло. И все свои средства он вкладывал в исследование и прославление империи инков. Порой делал это открыто, порой окольными путями, но, к примеру, нынешнее положение все того же города Мачу-Пикчу как одного из туристических центров Земли можно было приписать в заслугу именно Даглицу. А с начала пятидесятых годов почти четыре экспедиции из пяти организовывались им только на территории империи инков.
Зато именно та самая пятая экспедиция, а вернее, одна из пятых привела ненавидящего человечество исследователя в Гималаи. И можно было что-то отыскать среди высочайших гор планеты, да и самому тогда захотелось некоторого разнообразия. Да и не настолько это была экспедиция как таковая, всего лишь парочка археологов, остальное – местные носильщики, скорее просто прогулка с осмотром природных достопримечательностей.
Даглиц обычно с утра давал распоряжения для нанятых археологов, отправляя их в выбранные им накануне места, а сам уходил чуть дальше по маршруту, выбирал место с наилучшей, обширной панорамой и просиживал там по нескольку часов кряду. Доставал при этом этюдник и смелыми движениями карандаша зарисовывал на изгибах местного рельефа плоды своих мечтаний. Вдобавок и комментировал свои действия вслух, в половине слов употребляя нецензурные выражения. Чаще всего на ватмане получались контуры города Мачу-Пикчу, реже – величественные пирамиды майя или египтян. Порой делались наброски иных крепостей, прообразы которых еще стояли в американских Андах. То есть таким простым действом, как фантазия, при рисовании Ганс пытался представить себя на месте строителей древности и прикинуть наилучшее место для застроек при здешнем ландшафте. И потом просто посылал в выбранные точки наемных специалистов-археологов.
Так и в тот памятный день пятьдесят восьмого года «сумасшедший счастливчик» восседал в удобном для обзора месте и, пригреваемый лучами солнышка, набрасывал очередные эскизы. Перед ним расстилалась долина Аистов, ничем больше не примечательная, как частым появлением здесь, на большой высоте, этих птиц, любящих селиться ближе к уровню моря. Получалось рисование неважно, и привычное бормотание с нелестными для всего человечества комментариями зашкаливало плохими словечками на три четверти. Между собой словечки тоже делились примерно одинаковыми частями: немецкий, английский и кечуа. Хотя, может, официальный язык империи инков чуточку и преобладал.
Вот как раз к концу четвертого часа из-за спины Даглица и послышался скрипучий голос, говорящий на чистейшем английском:
– Разумному существу неприлично исторгать из своих уст столько вульгарных выражений.
Весь характер Ганса и его отношение к жизни проявились в его ответе, который он выдал, даже не обернувшись и не прекратив рисования:
– Да мне плевать на всех, кто не понимает язык кечуа.
Тотчас, почти без паузы от неизвестного пока гостя
раздалось с десяток повторенных в магнитофонной записи выражений и последовал вопрос:
– Так это иной язык, и он называется кечуа?
– Вот именно! И каждое разумное существо просто обязано его знать.
На этот раз пауза затянулась. Потом ровный, без особых интонаций голос раздался вновь:
– В моей памяти этот язык имеется. Даже существует масса обширных текстовых сообщений в виде изображений кипу и токапу. Расшифровке они поддаются, но вот сам язык кечуа для меня до сих пор считался мертвым. Я никогда не слышал его звучания.
Карандаш в руке у Даглица сломался от неконтролируемого содрогания всего тела. Считалось, что узелковое письмо кипу никогда не будет расшифровано, а уж идеографическая письменность токапу – и подавно. Но по всем понятиям человек, незаметно подошедший сзади, знал невероятно много. А уж просто ссылаться на свою память при ссылках на редкостные фотографии было верхом либо провокации, либо божественного величия.
Чудом сдерживая себя от невероятного желания повернуться, Ганс продолжил шокирующий, страшно интригующий разговор:
– То есть вы утверждаете, что отлично помните рисунки и кипу и токапу?
– Утверждаю.
– И если бы знали язык кечуа, как я, смогли бы расшифровать и узелковое и идеографическое письмо?
– Не сразу, конечно, но за несколько суток можно было бы справиться и с этим делом.
– Если я выражу готовность обучить вас этому языку, вы мне дадите результаты ваших расшифровок?
– В первую очередь я сам буду заинтересован в нашем тесном сотрудничестве. Правда, это будет осуществляться при выполнении некоторых обязательных условий с вашей стороны.
Немецкий археолог был готов до конца жизни стать рабом Люцифера только за одно умение расшифровывать древнюю письменность инков. Потому что имеющиеся аналоги расшифровок были заведомо ложными и неполными. Никакие попытки ученых или криптологов не позволяли грамотно расшифровать чудом сохранившиеся кипу, в которых наверняка содержалась таинственная и удивительная информация. Ну а узоры на стенах крепостей, на тканях инков и на их керамике могли подсказать места сохранения самых грандиозных секретов канувшей в Лету империи.
После таких мыслей, промелькнувших в его сознании, Даглиц резко оглянулся со словами:
– Какие условия?
Да так и замер в неудобном положении с повернутой назад головой: за спиной никого не оказалось. Когда показалось, что шея вот-вот переломится, голос донесся со стороны ближайшей скалы:
– Условие первое: ничему и никогда не удивляться.
В те времена уже по всей планете метались слухи, ширились россказни про шпионские страсти и новейшие технологии, используемые в этой области. Так что скрытыми микрофонами или динамиками «сумасшедшего счастливчика» было не удивить. Он принял вполне нормальную позу, оставив за спиной никчемную с той минуты долину
Аистов, возобновил естественное дыхание и постарался говорить в своей привычной, наплевательской манере:
– Удивить меня трудно. А вот заинтересовать – легко. Особенно если речь идет про империю инков.
– И что же в ней такого особенного? – вопрошал голос.
При иных обстоятельствах, в ином месте и видя перед собой вопрошающего человека, Ганс обязательно бы проигнорировал данный вопрос. А вот тогда в Гималаях он загорелся как спичка, но брызгал потом два часа данными, фактами и ссылками, словно огромный, действующий вулкан. И настолько заинтересовал невидимого собеседника, что тот не удержался от вполне заслуженного комплимента:
– Да вы умеете убеждать даже камни! Ваши инки и в самом деле достойны лучшей участи, чем бесславная гибель под копытами испанских конкистадоров.
Правда, уже тогда поражало некое несоответствие тона и сути высказываний невидимого собеседника. Словно беседовал с археологом никудышный, безработный актер. И поневоле у насторожившегося Даглица возникали мысли: «Вдруг это розыгрыш моих недругов и злопыхателей? Маршрут они мой знают, привычки тоже, могли и не такое сотворить!» Но вслух он продолжил беседу в прежнем русле. Уж слишком ему не хотелось разочаровываться в поданной надежде:
– Мне уже давно пора возвращаться в лагерь, поэтому хотелось бы сразу обсудить и дальнейшие условия нашего сотрудничества. А также тот момент: когда и как мы начнем обучение и расшифровку? Вернее, как быстро мы займемся криптоанализом?
Голос стал с металлическим привкусом:
– Вначале я хочу задать еще парочку вопросов, и уже потом мы решим дело о сотрудничестве окончательно.
Итак: насколько вам мешают моральные шоры, правила, принципы при достижении какой-нибудь цели?
– Да никак не мешают, – ухмыльнулся археолог. – Их у меня просто нет.
– То есть гибель всего остального населения Земли вас совершенно не трогает?
– Если она не коснется перуанцев и нескольких индейских народностей с ними по соседству – то нисколько не трогает.
– И вам не жалко миллионов разумных существ?
– Совершенно не жалко. Все равно рано или поздно людишки превратятся в тлен и пойдут на удобрение растениям. Так чего такими вопросами заморачиваться?
Остальные вопросы следовали в том же духе, словно пытались прощупать глубину пропасти, в которой со своим нигилизмом и человеконенавистничеством оказался немецкий археолог, страстный любитель живописи и культуры, непреклонный сторонник возрождения империи инков, простирающей свою власть на весь материк Южная Америка. Причем знание воистину исторических ценностей планеты особенно привлекло внимание невидимого собеседника:
– Я ведь и сам посвящаю все время собиранию коллекций всего уникального, прекрасного и бесценного в плане великого изобразительного искусства. И моя задача, пусть даже вся земная цивилизация погибнет, сохранить перлы, самоцветы и уникальные вершины местного творчества на миллионы лет.
