Иван Тропов - Каратель
Я отогнул портьеру на окне, выглянул – как там Виктор?
Но прямо под окном была Катя. Прямо под фонарем, где оставила свой громадный мотоцикл. Она стояла рядом с ним, положив руку на руль, но, кажется, не замечала ни руля, ни режущего глаза света фонаря, ни самой себя…
Всю ее решимость и воодушевление как корова языком слизнула. Словно ее выключили. На лице пустота пополам с каким-то удивленным разочарованием…
Я вдруг понял, что она просто не знает, что теперь делать. Этот вечер, эту ночь… до завтра. До того, как продолжится то, что стало ее жизнью последние два года.
Она даже не заметила, как к ней сзади подошел Виктор.
Шлепнул ее по заднице. Катя взвилась, но Виктор уже крепко обхватил ее сзади, прижал к себе, обнял, и Катя подалась под его руками. Прильнула по-кошачьи, требуя еще упругой ласки. Прижалась щекой к его щеке.
Но не было ни поцелуев, ни улыбки, он только что-то шептал ей, нежно и серьезно, и вдруг она закусила губу и сморгнула, но все равно глаза блестели от слез…
Я задернул штору. Постоял в теплом полумраке коридора пару минут, а когда вышел, нарочито громко хлопнул дверью, но Кати уже не было.
Виктор ждал в машине.
Я хотел сесть, но получилось – плюхнулся в кресло. Хотя и не пил ни капли. И дверца хлопнула слишком громко.
Боль в руке отдалилась, но вместе с ней и все мое тело. В голове опять стало ватно. Все вокруг будто через стекло… через воду…
И музыка, грохотавшая из динамиков, и дрожь машины на старой дороге, и пролетавшие за окном фонари…
Нет, если дойдет до дела, даже такое обезболивающее к черту.
Запоздало я сообразил, что Виктор что-то сказал.
– Что?
– У тебя с ногой все в порядке?
– С ногой?..
Нога… Про ногу я уже почти забыл. Там было чуть серьезней царапины, такие штуки зарастают на мне лучше, чем на собаке. Нога… Эх, если бы дело было в ноге…
– Лицо у тебя какое-то… Словно почернело.
Я снова отвернулся. Уставился в темноту с бегом оранжевых фонарей.
– Заражения нет?
Я помотал головой: нет. Но это напомнило мне, что я хотел у него спросить.
– Ты когда уходил, Старик сколько тюбиков вколол своей девочке?
Виктор поморщился:
– Не надо об этом…
– Так сколько?
– Два.
– Точно?
– Точно, точно…
– А себе?
– Тоже два, я же тебе говорил… И хватит об этом. Они могли взять его раненым, могли взять живым, но это ничего не изменит. С такой дозой… Это уже не Старик, понимаешь?
Два… И ей два, и себе два…
Столько же… И если когда-то он и был сильно крупнее своей девочки, то давно, до тех пор пока не остался без ног и руки. Массой они сравнялись, крови в обоих должно было быть приблизительно одинаково. И с одинаковых доз этой дряни…
Я покачал головой.
Нет, не стыкуется. Никак не стыкуется.
Виктор глянул на меня, с трудом сдерживаясь:
– Ну чего у тебя еще? Я же тебе все рассказал!
– Два – точно?
– Я же сказал: своими глазами видел, как он вкалывал себе эту дрянь!
– Два – точно?
– Слушай, Храмовник…
– Точно?!
– Да! Точно! Сам видел! Сам помогал! Зачем тебе? Что это изменит – теперь?!
Я уставился в окно.
Если двойная доза дряни была и в его девочке, и в его собственном теле… Почему же кровь была разная? В одном месте черно-зеленая, явно с той дрянью. А в другом куда светлее…
Виктор сделал музыку тише:
– Ну в чем дело, Храмовник? Ну что у тебя опять?
– Он ей вколол сразу, а себе поставил капельницу, так?
– Ну…
– А если оно не успело влиться? Не успело целиком? Если та сука взяла его раньше?
– Мало того что ты дурак, так еще и упрямый дурак, Храмовник! Ты же видел, как капельница работает. На девочке-то его видел? Десять минут – и все всасывается… В последний раз тебе говорю: забудь про Старика, его больше нет. Все, хватит… Хватит! Ты меня понял?
– Похоже, капельница сработала иначе…
Виктор нахмурился:
– Что?
– Кровь была разная.
– Кровь?
– Следы крови. В двух местах, много. И кровь разная. Те пятна, что на кресле Старика…
Меня дернуло к стеклу – машина резко затормозила, выкатила на обочину и стала. Пришлось упереться в панель, чтобы не разбить лицо.
– Ты был там, сукин кот?!
– Был. И там нет тел – ни девочки, ни…
– А если бы они тебя взяли?!
Если бы…
Нет, не могли они меня взять. Не было их там. Не было – уверен. Знаю. Предчувствие было сильное, а своему предчувствию в таких случаях я верю.
Вот только Виктор и тут Старику подпевал. Рассказывать ему про предчувствие себе дороже…
– А если бы они тебя взяли, дурак?! А через тебя и на нас с Катькой вышли?!
– Ну не взяли же… как говорил один сволочной тип, когда за ниточки дергал он.
– Я тебе уже объяснил, что другого выхода не было! Если бы ты не шел вслепую, нам бы ее никак не достать! Она бы расколола тебя, и, даже если бы Катька успела выбраться из поселка, все это было бы бесполезно – чертова сука ждала бы нас на водопое, вот и все!.. – Он медленно втянул воздух, медленно и шумно выдохнул. – Тел нет?..
– Нет. Но есть следы крови.
– Много?
– Много. Они ранили и Старика и ее. Только кровь разная.
– Что значит – разная? Говори по-человечески!
– В одном месте совсем черная, явно с той дрянью. В другом совсем черные пятна, и почти нормальные. Словно чистая кровь была… Если он вколол ей два тюбика и себе столько же, почему же кровь разная?
– Разная… Конечно, разная! У него – первый раз, а ей эту дрянь сколько раз всаживали? И хрен его знает, за сколько эта дрянь вымывается… Может, у нее почки уже посажены были от этой дряни? Почти не реагировали на нее… Да наверняка! Вот у нее кровь и темная. А у Старика… Кровь уже стала очищаться, наверно. Только это ничего не меняет. – Он покачал головой. – Тех минут, пока в крови была полная концентрация… Почки-то могли работать и после, а вот голова… У мертвых вон ногти и волосы еще несколько дней растут. Но это не делает никого живыми…
– А если не впиталась? Игла там была покореженная, не знаю… Что, если…
– Не пори чушь! Нет, нет… Я сказал: нет! – пристукнул ладонями по рулю Виктор. – Живым и в здравом уме Старик ей бы не дался. И он не дался. А кровь… Сколько ее было? Царапина или что-то серьезное?
– Крови там много. Такое ощущение, что вся вышла. Из обоих…
– Ну вот, – кивнул Виктор. – Когда они вошли, там было только два безумных тела. Да и те они не смогли взять живыми…
Он долго молчал, пробормотал совсем тихо, я едва расслышал:
– Старик сделал как хотел. И ушел как хотел. – Он смотрел в окно своей дверцы отвернувшись, я только видел, как на его скуле вздувается и опадает желвак. – И на этом все! Все, я сказал! В последний раз об этом! Все!
Он поглядел на меня.
Нет, это были не желваки.
Виктор кусал губы.
– Хватит, Влад… Оставь это, не начиная опять, не начиная раз за разом… Это случилось. Случилось – и ушло… Оставь… Хватит…
Я молча глядел на него. Первый раз я видел его таким.
– Прошу тебя, хватит… Прошу тебя…
Я отвернулся. Кивнул.
Он завел мотор. Он больше не говорил. Минут через пятнадцать сделал музыку погромче – и тут же выключил. Поглядел на меня. Уже прежний Виктор.
– А ты уверен, что они тебя не заметили?
– Уверен, – сказал я. Пожал плечами: – Если я здесь.
– Ты-то здесь… Может быть, потому, что они через тебя, как по ниточке, хотят выйти на всех?
– Да не было их там! Я… – Я осекся. Нет, про предчувствие ему не стоит. Не поймет. – Там дождь был недавно. Если бы были какие-то следы, я бы заметил.
– Дождь… Выходит, если кто-то из них приедет туда после тебя, твои следы он заметит?
Я откинулся на сиденье, вздохнул. Потом нащупал в кармане флешку с моей музыкой, пригнулся к приборной доске и выбил из магнитолы его карточку. Вставил свою. Погонял по экранчику ее закрома, добираясь до Фериона. Я знаю, что мне сейчас нужно…
И стало легче.
Первые же тягучие переборы, полные тоски и красоты, оттянули на себя мою тяжесть.
Впитывали мое отчаяние, облегчая сердце.
Fly alone into the dark…
Хор выводил слова медленно и тягуче.
Усталые птицы, бессильно раскинув крылья, парили в восходящих потоках воздуха – падая, падая, падая в темнеющее небо…
…and angels hurled into the sea
Of misery and cease to be…
– Если они наткнутся на твои следы…
Я ощерился.
Нет! Не сейчас, черт тебя побери! Только не сейчас!
Я помотал головой. Не сейчас, потом. После… Завтра. Когда-нибудь. Только не сейчас! Сейчас – не могу… Не хочу…
– …они всполошатся. Могут увеличить охрану, когда она поедет на водопой…
Я сделал громче и снова откинулся на спинку, зажмурив глаза.
Не хочу. Видеть, слышать, думать не хочу. Ничего не хочу… Ни-че-го…
Black bird fly, rise high, high,
To a place above the sky,
Take me away, lead astray
Where I find another day…
Он довез меня до развилки, где за заправкой приткнулся мой «козленок». Я взялся за ручку…
– Подожди, – буркнул Виктор.
