Павел Корнев - Падший
— Не вижу в этом ничего плохого.
— Это война, — пояснил я свою мысль. — Сначала — война за независимость Нового Света, потом — просто война. И будьте уверены — Египет, Персия и Поднебесная не останутся в стороне.
— Поживем — увидим.
Я только рукой махнул.
— Дело сделано, что уж теперь переживать.
— Я и в самом деле не разделяю вашего пессимизма, Леопольд Борисович! — оскорбился изобретатель.
— Параноик и пессимист. Мне уже говорили, да.
— Вовсе не хотел вас обидеть!
— Не обидели, не беспокойтесь, — усмехнулся я и посмотрел на хронометр. — Что ж, Александр, мне пора бежать. Если сумеете что-то разузнать — буду премного благодарен.
— Постараюсь, Леопольд Борисович. Постараюсь.
После разговора с изобретателем я отправился домой. И поскольку голова просто пухла от мыслей, не нашел ничего лучшего, как заняться уборкой разгромленной кухни. К счастью, кроме разломанного на части табурета мебель не пострадала, поэтому ограничился тем, что собрал стеклянные осколки и деревянные щепки и выкинул их в мусорное ведро. Затем высвободил из досок глубоко засевший в сиденье кастет сыщика и кинул его на подоконник. Обломки табурета отнес в подвал.
Домашние хлопоты прекрасно отвлекли от нелегких раздумий, заодно разыгрался аппетит. Я сходил в ближайшую закусочную пообедать, потом переоделся и сложил грязное белье в мешок, намереваясь в самое ближайшее время отнести его в прачечную. Сейчас на это уже не оставалось времени — с минуты на минуту должна была приехать Лилиана.
И она приехала, но, к моему немалому удивлению, в наемном экипаже. Более того — лицо ее скрывала густая вуаль, а фигуру — легкая накидка. На заднем сиденье коляски стояла немалых размеров коробка, замотанная в плотную материю.
Когда я вышел за ограду, Лилиана поспешила мне навстречу и шепнула на ухо:
— Занеси, пожалуйста!
Она указала на коробку, а сама быстро убежала в дом.
Я останавливать Лили и приставать с расспросами не стал, поднял коробку, благо та оказалась хоть и объемной, но совсем не тяжелой, устроил ее на плечо и унес на кухню. Извозчику было заплачено, он взмахнул вожжами и уехал.
— Ну и что это такое? — спросил я у Лилианы, выставляя ношу на стол.
Подруга уже избавилась от накидки и шляпки с вуалью и смотрелась в зеркало, пребывая в превосходном настроении, словно вчерашнее происшествие забылось, как дурной сон.
— Ты будешь ругаться, Лео, — расплылась она в хитрой улыбке, — но, кроме тебя, мне больше не к кому обратиться за помощью!
— Звучит интригующе. И пугающе.
Лилиана размотала ткань, жестом профессионального фокусника сдернула ее и хихикнула:
— Вуаля!
Я буквально опешил. Коробка оказалась не коробкой, а клеткой с удавом. Огромная холодная гадина, с которой Лилиана выступала в варьете, беспокойно вертела головой, и взгляд тусклых глаз пресмыкающегося не понравился мне чрезвычайно.
— Один вопрос: зачем?
— Ну Лео! — подступила ко мне Лили. — Сам посуди: не домой же мне его нести! Меня родители на улицу выгонят! Ну подержи его, чего тебе стоит? Я к нему привязалась…
— С превеликим удовольствием поменяю удава на тебя. Неси его родителям и переезжай ко мне.
— Тьфу на тебя, Лео! — разозлилась Лилиана, но сразу замурлыкала: — Ну оставь его, а? И тогда однажды Черная Лилия исполнит для тебя свой волнительный танец. Для тебя одного! Подумай об этом, Лео. Просто подумай.
Но как раз думать после столь проникновенных речей стало невероятно сложно. Точнее — сложно стало думать о деле. Слишком уж фривольные образы заполнили голову.
— Лили! — строго произнес я. — Что происходит?
— Как что? Я больше не буду танцевать в варьете. Ты рад?
— Безумно! — действительно обрадовался я, беря подругу за руки. — Но позволь поинтересоваться, что подвигло тебя на столь решительный шаг?
— Все шутишь! — обиделась Лилиана.
— Нисколько! Всего два дня назад записка, подброшенная в отель, напугала тебя до полусмерти.
Лили неуютно передернула плечами, но сразу успокоилась и с вызовом произнесла:
— Вчера через меня говорила богиня! Мне ли бояться ее слуг?
— Ты серьезно? — вырвалось у меня. — Ты и в самом деле веришь…
— Не важно, во что я верю! — оборвала меня Лилиана. — Если я избрана богиней, то неприкосновенна. А если это был нервный срыв, то дальше так продолжаться не может. Иначе я очень скоро окажусь в желтом доме. Поэтому я решила начать новую жизнь!
— А не стоило начать новую жизнь с избавления от удава?
— Ну что ты, Лео! Он же такой миленький! Я правда к нему привязалась. К тому же он почти не требует ухода…
— Ну не знаю… — протянул я, хотя на самом деле прекрасно знал, что не откажу. И вовсе даже не из-за желания увидеть соблазнительный танец в собственной спальне. Нет. Просто зачем еще тогда нужны друзья?
— Ну Лео… — умоляюще протянула Лилиана и вдруг заулыбалась. — Послушай, ты сейчас просто лопнешь от смеха! Мне через управляющего варьете передали предложение выступить со своим номером на гала-концерте под поэму твоего друга Альберта!
Я подобрал отвисшую челюсть и выдавил из себя:
— И что ты?
— А что я? — фыркнула Лили. — Конечно, сказала «нет»! Я приличная девушка! Но какой соблазн! Исполнить роль, от которой отказалась сама Ида Рубинштейн!
— Ключевое слово — отказалась. Они просто цепляются за соломинку.
— Лео, ты невозможный бука! — не на шутку обиделась Лилиана. — Думаешь, я не справлюсь? Возьму и соглашусь назло тебе!
Я притянул чертовку к себе, запустил пальцы в черные локоны и поцеловал.
Не знаю, сколько мы так простояли, прежде чем Лили высвободилась и с притворным раздражением произнесла:
— Всю прическу растрепал, паразит!
Она шагнула к зеркалу, я потянул ее к лестнице на второй этаж.
— Лео, не время! — остановила меня Лили и указала на окно. — Нам пора!
Я выглянул на улицу и досадливо поморщился: у калитки стоял экипаж.
Лилиана достала косметичку и подправила макияж, затем отцепила от шляпки вуаль, водрузила ее на голову и объявила:
— Я готова!
Я вздохнул и указал на дверь.
— Прошу.
И мы отправились в амфитеатр. Клетка с удавом так и осталась стоять на кухонном столе, и оставалось лишь надеяться, что сегодня уборщица уже не придет…
Площадь перед амфитеатром была залита сиянием электрических ламп. Они разгоняли сумерки и чудесным образом продляли день. Над домами неожиданно низко висел дирижабль, в темном небе помаргивали красные точки его сигнальных огней.
Играла музыка; всюду прогуливались нарядные отдыхающие, они так и норовили как бы случайно пройтись мимо слегка приоткрытых ворот амфитеатра и заглянуть внутрь, но за теми была установлена высоченная ширма. Зевакам оставалось лишь завистливо смотреть вслед редким счастливчикам, которых пропускала внутрь охрана.
Мне стало не по себе. Находиться на всеобщем обозрении не хотелось.
— С тобой все в порядке, Лео? — забеспокоилась Лилиана, оперлась на мою руку и выбралась из коляски.
— Весь в предвкушении, — улыбнулся я.
— Лео! — окликнули вдруг меня.
Мы обернулись — нас догонял запыхавшийся Альберт Брандт.
— Добрый вечер! — поздоровался он и даже прикоснулся губами к пальцам моей спутницы.
— А где ваша супруга? — полюбопытствовала Лили.
— Утомилась и отдыхает, — ответил поэт с легкой улыбкой на губах. — Плохо спала ночью.
Караулившие почетных гостей у ворот амфитеатра фотографы отвлеклись на Альберта, мы с Лилианой воспользовались этим и поспешно проскользнули внутрь. Распорядитель узнал нас, не пришлось даже представляться.
Высоченная каменная арка вывела во внутренний коридор с лестницами на верхние уровни, мы не стали никуда сворачивать и прошли на арену. Гомон толпившихся на площади зевак как отрезало.
Джозеф Меллоун и Адриано Тачини принимали заслуженные поздравления; не радовался жизни лишь режиссер-постановщик завтрашнего гала-концерта. Франц Рубер был бледен и обильно потел. Остальным гостям духота никакого неудобства не доставляла, все были слишком поражены открывшимся зрелищем. Да я и сам восхищенно покачал головой: на старых открытках амфитеатр представлял собой зрелище не столько величественное, сколько печальное. Теперь же он ничем не уступал столичному ипподрому.
Невелико достижение? Как сказать. Ипподром никогда не разрушали и не возвращали в первоначальное состояние. Работа была проведена колоссальная.
Прямо посреди арены высилась эстрада, в дальней от входа стороне стены амфитеатра переходили в массивную каменную башню с плоской крышей — там установили причальную мачту и обустроили посадочную площадку дирижабля. В этом вопросе архитектор счел нужным пойти в ногу со временем.
