Терентий Гравин - Азарт
А я что мог? Пришла правда мыслишка слепить некое чучело из глины, одеть его в наши одежды, загримировать, усадить на коней и отправить к башне. Но как только я осознал опасность для наших парнокопытных друзей, сразу сжег мысль в сознании, как неуместную.
А потом я спохватился, что время позднее, и все порядочные люди давно спят. И заторопился к ожидающей меня Пелагее. Но не сделал и пяти шагов, как вновь раздался странный звук, напоминающий паровозный гудок. Я развернулся и вновь посмотрел в сторону башни, потому что точно определить, откуда донесся звук, стоя к нему спиной, довольно сложно.
"Или кто-то надо мной издевается, или я чего-то не догоняю, — размышлял я, снова пытаясь рассмотреть в ночных сумерках весь театр фронтового противостояния. — Потому что звук — явственный, примерещиться мне второй раз не могло…"
Но даже четверть часа осмотра и вслушивания ничего нового не принесли. Странный гудок не повторился, и ничего не менялось. Ну, разве что змей зарылся в очередную яму почти полностью. И вот, глядя на свежевырытую горку земли, у меня в сознании выстроилась иная, весьма практичная цепочка ассоциаций:
"Поедатель много съел. Что у него внутри — неизвестно. Вряд ли там находится желудок. Но трупы все равно разлагаются, происходит брожение… Тоннель узкий, бока у чудовища сжимаются… Появившиеся внутри газы — требуют выхода наружу… И, что получается в итоге?.. Бе — е-е! Бр — р-р! Фу, какая гадость!"
Ругая себя за подобные мысли, а также за плохую сообразительность, я бегом помчался к застоявшейся лошадке. А когда почти пересек долину, меня опять настиг утробный звук на пределе своего звучания. Но я уже не сомневался, кто, а точнее говоря, что, является его источником.
Ночь прошла спокойно. Сон не нарушался излишними волнениями, и с утра мы чувствовали себя бодро, свежо и полными энтузиазма.
— Сейчас я сам проедусь по большой дуге вокруг башни, — во время завтрака я стал излагать я планы на предстоящий день. — Если гули никак на меня не отреагируют, и змеюка следом не бросится, возвращаюсь обратно, и готовимся к выступлению всем караваном. Если повезет, уже сегодня сможем уйти отсюда довольно далеко, а завтра будем на нашем хуторе. Повозки оставим здесь. Седла я приготовил, поклажи много брать не будем — у нас на хуторе своего добра хватает.
Санек даже обсуждать не стал мои распоряжения, только согласно кивал. Видимо путешествовать ему нравилось намного больше, чем сидеть на одном месте. А я поторопился седлать выбранного на сегодня друга. На этот раз решил испытать самого горячего, статного и резвого — вожака табуна. С проблемой выбора имени мы не заморачивались: назвали Гнедым — окрас говорил сам за себя. И с послушанием, как ни странно, тоже проблем не возникло. Первые же попытки заартачиться я сурово, но без жестокости, пресек, после чего Гнедой перестал брыкаться. Даже удовольствие от предстоящей прогулкой стал выказывать. Застоялся, поди, на одном месте отчаянный любитель широких просторов.
Когда мы тронулись в путь, Гнедой оправдал все мои ожидания. Отличный строевой конь, готовый к выполнению любого, задуманного всадником маневра. Еще не выехав из нашей долины, мы с ним отлично поладили. Нельзя сказать, что подружились, но общий язык нашли, взаимоуважение появилось, а там и дружба, я уверен, не заставит себя ждать.
Глава 31. Облажавшийся Нагибатор
Обойти равнину со стоящей в ее центре башней, и ни разу не попасть в возможное поле зрения гулей было нереально. Им с верхней площадки такой высоченной постройки — далеко видно. Но это не значило, что я не собирался максимально пользоваться укрытиями, скалами, оврагами и низинами. Когда мы шли к лугам на равнинах пешком, прятаться было не в пример легче, но зато сейчас я имел преимущество в скорости и намного легче мог уйти от неожиданного преследования.
Взяв за поводья, я стал переводить Гнедого правее через перешеек, разделяющий долины и равнину, и оттуда, с более высокой точки, снова осмотрелся. Минут пять я таился с биноклем и уже собрался двигаться дальше, как трубный паровозный гудок вновь достиг моего слуха. Так как на этот раз я стоял лицом к звуку, то его источник удалось зафиксировать намного правильней. Он не принадлежал Поедателю! И раздавался вовсе не со стороны башни!
Это меня очень взволновало. Звук несся примерно с той стороны, где располагали свою стоянку гауланы. Но если там появился их соплеменник, призывающий родичей к себе, то почему многоголовая гидра на гудки совершенно не реагирует? Да и гуль — дозорный в ту сторону даже не смотрит. Очередное чудо? Или старая и подлая пакость?
По сознанию молнией скользнуло предположение: а не из ямы ли ловушки кто-то подает сигналы? Причем не сигналы заманивания, а сигналы бедствия? Ведь все, попавшие туда, не умирали сразу, а долго и страшно мучились от голода и жажды.
На некоторое время меня одолели сомнения. Я ведь налегке, кроме оружия с собой ничего не взял, даже веревки. Стоит ли немедля мчаться к валунам, или лучше вернуться за напарником и полной экипировкой? Победила рассудительность: если возле ловушки засада, или другая опасность, мне одному будет оттуда вырваться гораздо проще, чем в паре с неумелым наездником и слабым воином. Безопасность парнишки, так напоминающего родного племянника, для меня казалась превыше всего. Поэтому я решил проехаться в нужном направлении в одиночку. Приняв решение, сомневаться и медлить я не стал.
Уже через полчаса осторожной, осмотрительной езды, мы с Гнедым оказались на месте. Проехать верхом непосредственно к валунам возможности не было — вокруг слишком пересеченная местность, сплошные уступы, ямы и мешающие корни низкорослых деревьев. Поэтому я оставил коня в пятидесяти метрах от валунов, уговорил его не нервничать и не рваться с привязи, и зашагал с мечом и щитом в сторону вновь раздавшегося, теперь уже совершенно четкого гудка. Кажется, трубили в горн или в охотничий рог, и я молил всех местных богов, чтобы попавшее в яму существо оказалось человеком.
"А весьма и весьма желательно, чтобы сюда попала женщина, — вдруг пустился в фантазии. — В меру молодая… симпатичная… не злая… покладистая… — я даже остановился на месте, сглатывая набежавшую слюну и сам себе поражаясь: — Однако! Максим — Адриано, свет Сергеевич! Опасно тебе иметь такое молодое, полное гормонов тело! Еще и не увидел никакой женщины, а что-то уже мешает нормально двигаться? Э — э-э… Давай, брат, губу закатывай на место! Понимаю, что соскучился по этому делу, но терять над собой контроль нельзя! Быстро успокоился! Вспомнил противную пасть Поедателя! О… молодец. Теперь топай и по сторонам посматривай!"
Внушение подействовало. Воспоминание о премерзкой харе волной отвращения прошло по телу, моментально гася излишнее перенапряжение отдельных участков. Двигаться ничего больше не мешало.
Опасность возле ловушки могла оказаться совсем не надуманная. Поэтому, приблизившись, первым делом обошел валуны по периметру, держа от них дистанцию метров десять. И только убедившись, что со времени прошлого посещения ничего не изменилось, решился на быстрый нырок в щель:
"Смотреть — не больше минуты! — приказывал я сам себе. — Никто ведь не подстраховывает и окрестности не осматривает!"
Когда я протиснулся между валунами, выставил голову над краем ловушки и уставился вниз, то "завис"… Ибо было, что рассматривать и чему удивляться.
Разорванная взрывом и частично обугленная лошадь. Два мертвых тела, пусть и не настолько обгорелых, как лошадь, зато узнаваемые: лысые гномы. Еще одно тело, тоже мертвое, но просто сильно окровавленное, принадлежало существу, похожему на орангутанга. В том, что оно разумное, сомнений не оставалось: сапоги, шорты из грубой материи, широкий пояс и ремни крест — накрест пересекающие мощную грудь. Чуть обок от знатно рассеченного черепа лежал шлем, похожий на ведро, только с вырезом для лица. В сжатой ладони — рукоять огромной, тяжеловесной сабли. Ну и вся поза… Такое ощущение, что "обезьян" погиб именно здесь.
Чуть в стороне от этого натюрморта, на расстеленном во всю свою площадь красном плаще, сидел воин в богатых одеждах и рыцарских латах, настолько вымазанных в крови и грязи, что различить их первоначально белый цвет можно было с большим трудом. Воин опирался спиной на стену, голова склонилась на грудь, а в руке был зажат охотничий рог. Покойник. Но не мог же он трубить совсем недавно с такой силой, а потом сразу умереть?!
Как только я задал себе этот вопрос и посчитал осмотр завершенным, тут же подал назад. И не просто осмотрелся с одной точки, а не поленился дать полный круг вдоль периметра ловушки, часто замирая на месте и присматриваясь к мелким деталям ландшафта через бинокль. Убедившись, что напасть на меня никто не готовится, вновь ринулся на осмотр несчастных, попавших в смертельную западню. Я подполз с другого места, чтобы лучше рассмотреть лицо рыцаря.
