Юрий Корчевский - Корсар
– Что делать будем, братья-казаки? – атаман обвёл взглядом собравшихся казаков.
– В набег! – дружно заорали казаки.
– Быть посему! Готовьтесь!
Казаки разошлись седлать коней.
Я ухватился за руку атамана.
– Дай и мне коня, я тоже с вами в набег пойду.
– Смерти ищешь? Ты хоть саблю-то в руках держал?
– Ты только коня дай!
– Ну хорошо, сам напросился. Тарас, дай ему коня.
Собрались казаки быстро. Не успел я проверить толком подпругу и подогнать под себя стремена, как прозвучала команда: «По коням!» Поднялся в седло и я.
Ворота уже открыли, и наш отряд в полсотни всадников выехал. Я держался сзади.
Казаки ехали строем по трое, а мне приходилось глотать пыль за колонной. Но они знали местность, и в этом было их преимущество.
Мы добрались до ручья, где я пленил ногайца, повернули налево и по тропе вдоль ручья поднимались вверх около двух часов. Затем по известным только казакам приметам свернули ещё раз влево. Теперь путь наш пролегал между невысокими холмами. Из разговоров казаков я понял, что впереди– ещё час-полтора скачки.
Казаки впереди оживились, стали показывать вправо руками.
Вдалеке, на одном из холмов, стояли двое конных. Дозор, не иначе! Потому и уйти успевают ногайцы из кочевья.
Поворот, ещё один – и перед нами открылась неширокая равнина. Впереди стоят рядами юрты, поднимаются дымы костров. Справа, в полуверсте пасётся стадо овец, лежат верблюды. И далеко впереди – пыльное облако. Ушли ногайцы, не догнать.
Казаки рассыпались по юртам, согнали всех оставшихся ногайцев, кроме женщин и девушек, в центр улуса. Здесь же сидел мулла в чалме, перебирая чётки и что-то бормоча под нос.
– Кто старшим остался в улусе? – оглядел притихших ногайцев атаман.
– Я, – вышел вперёд седобородый ногаец в расшитом бешмете с отворотом. Он снял татарку с кисточкой, вытер пот на голове и снова водрузил её на голову, спокойно взирая на казаков.
– Ваши люди захватили нашего человека. Особого человека – от царя Ивана! Нельзя было Саиду его в рабы брать! Где он?
– Нет здесь вашего уруса – батыр с собой увёз.
– Собирайся. Ты и он, – атаман показал нагайкой на муллу, – с нами поедете и у нас останетесь, пока Саид пленного не вернёт.
Аксакал сказал что-то мулле по-ногайски. Тот оторвался от чёток, вскинул голову, раздумывая, и ответил по-своему седобородому.
– Мулла говорит – если намазу мешать не будете, он готов стать пленником.
Атаман кивнул:
– Пусть молит Всевышнего, чтобы Саид быстрее нашего человека вернул. – И добавил: – А чтобы шутить не вздумали, мы и верблюдов заберём. Пусть ваши люди передадут это Саиду.
Подростки из кочевья запрягли осликов в повозки, седобородый ногаец с муллой уселись в них. Эти же подростки под приглядом казаков погнали верблюдов к Казачьей крепости.
Казаки разбились на две группы и сопровождали: одна группа – повозку с аксакалом и муллой, вторая – подростков и верблюдов. Должен заметить, что ни с нашей, ни с ногайской стороны потерь не было.
Казаки выставили справа от обоза дозор, слева прикрывал ручей.
Вечером – уже в сумерках – необычный обоз прибыл в крепость, заняв половину майдана. Вторую половину площади заняли пригнанные подростками верблюды. Думаю, такой шумной ночи наш городок не слышал никогда. Лишь к утру все стихли, сморенные сном.
А утром казаки из охранения подняли тревогу. Все быстро одевались, хватали оружие и стремглав неслись к крепостным стенам.
Недалеко от ворот гарцевал на коне наездник с белой тряпкой на палке. Вдали – в полуверсте – были видны всадники. Сколько их – подсчитать трудно, слишком далеко.
– Эй, урусы, Саид-мирза переговоры вести хочет.
– Мы не против, – кричали казаки. – Пусть подъедет, не тронем.
Посланец ускакал.
От ногайцев отделились двое конных и направились к крепости. Недалеко от ворот они остановились.
Впереди важно восседал на коне ногаец моего возраста – в жёлтом шёлковом халате, в войлочной шапочке на голове, с аккуратно оправленной бородкой. Ножны его кривой сабли при каждом движении поблескивали самоцветами. Чуть поодаль сидел в седле второй ногаец – в папахе и бешмете, держа в руке копьё с бунчуком у вершины – знаком власти.
Саид начал переговоры первым.
– Хочу говорить с вашим атаманом.
Казаки распахнули одну створку ворот. Вышел атаман в сопровождении двух казаков, державших руки на рукоятях сабель.
Мирза легко спрыгнул с коня.
Наступила полная тишина. Всем хотелось слышать, о чём пойдёт разговор.
– Твои люди, урус, увели муллу и старейшину моего рода – аксакала, угнали лучших верблюдов. Не пытайся отрицать, мои лазутчики видели.
– Да, увели. Но ты напал первым, взял в плен моего гостя, убил его людей.
– Я воин и воюю с мужчинами.
– Э, хитришь, Саид. У моего гостя даже оружия не было.
– Верни моих людей и верблюдов.
– Только в обмен на пленного, ковёр и шатёр!
– Вах, какой ты жадный!
– Ты ошибаешься, я щедрый. Муллу, аксакала и верблюдов меняю на одного пленника. А шатёр и ковёр вернёшь за своего воина, что у нас в плену.
Саид заскрипел зубами и хлестанул плёткой по мягкому ичигу с загнутым носком.
– Твоя взяла, урус. Делаем обмен.
– Вези пленного.
Мирза махнул рукой, бунчук у сопровождавшего его воина качнулся три раза из стороны в сторону.
От группы ногайцев отделилось трое верховых. Подъехав к крепости, они соскочили и поклонились мирзе. Один из них стащил переброшенного через круп лошади связанного боярина с мешком на голове.
– Вот твой человек, урус. Я своё обещание выполнил.
– А где шатёр и ковёр?
– Ай, шайтан! Они в кочевье!
– Тогда мы отпускаем муллу и аксакала, да верблюдов возвращаем, а вот воина твоего пока придержим.
– Якши. За ним приедут завтра.
– Считай – договорились.
Через распахнутые ворота начали выезжать ослики с повозками, потом погнали верблюдов.
Я же бросился к боярину.
– Жив, Иван?
– В ногу стрелой задело.
– Это мы сейчас, мигом посмотрим.
– Что же ты меня бросил одного? – насупился Иван.
Я не успел ответить, как вмешался стоявший недалеко атаман, слышавший наш разговор.
– Окстись, боярин, как бы он тебя вытащил? Сам видел – все твои стрельцы полегли. Ты ему благодарен должен быть, он пленного из ногайцев взял да убедил казаков набег на кочевье сделать, заложников взять – вместе с живностью, да на тебя и обменять. Иначе в земляной яме у мирзы сидел бы, выкупа дожидаючись.
Боярин выслушал внимательно, однако же на его лице так и осталось обиженное выражение.
На постоялом дворе я обработал боярину рану и перевязал ногу.
На следующий день ногайцы привезли тюк – с шатром и ковром, в обмен на пленного. Я кинулся к скарбу – слава богу, и мою сумку вернули. Расставаться с инструментами и лекарствами мне бы не хотелось. Теперь, похоже, надо убираться домой. Псориаз у боярина зажил, кожа очистилась, а вот раны затягиваются здесь плохо, гноятся. Хоть и присыпал я боярину рану толчёным сухим мхом из своих запасов, а всё равно душа неспокойна.
Жизнь крепости входила в привычное русло. Я прошёл по городку. Казаки несли службу на стенах, атаман снаряжал смену возвращающимся дозорам, на широкой улице меж хатами бегали мальчишки, им вослед гоготали гуси. И только перед одной хатой толпились люди, среди них – и слуги боярина. Я подошёл ближе. Здесь готовили в последний путь погибшего при набеге казака и стрельцов. Они лежали в деревянных гробах, в своей воинской одежде, священник читал псалтырь. В соседней хате женщины готовили кушанья для поминального стола. Я склонил голову и перекрестился.
Ближе к полудню казаки хоронили погибших на кладбище за станицей. После похорон мы вернулись в станицу – справить помин.
А через день и кораблик пришёл, как по заказу. Тот, что нас сюда привозил.
Боярин слуг своих, что отказались со мной ногайца в плен брать, немилосердно выпорол. И откуда только узнал? Я ему не говорил о сём позорном поведении его слуг.
Мы погрузились на корабль и пошли по морю до Астрахани. Здесь пришлось немного подождать: боярин, напуганный нападением ногайцев, не захотел искушать судьбу и вытребовал у астраханского наместника десяток стрельцов – для охраны.
Дальше мы плыли вверх по Волге, когда был попутный ветер, поэтому путешествие наше затянулось.
Пока плыли, рана на ноге зажила, и боярин совсем перестал прихрамывать. Со слугами своими сошёл он в Москве на пристань ровно, походка важная, лицо загорелое. Как вроде из отпуска вернулся, из той же Антальи.
Бросил мне на прощание пренебрежительно:
– Денег не даю. Я через тебя ранен был да животом в плену рисковал, скажи спасибо, что в кандалы не заковал.
Я ухмыльнулся:
– Спасибо, боярин.
Слуги его заулыбались злорадно – видно, не забыли, как за трусость свою выпороты были.
Да и чёрт с тобой, боярин, невелика потеря, переживу как-нибудь.
