Энн Криспин - Хэн Соло и все ловушки рая
— Буду, папа,— пообещала девушка.— Я люблю тебя. Спасибо...
И ему я сделала больно. Почему я всегда причиняю боль и страдания тем, кого больше всех люблю?
Ее переполняло отчаянье, но Бриа запретила себе впадать в уныние. Она должна бросить Хэна — если любит его. Больше она ничего не может для него сделать. Будь сильной. Крепче сжав в пальцах стило, Бриа опять вытерла слезы и заставила себя дописать самое трудное письмо в своей жизни. * * *
Еще не открыв глаза, Хэн понял, что случилось что-то непоправимое. В комнате было тихо, абсолютно тихо.
— Бриа? — окликнул он.
Где же она? Соскользнув с кровати, пилот натянул комбинезон.
— Бриа, солнышко!
Ответа он не получил.
Хэн перевел дыхание и скомандовал бешено колотящемуся сердцу утихомириться. Наверное, вышла за завтраком... А что, вполне разумное предположение в сложившихся обстоятельствах. Но что-то подсказывало, что он ошибается. Хэн поддернул застежку комбинезона, взял кружку и только тогда заметил, что исчез вещмешок.
И что из кармана его кожанки выглядывает уголок чего-то белого. Хэн дернул за него и вытянул конверт, туго набитый купюрами высокого достоинства. Плюс записка.
Записка на клочке флимсипласта. Кореллианин закрыл глаза, смяв листок в кулаке. Прошла, наверное, целая минута, прежде чем Хэн заставил себя открыть глаза и прочитать:
«Мой милый Хэн,
ты не заслуживаешь такого обращения, а все, что я могу сказать: прости меня. Я люблю тебя, но не могу остаться...»
14. ИЗ ОГНЯ ДА В...
Первая мысль была такая: «Она вернется». Вторая: «Я ее никогда не увижу». Хэн озирался по сторонам, потому что, если бы остался стоять столбом, его разорвало бы в клочья. С проклятьем он швырнул в стенку куртку, следом отправил сдернутые с кровати подушки. Мало... Интересно, может, это он так сходит с ума?
В голове не умещалось ни единой мысли, и очень хотелось выть от боли и злости — громко, в голос, как вуки. Он и взвыл. Схватил колченогий табурет, потому что кровать поднять не сумел, и изо всех сил метнул в дверь. Из-за стены послышалось громкое пожелание соседу засунуть голову ранкору в зад. Целехонький табурет валялся на полу, двери — тоже хоть бы хны.
Хэн бросился на кровать и некоторое время бездумно лежал, закрыв голову руками. Боль приходила и отступала, точно волна плескалась о берег. В груди ныло так, что само дыхание причиняло боль. Облегчение пришло, когда все тело словно онемело.
И почему-то так ему было хуже всего.
Потом — спустя очень длительное время — Хэн сообразил, что не дочитал письма. Кроме целой кучи денег, от Брии ничего больше не осталось, разве что этот клочок флимсипласта, поэтому пилот заставил себя подняться и при тусклом свете разобрать корявые строчки.
«Мой милый Хэн,
ты не заслуживаешь такого обращения, а все, что я могу сказать: прости меня. Я люблю тебя, но не могу остаться.
Каждый день я спрашиваю себя, не хочу ли я бросить все и первым же кораблем улететь на Илезию. Боюсь, что мне не хватит сил сопротивляться... но я должна. Должна признать, что подсела на Возрадование и надо бороться с зависимостью. А для этого мне потребуются все силы — если я хочу победить. Ты был моей опорой, я черпала у тебя силы, но так плохо для нас обоих. Чтобы пройти тесты и поступить в Академию, тебе тоже нужны силы.
Прошу, не отказывайся от мечты, Хэн. Воспользуйся деньгами, которые лежат в конверте. Отец отдал их нам, потому что ты ему нравишься и потому что он благодарен тебе. Он, как и я, знает, что ты спас мне жизнь. Прими его дар, пожалуйста. Мы с ним желаем тебе удачи на экзаменах.
Я многому научилась у тебя. Любви, верности и отваге. А еще я научилась, как разыскать тех, кто поможет мне подделать документы, так что не трудись, не ищи меня. Я ухожу и намерена победить свой порок. Даже если победа будет стоить мне последних сил.
Ты всю жизнь был свободен, Хэн. И ты очень сильный. Я завидую тебе. Когда-нибудь я тоже обрету свободу. И силу.
Попытайся не испытывать ко мне слишком много ненависти. Хотя не стану тебя винить, если ты не захочешь меня больше видеть. Прошу тебя, знай, что отныне и навеки я всегда буду любить тебя...
Твоя Бриа»
Хэн дочитал письмо до последней строчки, каждое слово выжигалось в голове, словно его записывали там лазерным резаком. Потом он начал читать сначала, стараясь оттянуть мгновение, когда опять нужно будет думать и чувствовать. А пока он разбирает почерк Брии, что написала письмо, как будто была здесь, рядом, и исчезнет, как только Хэн перестанет читать. Но в третий раз, сколько он ни прищуривался, не разобрал ни слова. Они почему-то расплывались.
— Конфетка...— прошептал кореллианин, горло сжималось, так что он с трудом выталкивал слова.— Не надо было тебе... мы же были командой, помнишь?
Он задрожал, как больной лихорадкой, сообразив, что сказал: были командой. Хэн встал и принялся, расхаживать из угла в угол, из угла в угол, из угла... Движение вроде бы помогло, хотя смесь эмоций — злость, раздражение, печаль — была такой сильной, что Хэн предпочел бы сойти с ума.
Она соврала. Никогда она меня не любила. Богатая девочка, высокомерная зазнайка, просто развлекалась со скуки... воспользовалась мной, когда принесло, бросила, когда надоел. Ненавижу ее... Хэн взвыл. Нет, это я вру. Я ее люблю. Ну как она могла? Говорила, будто ей не все равно. Лгунья! Лгунья?.. Нет, она говорила всерьез. Ей было больно... Да, ей было больно. Хэн вспомнил, как ночами слышал ее плач, как обнимал, старался утешить. Но... почему, солнышко? Я же старался помочь. Тебе нельзя быть одной, тебе надо было остаться. У нас бы все получилось...
А потом пришел страх. А вдруг она не выдержала и вернулась на Илезию? Хэн не питал иллюзий, он абсолютно точно знал, как в таком случае поступит Тероенза. Т'ланда Тиль не способны на жалость и сострадание. Верховный жрец прикажет убить Брию на месте. Хэн озирался по сторонам и ничего не видел. Эту ночь они с Брией провели здесь, в жалкой нищенской комнатке, лежали в обнимку. Бриа жадно прижималась к нему; теперь ясно, с чего вдруг такая ненасытная страсть... Бриа знала, что обнимает его в последний раз.
Хэн замотал головой. Как могло все перемениться за какую-то пару часов?
Поверни время вспять, подсказал детский внутренний голос. Пусть будет ТОГДА, не СЕЙЧАС. СЕЙЧАС мне не нравится. Хочу, чтобы было ТОГДА...
Глупо, да? Хэн перевел дыхание, звук был хриплый, горло саднило. Кореллианин всхлипнул.
Все, он больше не в силах оставаться здесь, разглядывать плесневелые стены. Запихав нехитрое имущество в небольшой вещмешок, а пачки кредиток предусмотрительно распределив по внутренним карманам, Хэн надел старую, видавшую виды кожанку и сунул за пазуху бластер.
А затем прошел по коридору, где через одну не работали лампы, мимо неряшливой женщины за конторкой. И не остановился...
Он ходил целый день, бродил, затерявшись в толпе по району, граничащему с кварталом красных фонарей. Есть не хотелось, сама мысль о еде вызывала тошноту. Бластер оттягивал карман. Хэн далее надеялся, что кто-нибудь из местных сорвиголов попытается ограбить его и тогда появится веская причина для хорошей драки. Кореллианину хотелось изувечить, убить, уничтожить что-нибудь. Или кого-нибудь.
Но никому не было до него дела. А может, от него исходило невидимое излучение, язык его тела предупреждал окружающих: «Руки прочь! Не суйтесь ко мне!»
Разум продолжал соперничать с сердцем, то перетягивая канат, то отпуская. Хэн прокручивал в голове все, что они делали и говорили. Где он ошибся? Что сделал не так? Кто же Бриа — прекрасная, попавшая в беду, но достойная девушка, которая сражается с пагубным пристрастием, или испорченная, бессердечная, черствая богатенькая любительница жестоких игр? Любила ли она его хоть немного?
В минуту просветления Соло обнаружил, что стоит на углу между двумя высоченными кучами битого камня, сжимает в кулаке листок флимсипласта и в мигающем свете вывески дешевого борделя пытается разобрать, что написано в записке. Хэн моргнул. Дождь, что ли?.. Лицо почему-то было мокрым.
Он запрокинул голову к небу, но, разумеется, не было там никакого неба, только стены домов. Хэн поднял к глазам ладонь. Никакого дождя, ни капли.
Сложив флимсипластовый листок, он спрятал записку в карман, чтобы не поддаться искушению и не разорвать ее на клочки. Что-то подсказывало, что потом он будет раскаиваться.
Где бы она ни была, мы не вместе. Хэн расправил плечи. Она ушла и не вернется, поэтому соберись. Завтра первым же делом — к Спецу Ниси в «Паук»...
Тут он сообразил, что на дворе глубокая ночь, а по улицам он шатается то ли двенадцать, то ли пятнадцать часов. К счастью, в этом районе нашлись заведения, открытые круглосуточно. Надо было поесть и немного поспать, а то с голода и усталости голова шла кругом. Соло захромал туда, откуда пришел. Он как будто ступал по раскаленному песку, подошвы стерлись и покрылись волдырями.
