Владимир Петько - Город (СИ)
К счастью, мои сомнения теперь не играли никакой роли. Дэнил и Чеслав уже проникли в город, хотя и не вышли на «сцену». Если я и мог на что‑то влиять, то это было до того, как я умер. Если быть до конца честным, я давно понял, что всё предрешено, а я лишь инструмент, просто принять это не мог. В конце концов, если бы я не умер, они сами могли меня порешить. Кстати, почему они этого не делали? Всё было бы для них гораздо проще, но я ведь «вспомнил» кусок непрожитой жизни, кода я отказался им помогать и Дэнил мне ничего не сделал. Жаль, уже нет возможности спросить.
Путь к библиотеке лежал через центр и только я вышел на площадь, как меня окликнули. Я обернулся — шагах в двадцати тесной группкой стояли мои друзья. Томас с Виктором, Алла с Кристиной и Ирен. Все они, как один, радостно замахали мне руками. Непринуждённые, словно ничего не случилось. Хотя, что это я говорю? Для них ничего и не случилось. Даже Ирен улыбается, значит для неё я никуда не исчезал.
Я так и стоял на месте, соображая, что делать, поэтому они подошли сами. С довольной ухмылкой Том хлопнул меня по плечу, я машинально пожал руку Виктору, Ирен поцеловала меня в щёку. Они что‑то говорили, но слова летели мимо моих ушей.
— Ребята, мне надо идти, — наконец выдавил я.
— Куда? Зачем? — Меня обступили ещё плотней.
Я дёрнулся, толкнул Тома, они немного отпрянули и замерли. Я огляделся — на меня смотрели все, кто находился на площади. В мою сторону, как по команде, обернулись сотни лиц. Где‑то хмурые и озабоченные, где‑то беззаботно — оживлённые, но все одинаково внимательные.
— Мне сейчас надо идти, — быстро выговорил я, — но потом я вам всё объясню. Вам, наверное, трудно будет мне поверить, я и сам хотел, чтобы всё было по — другому…
— Конечно — конечно, — мягко сказала Ирен и тронула кончиками пальцев мой локоть. — Ты просто скажи, чем мы можем тебе помочь.
Я перевел дыхание и с некоторым облегчением продолжил:
— Не знаю, как долго меня не было по вашим ощущениям, но я основательно попутешествовал по Пустоши. Там много чего есть, о чём и представления не имеем… Я вам всё обязательно расскажу, но сейчас мне надо к отцу…
— Так вон же он! — радостно сказала Алла и помахала рукой кому‑то за моей спиной.
Я быстро обернулся. В двадцати шагах от нас и вправду был отец, быстрыми шагами сокращавший это расстояние.
— Что ты здесь делаешь? — резко спросил я, обуреваемый подозрениями.
— Мне сказали — у тебя неприятности, — хмуро бросил отец.
— Кто сказал?
— Не важно, — отмахнулся отец. — Давай, лучше, рассказывай.
Но я успел заметить мелькнувшее среди зевак широкое лицо с коротким ёжиком рыжих волос. Я своими глазами видел, как ему снесли полголовы и в другой раз бы подумал, что обознался, но не сегодня.
— Кажется там Бергер, — вполголоса сообщил я.
Отец даже не моргнул. Люди вокруг медленно приближались к нашей группе, словно их тянуло к этому месту. Кто‑то сдвинулся в толпе, и я увидел Антона. Рядом с ним стоял Давер, такой же невозмутимый. Я мазнул взглядом по беспристрастным лицам и всё понял. Точнее — не смог больше себя обманывать. Что я им сейчас должен сказать? Что они — не люди? Что они должны разрушить свой город, всё, что составляет уклад привычной им жизни, ради сумасшедших историй из мест, которые для них существуют только в сказках и анекдотах? В их глазах был приговор моим надеждам.
— Вот значит, что чувствуешь, когда остаёшься один, — сказал я в пространство, уверенный, что те, кому это предназначалось меня услышат.
— Ты не один, — ответил отец, видимо решивший, что я обращаюсь к нему. — Так что ты мне хотел сказать?
— Помнишь старую историю о том, как один человек увел весь свой народ в поисках страны, в которой они станут свободными?
Отец кивнул:
— Конечно. Но причём тут религия?
— Если ты мне веришь, если я здесь не разговариваю с программой, поселившейся в сотнях живых трупов — пойдём со мной. Я не смогу доказать тебе что‑то словами, всем вам доказать, но если вы мне поверите…
— Ты просто переутомился, сынок, — ласково сказал отец. — Пойдём домой, приведёшь свои мысли в порядок, потом поговорим…
— Потом уже не настанет! — голос мой против воли сорвался на крик.
Люди вокруг, словно единый организм, сдвинулись плотнее. Я отпрыгнул назад и сдернул с плеча тубус. Слетела с рукояти обёрточная бумага, через мгновение по лезвию побежали солнечные зайчики.
— Не подходите!
Все замерли, в воздухе повисла тишина. На меня смотрело множество глаз, и ни в одной паре не отражались ни страх, ни удивление, ни единой эмоции. Словно и нет перед ними сумасшедшего с опасным оружием. Им нечего было мне сказать, и самое ужасное, что я, как никогда чётко, осознал: у меня тоже нет для них нужных слов. Есть слова для того, чтобы обманывать себя, есть такие, что помогут оправдаться, а вот для этих людей слов нет. Здесь они — норма, а я урод. Моя правда для них — гнусная ложь. Я родился здесь, рос, ничем не отличаясь от других, а теперь я для них настолько инородное тело, что они даже не знают, как на меня реагировать, только толкает их ко мне что‑то вроде инстинкта.
Толпа снова сдвинулась.
— Не подходите! Или умрёте!
Рукоять меча вздрогнула, вибрация прошла по руке, добравшись до кости. Люди снова замерли, множество взглядов сошлось на празднично сверкающем лезвии.
— Что тут происходит? — раздался из‑за спин строгий мамин голос. — Пропустите меня!
При этих словах меня самого словно полоснули, то ли ножом, то ли самым остро заточенным отчаяньем. Она протиснулась вперёд и посмотрела взглядом, которому невозможно сопротивляться.
— Всё будет хорошо, — искренне сказала она, и я понял, что проиграл.
— Просто у парня нервный срыв, — добавил отец.
— Мы позаботимся о тебе, — пообещала Ирен.
— Не подходите! — закричал я, но множество рук протянулось ко мне, как спрут. Сзади схватили за локти и прижали руки к туловищу. Меч выдернули из рук, множество голосов одновременно заговорили, словно гипнотизируя. Перед глазами всё поплыло, я не сразу сообразил, что мое тело теперь в горизонтальном положении, поддерживаемое на весу. Как бревно в реке, я поплыл над головами.
В странном онемении, с пустой, без единой мысли, головой, я всё же понял куда меня несут. Это здание было совсем недалеко, с другой стороны площади.
— Мы ему поможем, — неожиданно отчётливо сказал где‑то рядом Антон и яркий солнечный день сменился полумраком неосвещённого коридора.
Справа и слева поплыли двери, точнее — их верхние части. Становилось всё темнее, так что, когда один из проёмов открылся и проглотил меня и несущих, разобрать что‑либо было уже непросто. В комнате включили свет — я лежал на столе, ко мне склонились два лица. Антон и Бергер. Последнего я вроде тоже по имени знал. Кристоф, кажется. Как же давно мы познакомились… Или просто слишком много событий вместилось в короткий отрезок времени? Главное сейчас, что теперь они меня поймали. Не знаю уж как, видимо в части эмоциональных привязанностей я так и остался уязвимым. В общем‑то я и не жалею об этом. Страшно представить, что я бы натворил, будь всё по — другому.
— Мы тебя сделаем лучше прежнего, — миролюбиво пообещал Антон.
Бергер одобрительно кивнул. Понимают ли они, что сейчас делают? Кто они — безвольные марионетки, в которых проснулась аварийная программа, или же действуют по собственному, вполне осмысленному плану? Впрочем, о чем это я? Я же сам видел ту часть города, которая приводит в движение этих кукол. Сломают её — здесь всё остановится. Так чего же я лежу на столе и притворяюсь такой же куклой? Глаза мои враз прозрели и взгляд, упёршийся в потолок, вместо белой поверхности увидел словно бы стекло, за которым растёкся плотный туман. Две фигуры, прижавшиеся к прозрачной мембране, смотрели вниз, на меня. Их отрешенные, равнодушные лица словно говорили — всё что здесь происходит уже не имеет никакого значения, всё предрешено. Но, тем не менее, они ждали. Смотрели, что вылупится из кокона, в который я залез, как гусеница и никак не могу переродится.
Бергер наклонился надо мной и что‑то сказал. Его широкое лицо в маленьких шрамах заслонило от меня двух единственных людей, что я знал за свою жизнь. Они мне не нравились, они были циничны и жестоки, но то, что других в моей жизни не было, говорило скорее о том, что по — настоящему я жил совсем немного. Наконец‑то я понял, что чувствовал призрак и что он мне хотел сказать.
Я поднял руки, как будто и не было никакого паралича и вдавил большие пальцы в глазницы Кристофа. Он закричал и с грохотом опрокинулся назад. Я сел и с изумлением обнаружил лежащий в ногах меч. Какая беспечность! Мои хозяева так и не поверили, что я могу быть больше, чем просто живая кукла. Наверное, меч мне и не нужен теперь, но с ним наверняка будет проще. Чуть тёплая рукоять легла в ладонь и отозвалась приятной дрожью. Предостерегающе вскрикнул обернувшийся Антон. Вскочил Бергер, невероятно, но над кровавыми потёками сверкали целые глаза. Он с ошеломляющей скоростью ударил меня в грудь, выбив дыхание, ломая рёбра. Меня отбросило на стол, но дрожь уже побежала по руке, взмах и меч медленно, будто через смолу, а не воздух, полетел вверх. Вот на его лезвии отразился свет лампы, лениво пополз от гарды к острию, сверкнул в глаза отражённым лучом… В следующий миг меч воткнулся в прозрачную мембрану и по ней во все стороны побежали трещины. Ещё через мгновение она с протяжным звоном превратилась во множество мелких осколков.
