Виктор Бурцев - Охота на НЛО
— Это что за мудень? — спросил он, грохнув графин и ткнув пальцем в Хейти.
— Это не мудень. Это товарищ из Эстонии, — солидно поправил Сергей.
— Из Эстонии товарищ… — повторил генерал. — Чудно. И что мне с вами делать? Много народу вас видело, пока вы сюда рвались?
— Дежурный… Секретарь в приемной…
— Ладно, замнем пока. Кто внизу дежурил?
— Младший сержант, с усиками, молодой такой.
— Рюмин. Этот не настучит, слава богу. — Генерал позвонил секретарю и сказал, что занят. — Так что мне с вами делать?
— А посадите нас, товарищ генерал.
Бельский вздохнул. Поднялся, подошел к серванту, открыл один из ящиков, достал бутылку водки «Гжелка», тарелку с бутербродами, поставил на стол. Придвинул два кожаных кресла.
— Садитесь.
— Любимая водка Ельцина Бориса Николаича, — пояснил эстонцу Сергей, указывая на бутылку.
— Серьезно?
— А хрен его знает. Читал где-то… У него, по-моему, все было любимое, что ни налей.
— А вот наш президент пьет очень мало, — ностальгически сказал Хейти. Генерал по праву хозяина разлил водку в хрустальные фужеры и заметил:
— Вас бы стрелять надо, паскудников, а вы водку жрете у меня в кабинете. Ну, кто я после этого?
— Отец родной, товарищ генерал, — прочувствованно сказал Сергей.
Приключения последних дней были с ярко выраженным алкогольным уклоном, и сегодняшняя пьянка в гостях у начальника УВД тянула на удачное их завершение. И антураж-то каков: кожаные кресла, малахитовый письменный прибор, кондиционер шуршит…
— Значит, говоришь, посадить вас… Чудно. А мораль? — спросил генерал, чокаясь.
Сергей опрокинул фужер, сунул в рот бутерброд с какой-то колбасной пастой и пояснил, жадно жуя:
— Выигрываем день. Пока на Добровольского прознают, пока бумаги выправят нужные… Вы ж нас сразу не отдадите?
— Не отдам. Хотя почему не отдам? Я вообще как дурак тут сижу, не знаю ничего, как та обезьяна…
— Какая обезьяна?
— Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не скажу. — Генерал снова налил. — Рассказывай всю историю. И не брехать, понял?!
Сергей уложился в остаток «Гжелки» и один разлив из новой бутылки, на сей раз «Золотого кольца». Генерал крутил головой, крякал и иногда переспрашивал.
— Только в книжках такое читал, — признался он. — Ну и что дальше?
— А дальше мы пришли сюда. Я решил, что хватит шифроваться по подвалам.
— Видишь, значит, в моем лице союзника? Чудно. А подумал ли ты, что мне не резон вешать вот сюда, — генерал похлопал себя по багровой шее, — взорванный НИИ и хрен знает сколько народу, которых вы там положили?
— Дело в том, товарищ генерал, что этот факт так и останется не установленным. Не станут же товарищи оттуда, — капитан выразительно посмотрел в потолок, — оглашать истинные причины взрыва и фамилии тех, кто там сидел? А официальные сотрудники института по ночам не работают.
— Оно так… И жалеть их всех вроде не с руки, если правда, что ты говоришь… — Бельский с усмешкой посмотрел на эстонца. — А у тебя, стало быть, в голове компьютер?
— Да не компьютер… — поправил Сергей. — Тем более он как водки выпьет, так на человека похож.
— А мы все так: как водки выпьем, только тогда на человека и похожи. — Бельский вздохнул, болтнул бутылкой и решительно разлил «Золотое кольцо».
— Посадить я вас посажу, хорошо. И даже не буду оформлять явку с повинной и все прочее — разберемся. Но дальше что? Придут ведь за вами, и с солидными бумагами.
— С какими? В чем мы виноваты?
— Взрыв НИИ.
— Доказательства?
— Хорошо. На хате у тебя майора ихнего кокнули.
— А я при чем? А товарищ эстонец и подавно не виноват. Он и так чуть живой от ужаса. Так ведь?
— Чуть живой, — согласился Хейти, который, похоже, пригрелся в уютном большом кресле и слегка задремал. Сергей и сам бы придавил минуток тышу двести, но это потом, в камере… Сейчас главное — уговорить генерала, который, похоже, уже уговорился. А что ему, он и не рискует ничем, если что — посадил до выяснения обстоятельств. Умница, а не генерал.
Бельский выпил, поискал, чем закусить, не нашел и отобрал у Свинтуса более-менее целый листок капусты. Вкусно захрустел, потом подошел к своему столу, нажал кнопку селектора:
— Вызовите Старикова. С машиной, да.
— Генку, что ли? — спросил Сергей.
— Его.
Стариков был старый знакомец еще по академии, мужик хороший, болтать не будет. В молчаливом ожидании они допили вторую бутылку, и генерал заметил:
— Споил вам, сволочам, неприкосновенный запас.
— Воздается, товарищ генерал, — сказал Сергей. Сейчас он был готов расцеловать морщинистую физиономию Бельского. У них появлялся по крайней мере день, притом день спокойный, с едой, под охраной.
— А свинку вы где мою взяли? — поинтересовался капитан.
— В кабинете твоем забрал. Жалко скотину стало, сдохнет ведь… Хотел внуку отнести, да она как-то прижилась у меня, развлекает, настроение создает…
— Ну, спасибо. А то я, признаться, волновался.
Стариков лишних вопросов не задавал. Он погрузил их в «бобик» и отвез в отделение на Толстого, где сдал дежурному, наказав посадить в камеру, хорошо кормить и никого не пускать ни с какими бумагами, пока не поступит личное разрешение от начальника управления. Ошарашенный дежурный — белобрысый лейтенантик, которого Сергей не знал, — едва ли не с почестями проводил их в КПЗ и даже выгнал оттуда мирно спавшего пьяницу, тот уходить не хотел и плакался, что уже очень поздно и домой он не доберется.
— Спокойной ночи, — пожелал лейтенант и ушел, заперев дверь.
Хейти тут же заснул, устроившись на жесткой лежанке, а к Сергею сон не шел. Поди ж ты, совсем недавно только того и хотелось, что упасть и уснуть. А теперь вот ни хрена не получается…
Вспомнились слова генерала: «Хрен знает сколько народу вы там положили». А действительно, он ведь до последнего не думал, старался не думать о неминуемых жертвах Понятно, что они там по ночам не работают, нет такой нужды, но охрана-то была… И старик-сторож, которого уложил Хейти со своими «тараканами»… И Кожемякин, хоть его уж совсем не жалко, но ведь убил-то тот же самый Хейти, мирно сопящий в метре от Сергея.
Страшно.
Жутко.
И никаких угрызений совести. То ли перегорело, то ли и не было их вовсе…
И внеземное чудо, сгоревшее в подвалах института, тоже не жалко. Если все, что они сумели оттуда выковырнуть за столько лет, — это мерзкие штучки для штамповки зомби, туда этому чуду и дорога. Не лекарство от рака или СПИДа, не вечный двигатель, не антигравитация…
А какие они были? Лежали, наверное, в капсулах больших и прозрачных, наполненных фосфоресцирующей жидкостью… Или в морозильниках. А что еще вернее, разобрали их еще полвека назад на органы и развезли по стране… Как, между прочим, могли развезти и хитрую начинку, так что рванули мы институт или не рванули, а следы-то остались, следы никуда не делись… И пластинка. Осталась у Борисыча в мусорном ящике. Одна надежда, выбросит он ее. А может, и не выбросит. Может, отнесет куда следует, когда услышит, в какую историю вляпался капитан милиции Слесарев.
Так какие же они были?
Зеленые человечки с маленькими ртами и лягушачьими зенками?
Или со щупальцами, костисто-слизистые, как в дерьмовом ура-патриотическом боевике «День независимости»?
Или такие же, как мы? Только начинка другая. Желудок, к примеру, в голове, а мозги — в заднице.
Сергей хихикнул.
Ах да. Старик Жабенко сказал: «Как жабы, только с волосами». Забыл, совсем забыл…
Смешно. Жабенко — жабы.
Ква-ква.
Некстати — или кстати — припомнилась песенка его, и Сергей забормотал под нос:
Кто здесь самый главный анархист?
Кто здесь самый хитрый шпион?
Кто здесь самый мудрый судья?
Кто здесь самый удалой Господь?
Неба синь да земли конура.
Тебя магазин да меня дыра.
Пока не поздно — пошел с ума на х..!
Пока не поздно — из крысы прямо в ангелы.
На картинке — красная морковь Поезд крикнул — дернулась бровь Лишь калитка по-прежнему настежь Лишь поначалу слегка будет больно
Бери шинель — пошли домой,
Бери шинель — айда по домам.
Эй… — тихонько позвал его проснувшийся Хейти.
Сергей обернулся.
— Пою вот, — смущенно сказал он.
— Что за песня?
— Группа такая, «Гражданская Оборона».
— Название странное.
— У вас и таких небось нету. Один этот… Тынис Мяги, — обиделся Сергей. — Жирный такой. Он жив еще?
— Не знаю. Я «Роллинг Стоунз» люблю.
— Вот и слушай.
Посидев в молчании, Сергей хотел сказать эстонцу еще что-нибудь обидное, но тот снова уснул. Сон упорно не шел, и Сергей побродил по камере, почитал однообразные надписи на стенах.
«Выйду отсюда… Если выйду, подам заявление в Чечню. Не смогу здесь больше, — решил он, — Но это все вилами на воде… Если в органах оставят, если не прихлопнут, если вообще что-то будет ПОСЛЕ. Вот господин Карутар спокойно поедет в Эстонию… Если опять же не помрет в дороге от инфаркта, например. Инфаркты у нас делать умеют».
