Дмитрий Манасыпов - Возвращение
«Твою-то мать… — мелькнула мысль. — Неужели вот так вот глупо?..»
Да ни за что! Танат мотнул головой, набычился и прыгнул вперед, стараясь дотянуться до того, кто не должен был выйти отсюда. Тело двигалось медленно, тягуче проходя через ледяные бритвы, раздвигая их и платя за это все новыми и новыми огненными вспышками в тех местах, где кромки достигали кожи, вырывая наружу красные капли, сплетающиеся в ажурную паутину.
Уже в прыжке он увидел, как из левой руки врага, из разошедшихся в сторону толстых складок, вылетело матово блестящее искривленное лезвие, к которому он приближался со все более нарастающей скоростью. Инерция полета не дала возможности уйти в сторону, и он приготовился ощутить этот, наверное, самый болезненный удар в своей жизни.
Охотник шагнул вперед, видя, как противник летит навстречу собственной смерти. Выпустил лезвие, ожидая момента, когда Измененный изобразит бабочку, которая сама нашпилилась на иглу. Чуть помог, ударив коротко, без замаха, почувствовав, как лезвие вошло в живую плоть, с хрустом скользнуло по ребрам и ушло чуть в сторону. Бледное лицо Измененного, которого звали Танатом, перекосилось в гримасе. Боль, отчаяние, страх, понимание и осознание собственного конца… что еще было в ней, что мелькнуло неуловимой тенью, никак не отразившись в непроницаемых черных глазах? Самому Охотнику осознание пришло чуть позже… Вместе с быстрым и острым уколом под вытянутый мощный подбородок. А потом наступила тьма.
Удар вышел на славу. Танат улыбнулся уголком рта, закашлялся, почувствовал, как по подбородку пробежала первая горячая струйка. Что же, а конец-то вышел неплохой. И того, что было делом, и этой странной игры, в которой ему выпала роль хоть и не пешки, но и явно не ферзя, и самой жизни. Пусть ее и не было очень долго, а было просто существование, но закончил он его очень хорошо. Именно так, как нужно было, дав возможность другим закончить то, что нужно закончить.
Измененный нащупал то, что сейчас торчало в его теле. Лезвие держалось только за счет последнего напряжения мышц Охотника, валявшегося на кафеле пола. Нет, так не пойдет, точно не пойдет, хотя будет и очень больно. Танат положил вторую руку на основание живого ножа, собрался, понимая, что сейчас будет. Выдохнул и рывком, с натугой захрипев, выдернул его из себя… рухнув рядом с тем, кто убил его. Внутри взорвались мириады гранат, причиняющих боль, перед глазами закрутились яркие разноцветные круги, сплетаясь в красивые петли. Измененный всхлипнул, почувствовав, как стало неожиданно холодно, и понимая, что круги начали выстраиваться в тот сверкающий ослепительной белизной коридор, по которому он уже однажды двигался вперед. Да, все было как в прошлый раз, именно так. Но очень неожиданно стало так неохота… неохота уходить. Захотелось остаться. Увидеть, чем все закончится…
Белый как мел мужчина в черном рабочем комбинезоне лежал посреди холодной комнаты в старом кирпичном здании морга, зажимая руками громадный разрез на животе, не думая о том, что все вокруг уже давно залито его кровью. Обычной человеческой — вновь человеческой! — кровью. Он снова умирал, но только в этот раз абсолютно по-настоящему.
Измененный, которого много лет подряд знали лишь как Таната, вновь стал человеком, вернувшись в тот мир, который был ему родным. И пусть возвращение оказалось лишь мигом перед погружением в абсолютную темноту, но он смог… смог вернуться.
Глава 13
Парк — «Восьмерка»
Я понял, что нужно к чему-то стремиться,
Я устал в своих мыслях постоянно находиться,
И я счастлив, что жизнь удалось изменить,
А то, что было раньше, остается забыть.
Сдобный пнул носком ботинка невысокую сутулую тварь, которую Скопа смогла снять своим выстрелом. Нет, все-таки Парк странное место, если самый обычный неприглядный поводырь смог развиться здесь до такого уровня, что свалил с ног голема. Хотя… обычный для поводырей горб на спине, в котором сидел паразит, дающий им возможность управлять другими, был значительно больше стандартных. Так что выходит, здесь и в самом деле многое не такое, как снаружи. И Радостный отсюда кажется куда более нормальным, чем есть на самом-то деле.
Странная мысль мелькнула у меня, очень странная. Та многоногая хрень на Тропе, расстояния, которые невообразимо увеличились, этот вот поводырь… как будто в Парк влезла какая-то зараза. Влезла и начала расти в стороны, увеличиваясь сама и увеличивая за счет этого сам Парк. Черт его знает, что за тупость, но на какой-то момент возникло совсем уж странное ощущение. Что здесь, именно здесь, с нашим миром столкнулся совершенно другой. Пролез, просочился, разодрав в клочья кажущуюся такой прочной ткань самого бытия, и влез. Бред? Да уж не знаю… вас бы на мое место. Тогда бы и посмотрел, что вы надумали бы про это дело.
— Да уж… — пробурчал голем. — Бывает и на старуху проруха.
Ба, да ему никак стыдно, что ли? Охренеть не встать, право слово. Еле выжили, и снова благодаря вот этому ходячему танку, и ему еще и стыдно. Держите меня семеро, вот он зажигает…
Покрошенные в труху косари валялись ни много ни мало в пяти метрах от нас. Учитывая, что на самом их подходе мы втроем зацепили лишь одного, вполне можно было предсказать результат столкновения. Не было бы пушки, которая просто, пардон за каламбур, выкосила этих косарей, так и нас бы уже не было. А так… широким веером пули легли точно в цель, дав нам возможность идти дальше. И идти целыми и невредимыми.
— Крандец еще одной местной легенде… — протянула Скопа, глядя на то, что лежало у наших ног. — И хрен бы с ней, честное слово.
— Согласен. — Сдобный смачно сплюнул. — Не нужно оно нам здесь.
Я ничего говорить не стал, так как добавить было нечего. Тотальный мясорубочный апокалипсис, сотворенный Крюком, просто впечатлял и радовал. Результат радовал еще больше. Оставалось только пройти до конца Парка без проблем, глядишь, тогда и вообще все замечательно будет.
— Двинули, что ли? — Крюк поправил свое шестиствольное чудовище. — Время идет. Сейчас на этот шум как набегут всякие поклонники тишины после одиннадцати часов. И придется нам снова доказывать, что мы все из себя перцы. А по дороге у меня схронов больше нету. И где потом заряды брать?
И верно, нечего задерживаться.
Голем снова вышел вперед, двигаясь к самолету на постаменте. Асфальтовая дорожка вела в сторону той вертушки, которая выводит к нужному повороту. Там можно относительно спокойно топать до необходимой точки маршрута и не думать о том, что сломаешь ноги на какой-нибудь арматуре или коряге. К так нужным нам пятиэтажкам от Парка ведет вполне хорошо сохранившаяся дорога.
Мы шли тем же порядком, вытянувшись в цепочку. Мимо давно разваливающихся аттракционов, покрытых толстым слоем ржавчины и грязи. Мимо замершего навсегда колеса обозрения, откуда когда-то, помню, смотрел на город сверху. Мимо каких-то киосков с давно отслоившейся краской на стенках, провалившимися дверями и окнами. Мимо упавших с креплений качелей-лебедей, в ночниках выглядевших совершенными монстрами. Мимо остановившегося на рельсах паровоза с двумя вагончиками. Вот ведь…
Я любил это место. Очень давно, в детстве. И сейчас, проходя мимо, вновь понял то, что случилось не только с теми, кто оказался внутри во время Волны, нет. С нами, теми, кто был вне Радостного в момент катастрофы.
За то, что стало вот с этим самым паровозом, который катал еще меня, такого маленького, а потом сестру… ненавижу тех, кто сделал это. И ненавидели все, кто были такими же, как мы со Скопой — такими же, как и я. И именно потому мы ходим в Район, уничтожая тварей, и бывших раньше людьми, и нет. Пусть когда-то они были такими же, как и мы. Но это когда-то, и очень давно. Стирая их с лица моего города, я не ощущал, что не прав. Наоборот, совсем наоборот. Каждый раз, когда передо мной лежало тело очередного Измененного, я видел, что освободил несчастное создание, заточенное внутри. И не было раскаяния по поводу смерти невиновного. Да и какие они были невиновные, если стремились добраться до тебя любыми путями? И всегда хотелось хоть как-то исправить то, что сделала с городом Волна. Хотя бы так.
Остаток пути мы прошли быстро. Никто нам не попался, никто не захотел проверить нас на крутизну и умение дать адекватный ответ агрессии. Вертушка, показавшаяся впереди, скрипела так же, как и в последний раз, когда я проходил здесь. Давно это было, еще до того, как мы пошли сюда с фээсбэшниками. А она все так же скрипела и скрипела.
— Идем вдоль гаражей, что у поворота на Осиновку, или как? — Сдобный посмотрел на голема.
— Да… — Крюк задумчиво почесал подбородок. — Попробуем так. Хотя…
А что хотя? Да ничего… выбора нет. И понимаю, из-за чего он подбородок свой чесал. Учитывая то, как нас пасли и пасут, на перекрестке за «Восьмеркой» вполне ожидаемо могут быть ребята в броне и с оружием. Да уж, сложно стало ходить по Району, ничего не скажешь. Если тебя каждая собака знает и ищет.
