Андрей Посняков - Кокон
В общем, молодежка — это была смерть. Изначально, конечно, в этом подростковом отряде имелся какой-то смысл — назначили и выдрессировали главных, их помощников, внедрили стукачей, ну а потом предоставили молодежи вариться в собственном соку. Требовали только соблюдения норм выработки, во внутренние дела не лезли… И оттого стало так жутко, что… В общем, совестливые, добрые, слабые там долго не выживали. А уж что касается присланных «на исправление» взрослых, какими бы крутыми они ни казались, — это особая песня! Мало кто продержался больше пары недель.
«Повоспитывать», «замочить» мужиков — вот славно-то! Ну как тут не поглумиться? Тем более, с полного одобрения и даже при поддержке хозяев!
* * *Заложив руки за спину, Тихомиров уныло шагал за надсмотрщиком к соседнему, «молодежному» складу. То есть это только со стороны так казалось, что уныло — на самом-то деле Максим не просто опустил голову: прятал глаза — думал.
Что больше всего ценится в неформальных подростковых компаниях, кроме верности клану и готовности, не рассуждая, эту верность выказывать и укреплять? Правильно — сила и наглость!
Вот таким — сильным и наглым — Тихомиров и собирался сейчас быть. По крайней мере — какое-то время.
Пока то, пока се — молодежный отряд уже отправился на работу, в бараке — складе — «шуршал» только дневальный…
Вот с него-то Максим и начал! Почти по канонам классического советского фильма.
Сразу, с ходу, бросив куртку на лучшие — у окна — нары, пнул истово натиравшего тряпкой пол паренька:
— Ты кто?
— Я-то? Дневальный…
— Вижу, что дневальный… В морду хочешь?
Парень округлил глаза:
— За что, дяденька?
— Было бы за что — вообще б убил, — грозно ухмыльнулся Тихомиров. — Брось тряпку!
Дневальный поспешно выполнил требуемое и угодливо изогнулся: чего, мол, изволите? Не такой уж он и был юный, явно не меньше семнадцати, но задерганный, точней говоря, затюканный, забитый. Бегающий, затравленный взгляд, бритая наголо голова на тонкой шее, смешные оттопыренные уши.
— Садись! — Максим кивнул на соседние нары. — Рассказывай.
Парнишка развел руками:
— Про что рассказывать-то, дяденька?
— Про все! Вернее, про всех. Ну? Кто у вас тут самый главный?
— Главный… это… Мафон. Он зарезать кого хошь может.
— Так-так. — Заложив руки за голову, Тихомиров с видом бывалого зэка развалился на нарах. — Зарезать, говоришь… Ну, зарезать и я кого хочешь могу — не веришь? Еще кто, кроме Мафона этого, в главных?
— Стрига с Баксом еще мазу держат. Но они при Мафоне. Правда, не в шестерках, шестерить есть кому.
— Так. Еще?
— Еще десятники, ну, звеньевые, но они особо на рожон не прут. Мафон, кстати, тоже… Это Стрига с Баксом отмороженные, а все остальные так, погулять вышли.
— Понятненько… Кто из взрослых блатных за порядком смотрит?
— Да никто. Сами по себе мы.
— Ясно… Этот ваш главный… Мафон, он что, тоже на работах?
— Да, мы все работаем, — ухмыльнулся дневальный. — Не зона, отдыхать никому не дают. Правда, у Мафона работа не то что у нас — тачки-то не таскает, при кухне грузчиком трудится. Они все здесь — при кухне.
— Понятно… Мафон, значит, тут у вас самый умный?
Собеседник неожиданно рассмеялся:
— Скажете тоже — умный! Но хитрющий — точно!
— Ладно, — пробормотал про себя Макс. — Посмотрим, какой он хитрющий…
* * *Прохлаждаться до вечера ему, конечно, не дали — едва Тихомиров завалился поспать, как прибежал запыхавшийся мальчишка… Точнее, не совсем так — Максим, когда увидал в окошко, что кто-то бежит, тогда и завалился.
— Кто тут новенький?
Молодой человек даже ухом не повел и, уж тем более, не открыл глаз.
— Эй… — Посыльный ткнул его в бок. — А ну-ка, вставай, дядя!
Вместо ответа Макс с ходу залепил ему кулаком в лоб. Старался бить не сильно, — мальчишка-то чем виноват? — но вполне чувствительно.
— У-у-у… — Полетев на пол, посланец плаксиво скривился. — Вот я Стриге пожалуюсь…
— Жалуйся хоть отцу Аврааму! — вставая, грозно насупился молодой человек. — Я тебе, шпендель, не дядька, а Максим Андреевич, усек? Ну?!
Макс так рявкнул, что пацан аж пригнулся, и казалось, вот-вот бросится бежать. Даже дневальный бросил на время тряпку и с любопытством следил за развитием событий.
— Понял, спрашиваю? — Тихомиров грозно занес кулак, а парень Максим был не хилый, да и таскание тачек с песком его только закалило.
— П-понял, — испуганно закивал пацан. — Т-только я тут ни при чем, Максим Андреевич, меня ж послали…
— А теперь я тебя пошлю… нет, не туда, куда ты подумал. Мафона мне позови. Скажи: так и так, Максим Андреевич, мол, ждет. Он про меня знает.
— Понятно. — Посланец быстро вскочил на ноги. — Так я, Максим Андреевич, пойду?
— Рысью давай! Нет, постой! Сигареты мне принеси.
Пацаненок плаксиво сморщился:
— Так нет у меня…
— Ах нету? — Тихомиров снова насупился. — Это, значит, я по твоей милости без курева тут торчать должен? Как фамилия?!
— Микушкин он, — изогнувшись, угодливо подсказал дневальный. — Второй месяц только у нас.
Пацан, похоже, совсем сомлел. Затрясся даже:
— Я-я-я…. Я сейчас… принесу… можно?
— Рысью давай! И Мафона позвать не забудь. — Максим повернулся к дневальному: — Ну? А ты что тут грязь размазываешь? Совсем охренел? Нормально полы мыть разучился? Я смотрю, распустились вы тут все без пригляду!
Дневальный — как его там зовут, Тихомиров и не старался запомнить — принялся остервенело драить пол. Минуты через три в барак снова заглянул Микушкин — принес сигареты:
— Пожалуйста, Максим Андреевич, курите на здоровье!
Скосив глаза, Макс углядел, на улице, у дверей, чьи-то любопытные рожицы и, поспешно спрятав усмешку, крикнул:
— Все! Теперь Мафона ко мне приведи! Да скажи, чтоб поторапливался.
Микушкин — и любопытные — исчезли.
Тихомиров рассеянно потянулся и вновь завалился на нары…
Надо сказать, всесильный владыка барака, конечно же, не явился уже через пять минут, не пришел и через десять, а вот через полчаса заглянул. Скользкий такой хитроглазый типчик лет двадцати — остроносый, чернявый, с редкими усиками. Пришел не один, в сопровождении двух похожих друг на друга бугаев — коротко стриженных, коренастых, с кулаками-арбузами и лицами, напрочь лишенными даже намека на какое-то подобие интеллекта.
— А, Мафон Мафоныч! — Доброжелательно улыбаясь, поднялся навстречу Максим. — Ну, проходи, дорогой, садись, кури вот… — Он бросил на топчан сигареты. — Наконец-то я тебя дождался.
— Я что-то не очень пойму, — скривился юноша. — Кто кого сюда приглашать должен?
— Садись, садись, давай уж без церемоний.
Демонстрируя все свое радушие, Тихомиров едва не обнял Мафона, тот, правда, вовремя отстранился.
— Да! — расставив ноги, ухмыльнулся Максим. — Таким вот я тебя и представлял, по рассказам. Орел! Привет тебе от Генки Мохнатого, Котьки Кирпичева, Ваньки Каинова…
— Не знаю никаких Генок.
— Зато они тебя знают, милок, ох как знают. Вот и мне проведать тебя наказали. Посмотреть, что тут да как. — Тихомиров смачно плюнул на чисто вымытый пол. — Корешки твои пусть на улице подождут… базар есть.
— Подождите. — Махнув рукой телохранителям, юноша озадаченно хмыкнул.
— Ну, вот, — удовлетворенно кивнул Максим. — Теперь мы с тобой спокойно поговорить можем.
— Подожди… — Мафон едва скосил глаза на дневального, как того уже не было! Вылетел за дверь пробкой, едва об порог не запнулся!
Оба — хозяин и гость — уселись на нары друг против друга. Мафон вытащил зажигалку, щелкнул… закурили.
— Так, значит, авторитетные господа все же решили нас под контроль взять, — плоским, безо всякого выражения голосом произнес хозяин барака — непонятно было, то ли утверждал, то ли спрашивал.
Максим хохотнул:
— Так пора бы уже!
— А не боятся? Извини, не то сказал, — быстро поправился парень. — Тут ведь не обычная зона, порядков старых нет.
— Вот это и плохо, что нет, — с истинной печалью тюремного сидельца вздохнул молодой человек. — Беспредел… он никому не выгоден.
— Так я ж говорю: здесь не зона! — Мафон, кажется, начинал нервничать. — Вы там, на воле… ну, те, кто тебя послал, уважаемый, совсем ничего про здешние дела не понимаете.
— Вот я и пришел. Прояснить.
— Прояснишь, — сухо кивнул юноша. — Поможем. Но… Как ты сюда попал, я уже знаю — ничего не скажешь, ловко. Вот только одного не могу понять, уважаемый, как ты обратно-то выбираться будешь? Охрана здесь, знаешь, трехглазые, а их не подкупишь!
— И на трехглазых есть управа… Ну, ты давай, давай, рассказывай…
— Расскажу, сказал уже… — Мафон недоверчиво прищурился, отчего узкое, словно припорошенное известковой пылью лицо его стало походить на бесстрастную физиономию китайца. — Сначала спрошу?
