Даниэль Дакар - Джокер
— Туше, — кивнул он, примирительно поднимая ладони. — Умыла старого черта. И что тебе требуется от меня?
— Консультация. Это в принципе возможно — обратиться к его величеству с просьбой о встрече? Я имею в виду, для меня возможно?
— Возможно, — Цинцадзе смотрел ей прямо в глаза. — Вполне возможно. Ты заинтересовала его величество, в немалой степени с подачи его высочества, которого ты заинтересовала еще до своего появления на Кремле. Выжимки репортажей с Бельтайна, ха! Но суть не в этом. Маша, давай договоримся так: ты покажешь мне материалы, которые пришлют твои друзья, и мы вместе решим, стоит ли говорить об этом с императором.
«Я решу» — говорила вся его интонация, но Мэри и не подумала возражать. Хозяином положения был сейчас Ираклий Давидович, и она прекрасно это понимала. Более того, отдавала себе отчет в том, что из майора Гамильтон дипломат — как из корвета линкор. Может быть, и похоже, если особенно не приглядываться, но масштабы разные. Несопоставимые масштабы.
Мэри рассмеялась, стоя в верхней части пологого пандуса и с удовольствием поглядывая вокруг. Она любила суету и структурированный хаос космопортов. Переливались разноцветными огнями зазывные вывески кафе и ресторанчиков. Звучали объявления, сигналили крохотные кары носильщиков, призванная быть релаксирующей музыка едва-едва пробивалась через всеобщий гвалт. Куда-то спешили служащие в голубой униформе. Кто-то терял детей, тут же находя их и награждая подзатыльниками. Быстро и слаженно прошагала рота кадетов в сопровождении двух усатых старшин. Капризная девица лет семнадцати пронзительно вопрошала маменьку, не забыла ли та положить розовое платье. Розовых платьев у девицы явно было больше одного, и выяснение, о каком именно идет речь, изрядно затягивалось.
— Что ты, Машенька? — услышавшая смех внучки Ольга Дмитриевна коснулась локтя Мэри, снова затянутого в повседневную бельтайнскую форму. Берет девушка, поддавшись на уговоры, все же оставила дома, но по поводу формы была непреклонна.
— Мне здесь нравится, — пояснила она. — Космопорт всегда означает что-то новое, этакая зона перехода, только не в Пространстве, а на тверди.
— Ты права, конечно, только новое — оно ведь разное бывает. Отца твоего мы в последний раз встречали тоже здесь, только на соседнем терминале… — голос графини предательски дрогнул, и Мэри поспешила поддержать ее под руку. Накануне она вместе с дедом и бабушкой была на кладбище. Долго стояла возле серого неправильной формы куска гранита, не замечая, как течет по пальцам воск тонкой и длинной желтой свечи. Ольгу Дмитриевну граф вскоре отвел в машину, а Мэри задержалась, водя ладонью по неровной зернистой поверхности, и не зная, что сказать отцу. Сказать хоть что-то хотелось до болезненного спазма в горле, но слова не шли.
Она встряхнулась, прогоняя воспоминания и вызванную ими тоску. Как бы то ни было, сегодня день определенно радостный: прилетает, точнее — уже прилетела София. Осталось совсем немного. По совету Николая Петровича Мэри не мудрствуя лукаво арендовала стартовый квадрат в той части космопорта, которая предназначалась для частных кораблей. Так что «Джокер» благополучно сошел с орбиты, приземлился и теперь до встречи двух ее бабушек оставались считанные минуты. Ух ты… вот это да!
Зрелище действительно было еще то, и она торопливо указала Ольге Дмитриевне, куда именно следует смотреть. Впереди — грудь колесом — выступал, раздвигая толпу, конопатый детина в летном комбинезоне и берете без кокарды. Вслед за ним широко шагала сухопарая монахиня в белом апостольнике с черным крестом и серой сутане, которая не скрывала ни военной выправки, ни потрепанных пилотских ботинок. Рядом с монахиней легко скользила девушка не более пяти футов ростом, одетая так же, как расчищающий им дорогу громила. Замыкала процессию пара несомненных близнецов, каждый из которых нес на плече по баулу. Они чуть было не прошли мимо, когда с трудом сдерживающая хихиканье Мэри окликнула на кельтике возглавлявшего шествие здоровяка:
— Премьер-лейтенант О’Нил!
Все повернулись к ней одновременно: сияющий Рори, сдержанно улыбающаяся Элис, чуть напряженная София, донельзя довольные собой и миром братья Рафферти… Команда тут же перестроилась, образовав живой щит, отделяющий Софию от круговерти терминала прилета. Мэри шагнула вперед, обняла бельтайнскую бабушку и обернулась к забывшей дышать Ольге Дмитриевне.
— Бабушка Ольга! Это моя бабушка София! — она отошла в сторону, предоставляя женщинам возможность познакомиться без посредников.
Неприметный человек, внимательно наблюдавший за происходящим, уныло вел запись. Ничего интересного предъявить нанимателю он не мог. Хотя еще не вечер: несколько фраз на кельтике, которыми объект обменялся с людьми, сопровождающими монахиню, были весьма многообещающими.
Подозрительно шмыгающая носом Агафья Матвеевна выставила на стол еще что-то, вкусное даже на вид, и удалилась в кухню. Степан был на этот вечер приставлен к гостье, удивленной и смущенной оказываемым ей вниманием. София переоделась, что в ее понимании означало избавиться от сутаны и апостольника, и теперь сидела за столом в легком комбинезоне и в мягких туфлях, сменивших ботинки, без которых Мэри бабушку себе не представляла. Полчаса назад София извлекла откуда-то из недр одного из баулов запечатанный конверт плотной бумаги без надписей на нем и футляр с двумя кристаллами, которые внучка приняла у нее из рук не без внутренней дрожи. Верительные грамоты и предложения Совета Бельтайна Российской империи.
От мысли немедленно сесть и начать изучать присланные материалы Мэри отказалась. У нее были другие планы на вечер, а экономические и политические выкладки подождут. Сегодня воскресенье. Время еще есть. И хорошо, что она спланировала все заранее, в том числе и то, что следует сделать с «подарком» с Бельтайна до тех пор, пока у нее дойдут до него руки. Накануне у нее выкристаллизовалась мысль, которая, будучи смутным ощущением, не давала ей покоя. Она наконец поняла, кого напоминает ей отец. При полном отсутствии внешнего сходства было в полковнике Сазонове что-то от Келли О’Брайена. Что-то совершенно неуловимое, но безошибочно узнаваемое: в глазах, в усмешке, в манере строить фразы и перескакивать от одной темы к другой. А значит… Вне всяких сомнений, батюшка был хорошим сыном, но вот послушным — это вряд ли. Стало быть, надо хорошенько осмотреться в его комнате. Вчера, незадолго до полуночи, она учинила в принадлежавшей теперь ей спальне самый тщательный обыск, и не была разочарована результатом. Кто ищет — тот найдет: одна из лакированных планок прилегающей к стене стороны массивного изголовья старой кровати беззвучно упала в ее подставленную ладонь. Внутри было пусто, и оставалось только гадать, что и когда прятал там Саша Сазонов. Но места в скрывавшейся за планкой полости было вполне достаточно для того, чтобы убрать с глаз долой и конверт, и футляр с кристаллами. Да, возможно, эти поиски тайника и припрятывание никому, кроме нее, не интересных — пока! — вещей и отдают паранойей. Но береженого, как известно, и Бог бережет, а она покамест не была готова безоговорочно доверять новообретенному дому. Точнее, готова. Ну почти. Но не в данном случае: ставки уж больно высоки.
Когда она спустилась в столовую, оказалось, что бабушки уже сидят за поздним обедом или ранним ужином. Укоризненные взгляды, брошенные ими на внучку, были до того одинаковыми, что той немедленно захотелось захихикать, но она с самым серьезным видом извинилась за опоздание и подсела к столу. До прихода Мэри разговор, похоже, не клеился, но ее появление как будто развязало пожилым дамам языки: явилась самая актуальная тема для беседы. Говорила больше София, Ольга Дмитриевна слушала, время от времени всплескивая руками и поднося к глазам скомканный платочек. Но постепенно речь перешла от внучки к детям, и тут уже графиня взяла разговор в свои руки.
— Александр любил Алтею, сватья. Я знаю, у Марии были сомнения на этот счет, возможно, и у вас тоже. Но он действительно ее любил и действительно хотел жениться на ней. Не его вина, что все сложилось так, как сложилось, но знайте: в моих глазах и в глазах Николая несколько слов, произнесенных или не произнесенных священником, ничего не меняют.
— Я уже поняла это, — слабо улыбнулась София. — Мэри объяснила мне, что svat’ya — это русское обращение друг к другу женщин, дети которых вступили в брак.
— Именно, — кивнула Ольга Дмитриевна, подавая знак Степану, который тут же налил в бокал гостьи поданного к осетрине белого вина. — Господь благословил наших детей достойной дочерью, и это единственное, что имеет значение.
— Алтея тоже считала свою беременность благословением, поэтому и назвала дочку Мэри в знак благодарности Пресвятой Деве, — негромко ответила бельтайнка.
